Рассказы о Чарлзе Дарвине - Вера Корсунская

Чарлз в раздумье шёл по саду. Ясно, что о медицинской карьере и думать нечего. Но пастор… У священников много свободного времени. Возможно, что тихий приход где-нибудь в живописном уголке Англии и есть его судьба? Как это отец сказал… Собирать червей — пустое дело, это — не профессия. Может быть, отец и прав… Во всяком случае, пастор может сколько угодно коллекционировать жуков, червей, птиц и моллюсков.

Чарлз будет пастором

Мистер Шоу посмотрел на окно во втором этаже, направо от входа. «Он опять развлекается щёлканьем бича! Этот Дарвин. Впрочем он из хорошей семьи и вполне джентльмен… Так любит скачки! — размышлял почтенный наставник, прислушиваясь к странным звукам, долетавшим до него из открытого окна. — Наши мнения о лошадях всегда сходятся», — заключил он свои размышления и, успокоенный последней мыслью, прошёл мимо дома, где жили студенты.

— Браво, Дарвин! Первенство за вами!

У Чарлза гости. Мебель сдвинута в одну сторону. Хозяин стоит у двери, с торжествующим видом поглядывая на друзей. Он только что погасил холостыми выстрелами из пистолета несколько свечей, одну за другой, и притом почти не целясь.

— А обед у нас получился на славу, не правда ли, уважаемые джентльмены? — сказал один из собравшихся.

Все рассмеялись: салат из дождевых червей, жаркое из морских свинок и улитки. Восхитительное меню! Все кушанья придуманы и приготовлены самими студентами. У них молодые желудки, неистощимая весёлость, а стакан вина придал храбрость, необходимую (с чем каждый согласится) для уничтожения названных блюд. Потом им всем было приятно думать, что очередные экзамены сданы, до следующих же далеко. А пока весело и интересно узнавать, каковы на вкус всякие зверюшки. Разве какой-нибудь учёный зоолог знает это?

Все чувствовали себя легко и непринуждённо, хохотали по всякому поводу, а когда казалось, что уже все острые словечки исчерпаны, кто-нибудь говорил:

— А помните, как…

Вспоминали разные смешные случаи, происшедшие с кем-нибудь из них, и снова смеялись.

— Сколько же тогда птиц было ваших? Расскажите-ка, мистер Дарвин.

Под дружный смех Чарлз начал…

— Дело было осенью. Чуть начало рассветать. Я сунул ноги в сапоги, поставленные с вечера у самой кровати, чтобы утром не терять времени на сборы, и отправился к соседям на охоту, где меня уже ждали приятели.

— Что у вас за верёвочка? — спросил один, заметив тонкий шнурок, пропущенный через петлицу моего сюртука.

— Я веду счёт застреленным мною птицам. Отмечаю каждую узелком и потом заношу в особый список. Люблю точность.

— Гм! Это дело, — согласились со мной.

Охота была удачной, но как только Чарлз выстрелит, так другой кто-нибудь также перезаряжает ружьё: «Это птица не пойдёт в счёт, потому что и я стрелял». Лесник, бывший с ними, подтверждает, что стреляли двое. Чарлзу очень досадно: узелков-то нет! Позднее друзья покаялись ему в своей проделке…

Чарлз — очень добродушный и общительный. Товарищи любят его за открытый характер, за то, что Чарлз всегда готов выкинуть вместе со всеми весёлую штуку. В то же время каждый из них питает уважение к нему. Большой, широкоплечий, отличный спортсмен и охотник — качества, очень почитаемые среди студентов. Но больше всего покоряет его страсть к изучению природы. Никто не приносит таких редких животных, как Дарвин; никто не может, как он, с первого взгляда определить, что это за вид, будь то животное или растение. Наконец, как много он читает, да и экзамены сдаёт, не посещая лекций, и совсем не плохо.

Это верно. Чарлз научился сдавать испытания, не затрачивая на подготовку много времени и не вспоминая о них в промежутках между сессиями. Богословские науки совсем его не интересовали! Он аккуратно сдавал экзамены, чтобы не огорчать отца, — и всё.

Самое важное заключалось в другом: в чувстве свободы, в том, что он в Кембридже располагал временем по своему усмотрению, а следовательно, сколько душе угодно читал, бродил, собирал коллекции.

Жуки! Он был способен целые дни и долгие вечера сидеть за столом в своей комнате, расправляя им ножки и усики и приготовляя коллекции. Вот и сейчас он рассматривает в лупу коконы — чьи они? Чарлз не успокоится, пока не узнает этого.

«Ха-ха-ха» — громко засмеялся молодой энтомолог, вспомнив своё вчерашнее приключение. После обеда он довольно долго ходил по старому парку, тщательно разыскивая что-нибудь новенькое. Ничего особенного не попадалось, а уже темнело. Собравшись уходить, он оторвал кусок коры с одного дерева. Два бесподобных жука! Сразу схватил одного правой рукой, другого левой, счастливый, что всё-таки день не прошёл даром. И вдруг что-то зашевелилось в расщелине дерева. Заглянул — а там жук ещё более замечательный. Мгновенно сунул жука, которого держал в правой руке, себе в рот. Но тот обжёг ему язык такой едкой жидкостью, что Чарлз не выдержал и сплюнул, а тем временем и третий жук скрылся.

А эту прекрасную жужелицу, на которую сейчас наставил лупу, как-то осенью он нашёл на обрыве. Самая же крупная из этого семейства взята в плен неделю назад у придорожного столба. Каждого жука он отлично помнил «в лицо». Пройдут десятки лет, убелённый сединами, всему миру известный учёный скажет: «Я могу восстановить в памяти точный вид некоторых столбов, деревьев и береговых обрывов, где мне удалось сделать удачные находки».

…Сегодня Чарлз любит своих жуков, как ещё никогда не любил. В книге одного учёного-энтомолога он только что прочитал: «Пойман Ч. Дарвином, эсквайром!» Да, этого жука он послал учёному, и тот напечатал такие изумительные волшебные слова. Чарлз готов прыгать, кувыркаться через голову… Это не шутка — попасть в большую книгу.

Стук в дверь заставил его умерить свой восторг. Вошёл человек и втащил в комнату большой тяжёлый мешок:

— Вот, мистер Дарвин. Ни одного дерева не пропустил. Опять же и барки облазил! — И он вытряхнул на пол содержимое мешка. Посыпались клочки лишайников, мох, куски коры, полусгнившие обломанные сучки. Чарлз, опустившись на колени, бережно подбирал их и внимательно рассматривал: того и гляди какая-нибудь неожиданная прелесть уползёт незаметно и не попадёт в его коллекцию.

Всё это целую зиму нанятый молодым натуралистом работник собирал на старых деревьях и пнях. Он сметал мусор со дна барок, на которых привозили с болот тростник.

Далеко за полночь погас, наконец, огонь в комнате Дарвина. Он лежал в постели, перебирая в памяти всё найденное сегодня в мешке. Новая методика сбора насекомых — его выдумка — вполне себя оправдала: в коллекции прибавилось несколько редких видов.