Редкостная Золушка (СИ) - Руж Роксэн

А теперь, глядя в окно на стремящийся внизу поток машин, я боялась, что "хуже" совсем скоро может наступить.

Я уже переросла то время, когда бы стеснялась синяка под глазом. Сейчас, упаси конечно Господи, я бы не пряталась, стараясь сделаться незаметной. Сейчас мне бы заплатили за такое сполна!

Но чего я не могла допустить, так это клейма "Надьки" на себе. Да, судя по местным телешоу, образ побитой собаки хорошо подходит для минутной славы, тем более если играть на контрасте "ДО" и "ПОСЛЕ". Но это путь в никуда. Стать одной из тех о ком шепчутся на любой тусовке, передавая из уст в уста что-то типа: "А ты в курсе, что ее бывший избивал?", "Ага, а теперь то поднялась и ходит с высоко задранным носом", "Полюбас, насосала!".

Я много раз была свидетелем таких разговоров в местном серпентарии (по другому элиту и не назовешь), и отлично знала, кто из этих сплетников прокладывал себе путь подсосом, а кто разбивался в лепешку, чтобы зацепиться за тот небольшой пласт, где обитают настоящие деньги.

Но разве это важно? Нет! Всем подавай грязного белья на тарелочке с голубой каемочкой к утреннему кофе. Остальное уже дело времени и совести.

Совесть…

А есть ли она у него? У Павла?

Я не надеюсь на то, что мой бывший будет почивать его историями про то, как я готовила, стирала, убирала. Нет, он будет рассказывать совершенно другие сказки. В этом я не сомневалась.

А Павел…

Есть ли хоть какая-то надежда, что у этого безэмоционального холодного камня имеется что-то человечное?

Вряд ли…

***

— Ну дай хоть глоток сделать, мужик. Трубы горят!

— Как договорились, сначала информация, только потом водка.

Я видел, как Иван смотрит на купленную в местном магазинчике водку "Путинка" за сто рублей, трясущимися руками обтирая выступающие слюни с бородатого лица.

— А ты все про Надьку что ли? Да, что, баба как баба.

— Бил ее?

— Ну бил, и что? У нас так все делают. А что ей то будет. Всеми днями дома сидела, а я работал. Да я ей все в этой жизни дал. Слушай, ну глоток дай хоть, будь человеком.

Мы стояли в темном проулке, точнее я стоял, а Иван сидел на какой-то мусорной куче. Судя по всему, у него был тяжелый отходняк, так как колотило его знатно.

И вонь! Плотная завеса из сбивающих с ног запахов!

— Почему развелись?

— Обманывала она меня, да. Вот, говорит, каблук на туфле сломался, надо отремонтировать. Знала же сука, что у меня зарплата. А я мужикам говорю, нахера ей туфли, раз дома сидит. Золушка сраная. А мужик один с работы говорит, что туфли ей эти нужны, чтобы к любовнику ходить. А я че, олень рогатый? Пришел домой и показал, как надо мужа уважать. Че, я не прав?

Иван в очередной раз посмотрел на водку в моей руке, но промолчал.

— А дальше что?

— Бабка из соседней квартиры ментов вызвала. Повязали, суки, хотя права не имели. Когда муж жену воспитывает, никто влезать не может. Че не так че ли?

Не так че ли!

Еле сдержался, чтобы не приложиться "Путинкой" к голове алкаша. Об такую мразь и руки то страшно замарать. Не ровен час, подцепишь чего.

Так, надо успокоиться. Вспомнить главное правило журналистики — нужно на все смотреть со стороны, не позволяя эмоциям мешать делать свою работу.

Ну или красивой женщине…

— Что потом?

— Потом меня продержали в обезьяннике. Домой пришел. Дверь закрыта. А ключей у меня нет. А эта сука знала, что я домой не попаду. Пришлось идти к соседу, другу моему, он у нас слесарем работал. Хороший был мужик. Тоже жену воспитывал. Это я понимаю. Ну он мне и помог замок срезать. Дай выпить, помянуть то надо. Хороший был мужик.

— А Надежда?

— Надька то, да свалила. Вещи все оставила. Я думал, придет, как перебесится. Ну я бы ей задал!

