Журнал «Вокруг Света» №06 за 1982 год - Вокруг Света

До 1970 года в ФРГ меньше четверти городских сточных вод проходило полную очистку. В грунт, а значит, в подземные воды постоянно попадает огромное количество промышленных масел. Объем их в грунтовых водах страны сейчас исчисляется десятками тысяч тонн.

А ведь служба контроля за средой работает четко: все хорошо известно, подсчитано и зарегистрировано. Газеты сообщают итоги. Публикуют обличающие статьи. А заводы дымят и бесперебойно гонят продукцию, наращивая темпы и обогащая владельцев. Промышленные районы постоянно окутаны смогом. В Дуйсбурге на крупном предприятии произошла утечка двуокиси серы. Ядовитые испарения окутали город. У людей возникли ожоги дыхательных путей.

Мы — делегация советских журналистов — путешествовали по югу страны. Мюнхен, Штутгарт, Майнц, Франкфурт-на-Майне. Иной раз казалось, что едем по бесконечному городу: промышленность выплеснулась даже в села. Человеку тесно среди машин, фабрик, заводов. Они раздражают его, ухудшают его здоровье. И человек взбунтовался. Так появился «Зеленый манифест» — программа новой партии «Зеленая акция — за будущее». Она создана в стране в июле 1978 года защитниками окружающей среды. Членов партии называют экологистами, или зелеными.

Требования зеленых, записанные в программе, весьма противоречивы. С одной стороны, они борются за охрану природы. А с другой — призывают к отказу от технического прогресса, возврату к крестьянскому образу жизни, к снижению уровня личного потребления, закрытию фабрик, заводов. Со здравой точки зрения эти требования абсурдны, особенно если учесть высокий уровень безработицы.

Движение зеленых в ФРГ вызвано тяжелой болезнью природы, ведь человек — одна из неотъемлемых ее частей. Но болезнь заметишь не сразу.

Иностранец, приезжая в ФРГ, в первую очередь обращает внимание на ухоженные города, благоустроенные дороги, тщательно возделанные поля. Почти у каждого дома — садик, виноградники. Аккуратные парки, пронизанные солнцем, леса, обильные дичью: то олень пробежит рядом с дорогой, то косуля. Даже кабаны водятся, и, сердито хлопая крыльями, взлетают спугнутые фазаны. Чувствуется хозяйственная рука, пополняющая угодья зверем и птицей.

Когда много дичи — это очень отрадно. Но... В одном из западногерманских журналов был помещен такой снимок: в салоне разбитого автомобиля мертвый олень с ветвистыми рогами. Переходя дорогу, он столкнулся с мчащейся машиной. Погибли и животное и люди. Ежегодно в стране на дорогах гибнет более 200 тысяч диких зверей. Из них только косуль 70 тысяч. И естественно, всякий раз подвергаются опасности люди. Слишком уж много, чересчур много движущейся, несущейся, стремительной техники на дорогах. Трактора и комбайны уничтожают на полях молодняк зайцев, косуль, давят птичьи гнезда. В почву с удобрениями и сточными водами промышленных предприятий поступают ядохимикаты, и отравленные животные пополняют список беззащитной фауны.

В промышленном пригороде Франкфурта-на-Майне мы встретились с членами комитета по борьбе против строительства новой взлетной полосы аэропорта. По плану потребуется уничтожить полтысячи гектаров уникального Гессенского леса, срубить три миллиона деревьев. А ведь этот район — Мерфельден — лежит в низине. Тут сплошные химические предприятия. Ко всему этому — мощный аэропорт с неумолчным ревом садящихся и взлетающих самолетов. Воздух здесь загрязнен до такой степени, что при двух миллионах безработных в стране со здешних предприятий увольняются рабочие. Дело в том, сказал мне рабочий типографии, что жизнь в Мерфельдене стала просто невыносимой — невозможно дышать, болеют дети, старики...

Леса покрывают почти треть территории ФРГ. Но леса эти сплошь, можно сказать, рукотворные, посаженные человеком деревья обычно одной породы. Десять из двадцати девяти миллиардов деревьев в стране составляет ель.

В Гессенском лесу мы видели ее посадки. Странное впечатление. Вроде бы лес как лес. Стройные ряды будто калиброванных деревьев. Чистые просеки. Кое-где видны кормушки для оленей, возле них следы зверей. И все-таки каким-то непривычным был лес: в нем нет валежника, нет молодого подроста. И на кронах лежит серо-пепельный налет, будто лес поражен болезнью.

Он действительно болен.

Потом я прочитал, что в разных лесах страны где пятьдесят, где восемьдесят процентов елей находится под угрозой гибели. Причина — ядовитые осадки, содержащие чрезмерное количество сернистого ангидрида — промышленность выбрасывает его в воздух. Врагом лесов — да и всего живого — стали кислые дожди. С неба падает не вода, а слабые растворы серной и азотной кислот. Они разъедают даже железо и камень, особенно мрамор. Гибнут не только деревья, травы, грибы и лишайники — гибнет все живое. На территории ФРГ лишь за последние два десятилетия полностью исчезли 200 видов полевых растений...

