Человек, который вышел из моря - Анри де Монфрейд

V

Во время ее пребывания в Джибути мадемуазель Вольф нельзя было постоянно держать взаперти в госпитале. Поэтому господин де ла Уссардьер попросил местного агента обеспечить постоянное сопровождение девушки, когда ей захочется выйти в город. Обычный бой не мог дать достаточных гарантий, выступая в роли охранника, а если надо, то и осведомителя. Посоветовались с Ломбарди, и тот сразу же предложил воспользоваться услугами своего шпиона, негра Жозефа Эйбу. Это пришлось как нельзя кстати, ибо создавало прикрытие для слежки, объектом которой был я. Сопровождая девушку в лавочки и к торговцам всякими диковинками, он мог болтать с людьми, собирая попутно бесценные сведения о предмете и цели подготавливаемого мной путешествия. Впрочем, все это было секретом полишинеля, и хитрюга Али Омар не преминул поведать Эйбу, разумеется, под большим секретом, одну из тех фантастических сказок, которые так будоражили воображение представителей властей.

К несчастью, в этой сказке упоминалась мимоходом моя тайная остановка в Суэце. Когда Али Омар сообщил мне о новой мистификации, я высказал ему свое неудовольствие, но он возразил на это, что джибутийскую таможню таможня Суэца интересует лишь как повод для шуток на тему о том, как она дает себя облапошить.

Он говорил правду, однако забывали при этом о Ломбарди, да и я тоже, надо признаться, о нем не думал. Этот зловещий тип вскоре понял, каким образом можно взять надо мной реванш: в самом деле, достаточно было своевременно предупредить египетскую таможню, чтобы она подняла по тревоге патрульные катера, и я оказался бы в мышеловке, войдя в Суэцкий залив.

Провидение словно нарочно посылало ему «Воклюз», на котором должна была уплыть мадемуазель Вольф. Пароход доберется до Суэца самое большее через пять суток, тогда как моему паруснику понадобится в лучшем случае двенадцать – пятнадцать дней. Пробравшись на судно тайком либо нанявшись кочегаром, Жозеф Эйбу мог успеть известить египетские власти о моих планах.

Подумав, Ломбарда решил посадить его на пароход нелегально, чтобы, во-первых, не привлекать внимания к этой поездке, ни чем не оправданной, и, во-вторых, позволить ему сойти на берег инкогнито, поскольку кочегарам-туземцам могли отказать в увольнении. И тогда вся операция пошла бы насмарку, не явись он в полицию.

Типичная внешность раба, которая делала Эйбу похожим на так называемых барбаринских суданцев, весьма многочисленных в Египте, давала ему возможность смешаться с туземным населением, не вызывая никаких подозрений. Оказавшись на борту парохода среди арабских и суданских кочегаров, при пособничестве серинжа, которого всегда можно было подкупить, он растворился бы в их толпе, став недоступным для контроля.

Если бы до меня дошел слух об этом заговоре, я бы отложил отплытие, ибо сразу же после того, как по тревоге в море вышли бы патрульные катера, Суэцкий залив и северная часть Красного моря стали бы объектом пристального наблюдения и лодки Ставро, посланные мне навстречу, наверняка были бы задержаны. Экипажи, попав в руки к египетским полицейским, умеющим развязать языки средствами, мало чем отличающимися от методов допроса с пристрастием, сознались бы в том, что они ждали партию гашиша. И «Альтаир» был бы арестован, даже если бы в момент досмотра компрометирующего груза на его борту не оказалось.

VI

Я спешно завершил последние приготовления, торопясь выйти в открытое море и освободиться от обязательств, которые, несмотря на все мое пренебрежение к общественному мнению, вынужден был брать на себя в городе из уважения к немногим своим друзьям.

Я и не догадывался о том, что эта поспешность привела бы меня к гибели, если бы обстоятельства не задержали корабль в пути.

Поэтому я с легким сердцем поднял парус за три дня до прибытия «Воклюза», запоздавшего по причине аварии.

Разумеется, мне пришлось сделать остановку в Обоке, чтобы взять партию гашиша. Я прибыл туда уже поздно утром, после того как все слабеющий ветер заставил нас более двух часов лавировать перед входом на рейд.

Чтобы наверстать опоздание, я рассчитывал сняться с якоря на рассвете следующего дня, как только береговой ветер позволит мне обогнуть Рас-Бир.

Я велел постелить мне на террасе из-за жары, особенно тягостной в тот вечер, и быстро уснул, убаюканный вялым ритмом моря, скованного штилем, которое оставляло фосфоресцирующие языки прибоя на пляже у подножия дома.

Около полуночи меня внезапно разбудил знойный хамсин, северо-восточный ветер, неожиданно приносящийся из пустынь яростным ураганом. Я поспешно вернулся в дом, чтобы закрыть все окна и двери, опасаясь, что крышу сорвет сквозняком.

Песок с треском хлестал по деревянным перегородкам второго этажа, в то время как ветер свистел и завывал в щелях. Я сразу же вспомнил об «Альтаире», который оставил на двух легких якорях; но на его борту были четыре матроса: наверняка они бросили еще один большой якорь.

Тем не менее я выбежал на пляж и увидел, что Мола и Кадижета, которые должны были находиться на судне, волокут к воде хури. Они сошли на берег, уповая на хорошую погоду, и ураганный ветер застал их на окраине деревни, в небольшом оазисе, где были их стада и их жены. Отчитывать их было некогда; я впрыгнул вместе с ними в лодку, и нас понес ветер.

«Альтаир», повернувшись к ветру боком, дрейфовал на якорях, приближаясь к рифу.

Два матроса, оставшиеся на борту, попытались бросить большой якорь, но в панике плохо закрепили шток, и он соскользнул, из-за чего якорь лег плашмя на дно и волочился за судном.

Риф был в полукабельтове от «Альтаира», я понял, что судно погибнет. Однако мне удалось подняться на борт, и я попытался предпринять отчаянный маневр, так как времени разогреть мотор у меня не было.

Оба якоря, только и тормозившие дрейф, имели еще по три смычки цепи на борту; я велел закрепить их на корме и освободил от крепления на носу, ударами топора срубив битенг крамбола, чтобы ослабить глухой узел и дать судну встать кормой к ветру. За какие-то мгновения оно подошло совсем близко к рифу, но цепи натянулись, и корабль, вовремя развернувшись на якорях, сел форштевнем на мадрепоровый нарост. Этого препятствия оказалось достаточно для того, чтобы облегчить якоря, которые хорошо углубились в грунт. Теперь можно было выбрать большой якорь и как следует закрепить шток. Каким-то чудом я сумел втащить его в хури, не опрокинув лодку. Когда ее отнесло на полкабельтова по ветру, у меня наконец появилась точка опоры.

Береговой ветер и отсутствие зыби позволили завершить этот опасный маневр, хотя судно рисковало боком наскочить на риф. Пострадал только форштевень, тогда как если бы «Альтаир» остался в прежнем положении, были бы повреждены руль, винт и корабль наверняка получил бы пробоину в подводной части кормы.