Очарованный якут - Роман Назаров

— Я могу Вам помочь, но. Я Вас совсем не знаю. Могу ли я Вам верить?

— Ты мне веришь? — На капли не сомневаюсь в успехе предприятия.

— Под мою ответственность, если он не вернет долг, то я верну. Радий, ведь ты вышлешь телеграфом?

— Конечно же, — безропотно, полу улыбаясь отвечает Радий.

Её, очевидно, как и меня, очаровал его вид, его голос. Очаровала его энергетика.

— Вы поедите в Тюмень, заработаете денег.

— Да, Лена.

— Я оставлю Вам свой адрес домашний и телефон.

— Спасибо, Лена.

— Я могу Вам девятьсот рублей дать, Роман еще добавит немного, и Вы купите билет.

— Я Вам очень благодарен, Лена.

Радий встал со стула, поклонился. Лена сияла. Когда еще добрые дела совершались так легко и просто?

Устанавливаю AutoCAD.

— Роман, вынь спичку изо рта! Это неприлично!

Кусочек люля-кебаба застрял в зубах.

Дружная была бы четверка — я, С.В., Лена и Абакшин, — если бы не. Если бы Серёга не пил, если бы Абакшин (тяготеющий к православию традиционному) не избегал Лены (тяготеющей к теософии), если бы Лена не учила жить, если бы я работал.

Поговорили о раздельном и видовом питании, о суровой жизни в Якутии (Лена мужественно согласилась, что без мяса на Севере не прожить). О Greenpeace (как спасти Байкал от нефтепровода, животных от цирков, леса от пожаров), о возможной продолжительности жизни людей (Лена проживет не меньше 150 лет), об эхинококках, нетрадиционной медицине, полезности кремния и ежедневных клизмах.

Установил AutoCAD.

Достал носовой платок, высмаркиваюсь.

— Роман, Роман! Фу! Ты что делаешь? Микробы!

— Лена, я тебя умоля-а-аю. Козявки — мои собственные, платок тоже мой. Высморкаюсь, сложу и спрячу платок себе в карман. Все!

— Все равно! Микробы!

Успел прочистить нос, пока она и вовсе не набросилась на меня, спрятал платок. Подумал: а может она и не пукает? Сморкаться нельзя, ковырять в зубах нельзя.

Попили бордовый чай «каркаде».

Поговорили об астральных мирах, элеменалах и лярвах. Я любезно взял сейчас же почитать Л. Дмитриеву «Учение Христа в свете Учения Шамбалы». Абакшин, увидев потом эту книгу у меня дома на столе, закричал: «Рома, убери, убери с глаз долой ересь! Убери! С кем ты связался? С Шизелью! С ведьмой!». Забавно, что новый альбом он назвал «Воин Неба», вероятно, себя имея в виду.

Лена осталась довольна.

Радий теперь без остановки твердил, что Лена — самой чистейшей души человек, что надо ее беречь и холить. У меня же в голове лихорадочно закрутились образы людей, у которых можно было взять в долг, каких-то триста-четыреста рублей. К кому подойти? К тому, кто работает с деньгами. Кто работает с деньгами? В магазин? Был. Опа! В палатку! У предпринимателя Ч-ева кроме магазина и универсама несколько палаток! Сразу же вспомнил ночные развозы товара, как пытаешься объем кузова «Газели» запихнуть в палатку величиной с собачью конуру. Особенно перед праздниками. Точно!

Поскакали. Заглядываю. Кто сегодня работает? Тётя Таня. Женщина добрая, грустная. Отзывчивая. «Тётя Таня, здравствуйте!» — «А здравствуй, Рома! Как дела? Работаешь?» — «Тётя Таня, вот-вот устроюсь, не знаю пока, к вам ли на фирму вернусь, тяжело все-таки у Ч-ева работать…» — «И не говори…» — «Тётя Таня, у меня к вам просьба. Я могу у вас занять рублей триста, на пару дней… Я паспорт в залог оставлю… Очень надо выручить одного человека, купить билет на поезд, отправить его домой…» — «Рома, паспорт не берем. Триста? Я надеюсь на твою порядочность. Я знаю, ты человек хороший…» — «Тётя Таня, век не забуду!..».

