Яростный поход. Танковый ад 1941 года - Георгий Савицкий

Клаус Гриславски помнил, как торжественно встречали в порту Гданьска «карманный линкор» Кригсмарине «Граф Шпеер». Тогда в для горожан это было зримым воплощением помощи Фатерлянда, оторванным от родной земли соотечественникам.

А потом грянула война с Польшей, операция Weiss прошла за две недели, уничтожив практически полностью военный потенциал новой Речи Посполитой. Гриславски был танкистом в экипаже Шталльманна, и проявил себя отважным солдатом.

Механик-водитель унтер-офицер Алекс «Аржмайстер» Кнаге получил свое прозвище за пошлейшие, «ниже пояса» шутки, доходящие порой до издевательства. Это был классический прусский «унтер», смысл жизни которого составлял один лишь воинский Устав. К нарушителям сего «священного писания» Кнаге был беспощаден. Когда в часть приходили новички, то их отдавали на денек-другой «Аржмайстеру». И тогда над импровизированным плацем гремел его надтреснутый сиплый рев:

— Panzerdivisionen angettretten! — и горе тому, кто осмелится помедлить, выполняя команду «строиться смирно»![10]

Единственное существо, к которому суровый «Аржмайстер» питал нежные, почти материнские чувства, был приземистый серый Pz.Kpfw.III Ausf.G. Благодаря стараниям унтер-офицера Кнаге, его дотошности и суровому отношению к техникам, танк блестел каждой заклепкой. А его двигатель работал, как швейцарские часы, с которыми оберлейтенант Шталльманн не расставался.

Вот и сейчас щелкнув серебряной крышечкой, командир подозвал пятого члена экипажа — стрелка-радиста Макса Вогеля.

— Макс, возьми мотоцикл и езжай в штаб батальона к этому напыщенному индюку — Манфреду графу Штрахвитцу, и узнай, когда нас откомандируют обратно в нашу родную 11-ю дивизию. Мне уже надоело вместо «Panzer, vorwärts!» говорить «Gluk auff»! Я не подводник, черт возьми![11]

— Яволь, герр оберлейтенант! Будет исполнено! — таким исполнительным Макс был всегда. И в обычной жизни, и в бою.

Макс Вогель вернулся примерно через час, с предписанием из штаба дивизии, в котором говорилось, что экипажу оберлейтенанта Шталльманна надлежит сдать технической службе «подводный» Tauchpanzer III и возвращаться в свою 11-ю танковую дивизию.

Наутро все пятеро выехали в расположение своей части, как раз чтобы успеть к началу марш-броска.

Было приятно оказаться снова среди своих, даже не смотря на подначки по поводу их переквалификации в «подводники». Впрочем, вскоре стало совсем не до шуток.

ГЛАВА 3

«Большой кровью и на своей территории»…

«Малой кровью и на своей территории!» Этот растиражированный в предвоенный период лозунг пошел прахом в первые же дни войны. Диверсионные группы из «Бранденбурга-800» нарушали связь, совершали налеты на штабы, блокировали дороги и сеяли панику.

Погранзаставы на западном рубеже сражались со стойкостью спартанских воинов, но подкрепление к ним все не подходило. Неповоротливый колосс советских бронетанковых сил не знал, куда приложить свою сокрушительную мощь.

В вышестоящих штабах в Москве и вовсе считали прорыв границы 22 июня всего лишь «пограничным инцидентом». И не удивительно, ведь разведданные приходили противоречивые и неточные, связь и управление войсками были нарушены. И в этих условиях советские войска не только стояли насмерть в стальной обороне, но и предпринимали дерзкие контратаки — в соответствии с предвоенной концепцией боевых действий «малой кровью и на чужой территории». К сожалению, получалось с точностью до наоборот.

Николая Горелова мотало из стороны в сторону и нещадно било о выступающие металлические части. Натужно ревел двигатель, пока тяжелый пятибашенный танк лез по откосу. Многозвенные стальные змеи гусениц рвали в клочья молодую траву, разбрасывали комья подсохшей грязи.

Слева и справа наступали в едином строю его стальные собратья. Ядро сил составляли три тяжелых танка Т-35, шедшие клином. С флангов их поддерживали легкие БТ-5. На правом фланге их прикрывали бронеавтомобили.

БА-10 был самым массовым бронеавтомобилем Красной Армии. Удачная конструкция объединяла в себе хорошую проходимость, маневренность и броневую защиту. А огневая мощь и вообще была сравнима с легким танком! На бронеавтомобиль устанавливалась башня от легкого танка Т-26. В ней располагалась 45-миллиметровая пушка и спаренный пулемет «Дегтярев-танковый». Чтобы противодействовать танкам, силенок, конечно же, не хватит, но вот для пехоты это была трудная и весьма опасная цель.