Если этот процесс не остановить, свидетельствуют ученые, то до конца века леса ФРГ вымрут. Известный зоолог Бернгард Гржимек писал: «Одно время я занимал пост федерального уполномоченного по вопросам охраны окружающей среды. Но ушел в отставку, сочтя, что не имею морального права обманывать общественность. Несмотря на звучный титул, эта должность давала мне возможность бороться лишь с мелкими браконьерами. Но преодолеть хищническое отношение к природе со стороны промышленных кругов оказалось невозможным! Это не значит, что я сдался и прекратил борьбу».

Люди, участвующие в движении за охрану окружающей среды, стали понимать, что главный виновник разрушения природы — «монополии, власти и. другие институты капиталистической системы».

Путешествие по стране дает массу вроде бы незначительных на первый взгляд наблюдений. Но, суммируя их, можно сделать очень серьезные выводы.

Мы были в ФРГ в предрождественские дни. Города и села украсились праздничными базарами. Люди покупали подарки, рождественские украшения: венки из хвои, еловые шишки, елочную мишуру. В крупных городах на площадях дети катались на пони. Многие шли семьями в парки, ботанические и зоологические сады. На улицах прохожие вели на поводках собак и собачонок. Здесь любят животных. Может быть, это тоска по природе, девственным ландшафтам, которых здесь не осталось...

...Бутылки с водой альпийских ледников стояли в магазине, чистой водой, которой так не хватает в тесно застроенной, задымленной стране.

Вспомнились материалы Европейского совещания по охране окружающей среды, проходившего в Женеве. Страны — соседи ФРГ высказывали претензии в ее адрес — она источник отравления воды, почвы, воздуха соседних государств. Даже на высокогорные ледники выпадают отравленные осадки. Ледники, откуда струится прозрачная вода, аккуратно закупоренная в эти бутылки...

А. Рогожкин Мюнхен — Франкфурт-на-Майне — Москва

Берег костров

Не припоминаете Пашу Сафонова? — спросил хозяин квартиры после краткого рукопожатия. Передо мной стоял немолодой человек, тщательно причесанный, подтянутый — так, будто ждал не меня, а посланника с верительной грамотой и теперь обдумывал, как и в каком стиле вести встречу... Зная в общих чертах биографию хозяина, нетрудно было усмотреть в этом обычное состояние, приобретенное на долгой дипломатической службе: непроницаемое лицо, цепкие, оценивающие собеседника светлые глаза. Он пропустил меня в скупо обставленную комнату, где основное место было отведено небольшому столику, двум креслам и библиотеке, а сам ушел в кухню, откуда доносился шум льющейся из крана воды. В ожидании я задумался о странном вопросе хозяина. Я знал его как Павла Федоровича Сафонова. И встретился впервые. А потому скоро пришел к выводу: хозяин понимает, что я пришел к нему как к первостроителю Комсомольска-на-Амуре и, готовясь к беседе, в такой своеобразной форме вслух обратился к своей памяти, самому себе, каким он был полвека тому назад.

Павел Федорович вернулся с вазой яблок, поставил на стол и, предлагая сесть, еще раз справился:

— Не вспомнили Пашу Сафонова?

Он сел и, хотя был одет во все мягкое — вельветовая куртка, бесшумная обувь,— спина его оставалась несгибаемой. На какое-то время его взгляд остановился на вазе, будто он разглядывал свежие капли воды на плодах.

— Прошу вас, угощайтесь,— сказал он,— чище воды ничего на свете не бывает.— Подождал, пока я возьму яблоко, и только после этого выбрал себе не самое крупное, с хрустом надкусил, да так откровенно, что это можно было принять за приглашение к непринужденному разговору.

Павел Федорович, видимо, заметив, что его вопрос озадачил меня, сказал:

— Ладно. Не ломайте голову... Если не ошибаюсь, вы встречались со Смирновым Сергеем Ивановичем?

...Это было в лето 1978 года в Комсомольске-на-Амуре. Во Дворцовом переулке, на окраине города, мне открыл дверь человек, и по его виду я понял, что он занимался ремонтом. Крепкий коренастый человек с аккуратной сединой, тихими спокойными глазами. Как только он узнал, зачем я пришел, ввел меня в комнату, куда была собрана вся мебель квартиры, сел и, положив руки на колени, без всякого интереса к гостю стал рассказывать, каким он был в те годы, как приехал в Москву из Костромской области, как строил пристройку к Камерному театру, потом — Ленинград, попал на Путиловский завод, как в 1932 году уходил строить Комсомольск-на-Амуре. Слушал напутственные слова Сергея Мироновича Кирова в Смольном...