Формула гениальности - Шокан Алимбаев

Наркес проводил сеансы как всегда хладнокровно, постепенно наращивая жесткость формул. Было однако видно, что невидимый и упорный соперник начинал тревожить его все больше и больше.

Индуктор не мог воздействовать на глубинные механизмы психики и мозга перципиента в той степени, в которой это было доступно гипнозу. Но он мог навязать ему свои сиюминутные мысли, влиять на его поведение и настроение в любой конкретный момент, толкнуть на необдуманный поступок. Наркеса несколько успокаивало то, что Баян не только не выходил на связь с таинственным незнакомцем, но и активно отторгал, разрушал ее. Несмотря на это, индуктор не собирался складывать оружия перед союзниками. Видимо, он решил не на шутку потягаться с Наркесом. В этой сложной и трудной психологической борьбе прошло еще несколько дней.

4

Наркес провел очередной сеанс гипноза и из клиники прошел в Институт.

Когда он вошел в кабинет, навстречу ему от его стола шла Динара.

– Здравствуйте, Наркес Алданазарович. Приходил Шахизада Ибрагимович. Оставил вам списки преподавателей медицинских вузов, присланных для прохождения стажировки в Институте. Сказал, что еще зайдет.

Наркес стал просматривать списки. Размышления его прервал вошедший Шахизада Ибрагимович Бейсенбаев, ученый секретарь Института, невысокий пожилой мужчина. Быстро пройдя к столу, он поздоровался и без предисловий приступил к делу;

– Наркес Алданазарович, диссертацию Каирбекова уже направили на внешние отзывы в Москву, Ленинград и Киев. Статью Бексултанова с новыми данными о нейронах мозга предложили для публикации в сборник материалов для соискателей.

– Опубликовать ее мы всегда успеем. Запросите сперва Всесоюзный научно-исследовательский институт биологической информации. Не была ли где-нибудь опубликована такая работа. Если не была, то пусть они зарегистрируют ее у себя. Это же равносильно публикации. Потом и публикуйте где хотите, в журналах или в сборниках для соискателей. – Наркес остановился и сделал паузу. Шахизада Ибрагимович внимательно слушал его. – Соискателям Абдрахманову, Айтиеву и Бектургановой дайте в помощь кандидатов Омарова и Джаманова. Доктора все загружены по горло. Пусть кандидаты и помогут им на общественных началах…

– Ахметов просит увеличить штат его сотрудников на одну единицу, ссылаясь на необходимость новых фундаментальных исследований в этой области. У них сейчас пять человек. Они хотят, чтобы у них было шесть сотрудников.

– Хорошо, мы подумаем, обговорим этот вопрос и, если есть такая необходимость, то пойдем им навстречу.

Уточнив все вопросы, которые он хотел задать директору, Шахизада Ибрагимович вышел. В дверь заглянула Динара.

– Наркес Алданазарович, поднимите, пожалуйста, трубку. Вас просит Сартаев.

– Здравствуйте, Наркес Алданазарович, – громко послышалось в трубке. – Это я, Сартаев. Я хотел поговорить с вами… Приезжайте в Академию.

– Хорошо, – ответил Наркес и опустил трубку. Через некоторое время, собравшись, он вышел из кабинета…

– Я поехал в Академию, – сказал он Динаре, вопросительно взглянувшей на него.

По пути в Академию, внимательно наблюдая за движением транспорта, Наркес думал: «Зачем он вызвал меня? Поговорить о работе Института или о предстоящих делах по отделению? Или узнал об эксперименте? Не все ли равно мне, зачем он меня вызвал? От этого, собственно, ничего не зависит».

Карим Мухамеджанович встретил Наркеса как всегда любезно. После нескольких вопросов о работе Института, он, не долго медля, приступил к делу.

– Вы, говорят, проводите какой-то новый эксперимент? – вопросительно глядя на молодого ученого, спросил Карим Мухамеджанович.

«Кто? Кто сказал ему?» – молнией пронеслась у Наркеса мысль.

– Да, провожу, – сдержанно ответил он.

– И в чем же его суть? – снова спросил Карим Мухамеджанович.

– Это психологический эксперимент по стимулированию способностей человека,

– глядя на пожилого ученого, ответил Наркес. – Цель его – добиться усиления способностей у человека с. ординарным генотипом.

– И с кем вы его проводите? – ровным и любезным голосом произнес Сартаев.

– Со студентом первого курса математического факультета КазГУ Баяном Бупегалиевым:

Карим Мухамеджанович некоторое время сидел молча, словно стараясь осмыслить все значение постфактума, перед которым его поставили, и лучше собраться с мыслями.

– Но в плане экспериментальных работ Института за этот год, представленном нам, о нем ничего не говорится, – мягко заметил он.

– Да, не говорится… – несколько неохотно ответил Наркес.

– А вы уверены, что он окончится благополучно и с Бупегалиевым ничего не случится? – Вопрос был задан все тем же ровным и любезным голосом, Тем не менее, Наркес почувствовал себя немного неприятно, словно с юношей уже что-то случилось. Но он не хотел выдавать охвативших его на мгновение сомнений и коротко ответил:

– Уверен.

Пожилой ученый снова посидел, размышляя о чем-то, и через некоторое время прервал молчание:

– Ну, хорошо, Наркес Алданазарович. Давайте сделаем так. Поскольку вы миновали сессию отделения и бюро отделения, то подготовьтесь к докладу и выступите с ним на ближайшем заседании президиума.

Наркес понимал, что, вынося обсуждение эксперимента сразу на бюро президиума, минуя бюро отделения, Карим Мухамеджанович ставил его под удар, но не счел нужным что-либо сказать. Ученые встали и, молча пожав друг другу руки, простились.

На работу Наркес возвращался далеко не в лучшем настроении. «Кто же все-таки сказал ему? – снова подумал он и тут же себе ответил: – Какие удивительно наивные вопросы могут задавать себе порой взрослые люди. Кто же кроме индуктора? Он и поспешил обрадовать своего благодетеля. Две коалиции… Двое против двух… – мысленно пошутил он и невесело улыбнулся этой своей шутке. – Будем стоять до конца». Он понимал, что впереди предстоят трудные дела и, быть может, самая тяжелая борьба, которую ему когда-либо придется вести в жизни. Он вспомнил слова Ньютона: «Я убедился, что либо не следует сообщать ничего нового, либо придется тратить все силы на защиту своего открытия», – и усмехнулся. Слова эти были сказаны великим ученым в одну из минут крайнего огорчения, которое люди заурядные любят в избытке доставлять гениям, мстя им за уникальную одаренность, будучи лишены ее сами. Есть что-то в страданиях и лишениях гениальных людей отвечающее тайным страстям человеческим… Что скажет теперь он, Наркес, в конце всей этой, судя по первоначальным и скрытым пока признакам, грандиозной «драчки»? Ответ на этот вопрос должно было дать будущее.