Оба броневика двигались «по-боевому» — задом наперед, укрывая расположенный впереди двигатель всей кормовой проекцией. Их орудия коротко рявкали, выпуская снаряд за снарядом по окраинам хутора. Трещали спаренные башенные пулеметы.

Из хутора, превращенного немцами в миниатюрный укрепрайон, атакующим силам советских танков и пехоты отвечала противотанковая артиллерия. Три тяжелых танка форсировали реку вброд, словно настоящие крейсеры, и пошли по полю. Следом за ними продвигались пехотные части и легкие силы поддержки.

Вокруг них вздымались фонтаны взрывов немецких противотанковых пушек. Но их 37-миллиметровые снарядики не могли пробить экранированные и обладающие довольно сильной лобовой броней «сухопутные крейсеры».

Лейтенант Горелов бил по вспышкам осколочно-фугасными. После двух-трех снарядов некоторые орудия замолкали. Длинными очередями, не жалея патронов, строчили пулеметы в обеих передних башнях. Гитлеровцы попытались контратаковать, но плотный пулеметный огонь не давал им поднять головы.

Изредка грохала 76-миллиметровая пушка в главной башне. Николай глядел в триплексы, но все равно из-за дыма и пыли не видно было ни зги… По броне непрерывно щелкали пули.

— Коля, что у тебя? — раздался в наушниках танкошлема хриплый голос капитана Корчагина.

— В моем секторе видимость практически нулевая, противотанковая артиллерия противника ведет обстрел!

Горелов дослал очередной снаряд в казенник орудия. Затвор закрылся сам, грохнул выстрел. У крайней хаты хутора, где мелькали вспышки противотанковой пушки врага, поднялся черный султан взрыва. Так их, гадов! Как это ни странно, но особого страха не было — только опасение, что проворонил цель. Все-таки не зря проводили масштабные маневры еще год назад, да и до того тоже. Поэтому сейчас Горелов вертел башней, всматриваясь в дымно-серую пелену. Но вот видимость немного улучшилась — ровно настолько, чтобы Горелов сумел заметить трассеры, прошивающие дым, пыль и нашу пехоту.

— Командир, справа тридцать градусов — пулемет противника! — скорректировал стрельбу Николай Горелов.

Немецкий пулемет MG-34 лупил по нашей наступающей пехоте длинными очередями, прижимая ее к земле. Да еще и засевшие в крайних хатах гитлеровцы стреляли из своих карабинов. Пройти несколько сотен метров до околицы хутора в этой свинцовой метели было просто невозможно.

— Горелов, понял тебя, — раздался по ТПУ голос командира. — Сейчас мы их поджарим. Механик — короткая!

Бронированная громада «сухопутного крейсера» замерла.

Сверху раздался очередной выстрел 76-миллиметровой пушки КТ-28. Это орудие образца 1927/32 годов представляло собой танковый вариант полковой пушки образца 1927 года. КТ-28 имела длину ствола в шестнадцать с половиной калибров. Это обеспечивало скорость семикилограммового осколочно-фугасного снаряда 262 метра в секунду, а шрапнельного, весом шесть с половиной килограммов, — 381 метр в секунду. Несмотря на то, что танковая пушка имела более короткий ствол, унитарный 76-миллиметровый выстрел комплектовался гильзой такой же длины, что и у полевой пушки, но с меньшей массой пороха внутри.

— Огонь!

Еще один снаряд — шрапнельный, вслед за осколочно-фугасным взорвался на позиции немецкого пулемета. Тысяча маленьких смертей в виде круглых свинцовых шрапнелей превратила немецких пулеметчиков в горелый фарш. Более того, свинцовые пули ударили через проем окна по офицеру, снеся ему полчерепа и продырявив грудную клетку. Для молодого оберфельдфебеля война закончилась в ее первую же неделю. А его родных в далеком Гамбурге теперь ждало безрадостное стандартное извещение о «смерти за Фатерланд» и половинка овального медальона…

— Механик-водитель, поворот вправо! Старшина, жми до вон того пригорка!.. — капитан Корчагин с трудом перекрикивал гул и грохот, царившие в бронированной коробке. — Левым бортом к нему приткнись!

— Есть!

Огромный Т-35 схоронился за небольшой, поросшей кустарником возвышенностью. Командир экипажа, опытный танкист, поставил свою машину так, что над пригорком возвышалась лишь башня «главного калибра». А из-за склона выглядывал ствол «сорокапятки», передней артиллерийской башни. Танки почти дошли до окраины хутора. Оттуда велся интенсивный ружейно-пулеметный огонь, била малокалиберная артиллерия.