Слава богу, сообразил! Всё! Деньги есть! Показываю Радию, танцую пред ним, ура! ура! деньги есть! Всё, Радий, идем билет покупать! Сходили на вокзал, купили в кассе дальнего следования билет до Тюмени, тысяча пятьдесят с комиссионными; еще бы стольник-другой на дорогу — вообще красота!

Впрочем, полторы сотни пришли к вечеру, с рынка. Не в долг Радий взял — заработал! Купили котлет, печенье, шоколад. Съели у Николаевны. Другая сотня свалилась уже тогда, когда и не ждали вовсе. В понедельник, только что с мамой пообщались («И в Бога я не верю!»), пошли на Переговорный звонить другу в Воронеж, предупредить его на всякий случай, чтобы не высылал денег в Александров. Идем мимо пожарки, смотрю — тетя Шура Максимова навстречу. Такая дама в возрасте, в шляпке, в шубке, в сапожках. Шапокляк из мультика напоминает, только без крыски Лариски и сумочки. Идет в гости к маме моей. Тетя Шура меня любит, с десяток фотографий в альбоме, где она держит меня, маленького, годовалого, на руках, улыбается, счастливая, будто я сын ее. А детей у нее нет. И счастлива ли та женщина, по-настоящему, если не может иметь детей? Увидела, обрадовалась. Я с лету: «Тетя Шура, выручайте! Вот друг у меня, из Якутии. Помочь ему хочу, денег на дорогу собираю. Сто рублей не одолжите?». Радий потом сказал: «Рома, это святая женщина!». Я не стал говорить, что она пьет почти каждый день. Но какова была реакция тети Шуры! Без лишних разговоров, без глупых вопросов, без каких-либо сомнений она махнула нам рукой, развернулась на сто восемьдесят градусов и повела к себе домой. Хотела чаем угостить, но мы торопились. Показала в комнате спящего на диване пьяного мужа. Показала кухню — какая она красивая, отделанная как по евростилю (муж — спец по строительным работам). Дала денег да еще заявила, что не в долг, а просто — сто рублей надо? вот, мол, вам сто рублей, ребятки хорошие мои! Подумал, может, надо было триста попросить? Но наглеть не стал. «Всего вам доброго!» — кланяется Радий. Уходим.

И вот вся эта история с якутом, весь этот пучок реальности из близких мне людей и поступков, которые они совершили за четыре дня, — вся эта ситуация сложилась в неожиданное для меня чувство. Которое, возможно, я испытывал когда-то очень давно и ради которого именно, собственно говоря, и стоит жить. Все те четырехдневные переживания — светлые, сильные, с достоинством, — которые выпали на мою долю, — все усилилось и, точнее сказать, закрепилось ни тогда, когда он зашел в электричку, а я остался на перроне, а чуть позднее.

Я вспоминаю теперь это событие, чувство, обрушившееся на меня, переживаю его заново и снова благодарю Бога и Радия. А кого мне благодарить?

Помню, стояли в кафе полчаса до отправления, говорили о том, о сем. Я ему — что он, Радий, как волшебное стекло, сквозь которое я увидел истинное духовное в каждом из тех, с кем живу в этом городе. Он мне — что никогда меня не забудет, что, как знать, еще приедет в гости, и что он мне очень благодарен.

Вышли. Постояли у электрички. Покурили.

Обнялись. Расцеловались.

Заскочил в тамбур, махнул мне рукой. В другой руке — узелок. Двери закрылись, электричка укатила.

Я помню, иду по перрону счастливый, довольный. Не то чтобы гора с плеч, вот, дескать, избавился наконец-то от проблемы. Не то чтобы уж прямо радость христианина, который помог ближнему. Просто — хорошо!

Перехожу вокзальную площадь. И — вдруг! — ноги у меня остановились. Песню я какую-то в голове пел — прекратилась песня. Забыл куда шел.

Там, надо мною, и во мне, и вокруг меня взорвалось что-то невыносимо сладкое и экстатическое. Нет, другое — окутало (свалилось на меня столбом) состояние свободы и блаженства. Силы, возможности исполнить задуманное. Стою, сияю, вероятно, излучаю… И еще такое непосредственное живое ощущение, что Господь Бог обнял меня и поцеловал мою душу.

Секунд тридцать.

Я пришел в себя и, запрокинув голову, произнес в вечернее небо: «Благодарю Тебя, Господи!.. Но я ничего не сделал…»

2006 г.