Психиатры шутят. Краткое руководство по разведению тараканов - Микки Нокс

Дочь: – Была.

Врач: – Случайно не эльфом?

Дочь, удивленно: – Эльфом.

Врач, встав, опершись на стол и нависая над «больной»: – А САУРОНА ПОМНИШЬ?!

Надо было видеть лицо матери…

У психиатра.

– У вас в роду были проблемы с психикой?

– Вроде нет.

– Приятно быть первым, не правда ли?

В областной психиатрической больнице.

Пожилая дама в регистратуре пытается разобраться, куда дели мою карточку, и периодически возмущенно восклицает:

– Нет, ну это просто сумасшедший дом какой-то!

Приходит ко мне недавно соседка сверху – божий одуванчик лет под восемьдесят, но бодрая еще, да и с головой у нее все в порядке было. Оглядывается, вздрагивает от каждого шороха. И – шепотом:

– Можно войти?

– Заходите, – говорю. – Что у вас?

Вижу, мнется бабушка. Полезли в голову предположения, вплоть до абсурдных: кошелек в унитаз уронила? чайник сожгла? может, шпана местная ее чем обидела?

– У меня тут… – начинает она, решившись. – Ты знаешь, я ведь не чокнутая еще. Возраст возрастом, а мозги на месте. Просыпаюсь я, значит, утром – а у меня в голове голоса… Бурчат что-то невнятно, мужской и женский. Прям как ангел с дьяволом… Что делать-то?

Еще один сосед у нас врачом на «Скорой» работает. Так, говорю, и так – помутилось у хорошей женщины в голове, проследи, будь другом, чтоб в хорошее место запихнули.

Ну, уехали. Часа два прошло уже. Сижу, глажу кота. Вещи ей в больницу собрать, квартиру закрыть… Родственников бы найти, хотя она про них ни разу не говорила, видать, бросили. Так что пусть у меня лежат ключики, авось, вылечат старушку, вернется – отдам.

И тут – голоса.

Думаю – заразно это, что ли? Второй раз психушку вызывать или не надо пока? А у самой руки трясутся.

Решила: ну все, экстракт валерианы для храбрости – и назад, к соседу. Кидаюсь в туалет, набираю в кружку ледяной воды и вдруг понимаю, что голоса-то громче стали. Прислушиваюсь и обнаруживаю, что ругань несется из дырки в стене.

А у нас в доме труба недавно лопнула в стояке. Долбили стенку и меняли, а закладывать – это уже к хозяевам квартир. Мы дырку кирпичами закрыли, а старушка, видать, не озаботилась…

Бегу снова на третий, звоню в дверь:

– Женя, ты приехал? Собирайся, надо ее забрать.

Как мы психиатров убеждали, что бабушка нормальная – это уже отдельная история.

Мой хороший друг учится на стоматологическом факультете нашего местного медицинского университета. И у них, как и у всех порядочных медиков, пары по психиатрии проходят, так сказать, в полевых условия – в городской психиатрической больнице. Санитары там очень любят похвастать своими «особенными» экземплярами больных. В общем, заводят группу студентов в палату – двое пациентов, полностью укутавшись одеялами, неистово скачут на кроватях, третий сидит молча, лишь из-под одеяла зыркать полные обиды глаза.

– Мужики, а вы чем занимаетесь? – спрашивает санитар.

– А мы играем в попкорн, взрываемся! – весело отвечает один из прыгунов, скача на кровати.

Санитар медленно подходит к третьему, который сидит молча.

– А ты чего с остальными не играешь? – допытываться санитар.

– Как так? Играю. Просто я сейчас к сковороде пригорел и взорваться не могу, – грустно отвечает больной.

Учусь в мед. Проходила практику в психбольнице. С виду нормальные люди… мужчине 47 лет, все так интересно рассказывал… о себе, где жил… и я уж думать начала, что он там делает, пока не начал утверждать, что ему два годика…

Вчера на медосмотре был поставлен психиатром в тупик.

На простейший вопрос: «Вам не кажется, что за вами постоянно кто-то следит?» – я не знал, как дать ответ.

С одной стороны – мании преследования у меня нет, но с другой стороны, в здании организации 126 камер наблюдения, все это мониторится в реальном времени несколькими сотрудниками безопасности, а я занимаюсь обслуживанием этого оборудования, системой записи и архивации данных с этих камер наблюдения.