— Не пришла?

— Нет. Она и на развод без меня подала, все через адвоката. Сука, я же ей все дал. Сегодня вот увидел в первый раз. Тогда то я хорошо ее разукрасил. Не то, что щас. Идет, цаца, нос воротит. От мужа. Да если бы не я…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— И что, не искал ее? Не узнавал, где живет? С кем?

— Да пошла она! Нашла себе какого-нибудь ебыря, сука!

— На, держи. — Протянул ему бутылку с водкой. Тот схватил ее, тут же отвинтил крышку и присосался к горлышку.

— Фотографию могу сделать?

— Еще одну бутылку купи и фотай. За одну фотку по бутылке, понял?

Хорошо, что за добавкой далеко идти не пришлось. Магазин был тут же, за углом. Взял еще одну "Путинку". Вернулся обратно в проулок.

Иван уже успел выдуть половину бутылки. Взгляд его стал стеклянным, нижняя губа отвисла, с нее текли тянущиеся слюни, а судя по тому, что стекало на его бороду, слюни шли вперемешку с соплями.

— Держи бутылку. Фотографирую.

— Тока ода фота!

— Не бойся, я не буду собирать фотоальбом с твоей мордой.

— Я те! Ты че! Я те!

Мразь!

Не стал дожидаться того, что мне должно перепасть. Зашагал прочь с проулка, который пропитался невообразимой вонью.

Обтер руки о платок, который выбросил в мусорную урну у торца дома. Прошел мимо ресторана, в котором совсем недавно познакомился с Надеждой и зашагал к парковке, где оставил машину.

Любой журналист был бы рад, наткнись он на такую золотую жилу. Из полученной информации можно такую статью состряпать, что она поднимет в рейтингах не только журнал, но и меня. Я даже придумал заголовок: "Как закалялась Стальцова".

Осталось лишь собрать все воедино и облагородить статью фотографией Маркова Ивана Васильевича и сдать в печать.

Только вот было одно большое но…

Позволь мне лобызать тебя

Как же все-таки хорошо жилось женщинам в древнем мире, когда не было телефонов, интернета, газет и Павла.

Максимум, что в то время более или менее походило на желтую прессу, это наскальные рисунки. Интересно, они там тоже выставляли на всеобщее обозрение чужую жизнь?

Так и вижу Павла в звериной шкуре, который камнем выбивает рисунок. Вот я — пять палочек и круг, вот он — шесть палочек и три круга. А вот и полная жопа, нависшая надо мной.

Со времени обеда прошло три часа. Злость моя немного поутихла. Мозг начал активировать режим перезагрузки, чтобы со свежими идеями взяться за решение моей проблемы.

— Андрей Константинович на проводе. — сказала Танюша, предварительно постучав и заглянув в кабинет.

Получив от меня жестикулирующий ответ "меня нет", помощница ледяным голосом уведомила настойчивого Андрея Константиновича, что Надежда Сергеевна отсутствует. Указаний о том, когда будет, Надежда Сергеевна, то бишь я, не оставила.

Господи, такой талант пропадает. Да ее любой банк бы забрал на холодные звонки. Забрал бы, да только я не отдам. Такая Танюша нужна мне самой.

Я часто задавалась вопросом — что нас так связывало с помощницей? До ее появления в приемной моего офиса, я сменила, наверное, дюжину секретарей. Все шли сюда, позарившись на бьюти — индустрию, думая, что здесь помадой намазано. Ан нет, тут приходится батрачить.

Танюша, помню, пришла на собеседование в опрятном, но дешевом костюме. Да, среди остальных кандидаток она в нем очень выделялась. Наверное, на тот момент она была в самом конце списка из тех, кого бы я рассмотрела на должность помощника.

Наконец, настала ее очередь собеседования. Татьяна зашла в кабинет, посмотрела прямым взглядом, без намека над подхалимаж. Это принесло ей первый плюс.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Вопросы я задавала стандартные. Последним и решающим был такой:

— Татьяна Геннадьевна, почему именно вас я должна взять на работу?

Не было ожидаемого и столько раз за сегодняшний день услышанного ответа: потому что я хороший работник или потому что я окончила курсы или потому что мне надоело сидеть дома…