Один из сотрудников патентного бюро как-то сказал, проходя у нас медкомиссию, что у них на работе, мол, очень не хватает психиатра. Хотя бы на полставки. Уж очень интересные люди порой приходят. А уж изобретения, на которые они требуют выдать патент, и того интереснее. Опять же, сотрудникам после общения с особо упорными изобретателями и самим бы не помешала реабилитация. Пришлось разочаровать человека: психиатров и в диспансере-то неполный комплект, не говоря уже о других службах и предприятиях. А что касается изобретателей потусторонней связи, стоп-кранов для апокалипсиса и торсионных приводов для летающих тарелок – они к нам и так в итоге обратятся. Скорее всего.

Павел Андреевич (назовем его так) ходит на прием уже лет пятнадцать.

Принимает таблетки от слежки. Так намного лучше: сигнал с чипа, который, по глубокому убеждению Павла Андреевича, ввели ему, как и всем прочим младенцам, под видом прививки в детском садике, эти лекарства хорошо блокируют, и западные спецслужбы остаются с носом. Ни местоположения объекта теперь определить, ни мысли просканировать.

Все-таки молодцы эти наши сотрудники госбезопасности, вовремя подсказали человеку, куда ему надо обратиться.

А то он все больше их осаждал. Заявления о прослушивании и подглядывании носил, оборонные проекты предоставлял на рассмотрение. После одного, особенно секретного, с привлечением космонавтов-камикадзе, сотрудники схватились за голову и порекомендовали впредь обращаться к их спецагенту под прикрытием.

Наш сотрудник, сказали они, работает в психиатрической больнице. Сами понимаете, ни одна западная разведка не догадается, чем он там на самом деле занимается. Так вот, все проекты и заявления – это к нему. Заодно и про слежку скажите. Ага, и про сканирование мыслей – тоже.

В общем, теперь Павел Андреевич сотрудничает со мной. Приходит раз в месяц, время от времени приносит на рассмотрение очередной оборонный проект, берет таблетки от слежки и ментального сканирования, и мы расстаемся.

В этот раз Павел Андреевич пришел с новой разработкой. Вошел в кабинет, затем снова вышел, подозрительно поглядел на других посетителей, вернулся, сел рядом, достал чертежи.

– Я показываю, вы запоминаете, – сказал он, наклонившись поближе. – Все как обычно. Потом я уничтожу записи.

– Хорошо, – пожал я плечами. – Только постарайтесь на этот раз не уничтожать их в нашей урне около входа. Санитарки ругаются на демаскировку учреждения. Итак, с чем пожаловали?

– Разработка для защиты экипажа танка при прямом попадании кумулятивного заряда, – важно поднял палец Павел Андреевич. – Позволяет выжить и сохранить боеспособность.

– Ого! – удивился я. – И как такое возможно?

– Очень просто, как и все гениальное, – снисходительно поглядел на меня изобретатель. – В момент взрыва, точнее на доли секунды раньше, в воздух распыляется нюхательный табак.

– И?

– Экипаж чихает, зажав нос. От этого повышается давление в носоглотке, да и во всем организме. Это давление уравновесит то избыточное внешнее, что будет создано при взрыве. Каково?

– Лихо! – восхитился я. – Но возникает второй вопрос: а температура при взрыве? Я понимаю, что быть только слегка обугленным лучше, чем обугленным и контуженным, но все равно неприятно.

– Вы не дослушали до конца, – с упреком поглядел на меня Павел Андреевич. – Есть средство.

– Какое же?

– В воздухе для поглощения энергии взрыва должна постоянно присутствовать влага. А когда в машине запотевают стекла? Правильно, когда водитель или пассажир с похмелья. Видите, как просто и изящно?

– То есть вы предлагаете…

– Именно! Экипаж должен постоянно быть слегка с похмелья! – воскликнул Павел Андреевич.

Я представил, как обрадуются такому нововведению в танковых войсках, и покачал головой.

– Запомнили? – спросил меня изобретатель.

– Такое разве забудешь! – уверил его я.

– Тогда выпишите мне пару упаковок тех таблеток, от слежки. А то последние пару недель Моссад уж очень активизировался.

Некий псих, только что выпущенный из больницы, написал в прокуратуру заявление, что медсестры данного заведения отказывали ему в сексуальных услугах, чем ущемляли и т. д. В прокуратуре то ли протормозили, то ли прикололись, но заявлению был дан ход. Ответ главврача ПНД (психоневрологического диспансера) был гениально краток: «У нас нет лицензии на оказание такого рода услуг».

Лежал в психушке. В первый день, когда пришел, сразу лег на койку и начал дремать. После приходит какой-то псих, упрется рукой в стену справа от меня, над моей тумбочкой, чуть ли не надо мной начинает считать: «21, 22, 23….». Ну мне даже как-то страшновато стало с закрытыми глазами лежать, вдруг что-нибудь сделает. Ну успокаивается, так думаю.