Мы здесь, чтобы победить: семь историй о лидерстве в бизнесе и спорте - Дмитрий Соколов-Митрич

Очень хороший год

Знаете, для книги это звучит, наверное, недостаточно героически, но если честно, на спорт мне в тот момент было наплевать. Вернусь я в триатлон или не вернусь – вопрос десятый. Главная цель – выжить, на этот раз уже по-настоящему. Я в тот момент думал о том, чего не успел сделать. В спорте-то я как раз успел много. Меня больше огорчало, что я мало уделял внимания семье, детям. Особенно младшему сыну.

Но после удачной операции мысли о спорте снова стали настойчиво стучаться в мозг. Уже на третий день я с капельницей в руках ходил по лестнице вверх-вниз, чем изрядно пугал других пациентов. А на четвертый день, не выпуская ее из рук, крутил педали на велотренажере.

Ко мне стали каждый день приезжать друзья. Мы гуляли по набережной Женевского озера, кругом бегали толпы людей, и я чувствовал себя словно безногий инвалид. Ужасно хотелось бежать вместе с ними. Результат уже был не важен – просто бежать. Я испытывал к окружающим прямо какую-то звериную ревность. Потом специально вернулся в Женеву, чтобы бегать по этой набережной. Я понял, что смысл жизни – это очень просто. Движение, полноценность, возможность быть сильным.

Врачи не рекомендовали мне серьезных нагрузок в течение трех месяцев после операции, но уже на одиннадцатый день я проехал на велосипеде шестьдесят километров. В ответ на беспокойство жены доктор Шевалье сказал: «Лучше не мешайте. Я бы на его месте, конечно, так не делал, но ваш муж устроен по-другому. У человека все находится в голове – как он чувствует, так пусть и будет».

Но операция – это только начало борьбы с раком. В течение трех лет возможен рецидив, и если он случается, то болезнь, как правило, принимает гораздо более тяжелую форму. На каждое обследование я шел как на плаху. Когда врач выходил из кабинета и говорил: «Алексей, ты чистый», – у меня в очередной раз падала гора с плеч, как будто экзамены сдал по сопромату. Я в полной мере ощутил, что жизнь – очень хрупкая вещь и может оборваться в любую минуту. Но как ни странно, этот испуг добавил мне спокойствия и рассудительности. Я стал меньше суетиться, больше времени проводил с семьей, не так фанатично занимался спортом. Вдруг эти три года последние? Надо ведь успеть и для других пожить, не только для себя. Я и правда как будто заново родился: новые мысли, новые ценности, новые эмоции. Все-таки здорово быть ребенком в сорок лет. Очень хороший получился год.

Издевательство над человеком

Оказывается, лев больше не царь зверей. Управу на него давным-давно нашли буры, европейские колонизаторы Южной Африки. Они вывели собаку породы родезийский риджбек, ее еще называют африканской львиной гончей. Две чистокровные представительницы этого знатного рода, Тори и Лима, встречают меня на пороге моего подмосковного дома каждый день.

Родезийский риджбек – красивая, интеллигентная, уверенная в себе собака с янтарными глазами и шерстью цвета какао. Она очень ценит ласку, фанатично предана своим хозяевам, а в случае грозящей им опасности моментально превращается в чудовище сокрушительной силы. Впрочем, льва она берет не мощью, а измором. Африканские гончие работают попарно, причем, как правило, лучшие охотники – не кобели, а суки. Они выслеживают хищника и удерживают его на месте до прихода охотников, привлекая их внимание громким лаем. Лев пытается вырваться из окружения, но риджбеки искусно от него уворачиваются, тем самым изматывая противника до изнеможения. Еще одна история о том, что в борьбе сильного и выносливого всегда побеждает выносливый.

Но вернемся в Швейцарию. Лечение шло успешно, болезнь потихоньку отступила, жизненный кризис миновал – и у меня, что называется, отлегло. Я стал задумываться о новых дистанциях. Читал литературу, бродил по Интернету и однажды узнал удивительную вещь. Оказывается, Ironman – уже давно не самая крутая триатлонная дистанция. Прогресс не стоит на месте, и еще в 1983 году человечество придумало кое-что похуже.

Ultraman! Плавание 10 км, велосипед 421,1 км и бег 84,3 км – когда я услышал об этом, то снова испытал уже знакомое космическое чувство. Нет, конечно, это нереально, но… может быть, когда-нибудь…

«Железных человечков» в мире уже сотни тысяч. А вот «ультра»… Да, эта гонка разбита на три дня, но испытание все равно убийственное. От сотворения мира до 2013 года лишь 192 представителя рода человеческого финишировали на этой дистанции.

В отличие от «железяки», где помогать друг другу участникам строго-настрого запрещено, на ультрагонке, наоборот, помогать друг другу строго-настрого разрешено. Здесь борются уже не за время, здесь главный результат – это добраться до финиша. И вообще, это уже не одиночная дисциплина, а скорее командный вид спорта. Сделать «ультра» одному так же невозможно, как в одиночку взойти на Эверест. За каждым участником следует его машина сопровождения, пейсеры сменяют друг друга. Напитки, питание, а после промежуточных финишей восстановительные массажи – без всего этого стать ультраменом нереально.

Я очень благодарен всем, кто приехал тогда в Канаду вместе со мной: жене Татьяне, сыну Максиму, друзьям Андрею Добрынину и Тимуру Кибатуллину, тренеру Дэвиду Вордэну, массажисту Давиду Гудзетте. 20 августа 2013 года я стал одним из двадцати девяти homo sapiens, которые снова вышли на старт Ultra. Впрочем, именно по этой причине в том, что мы sapiens, можно было усомниться.

Особенно тяжелым оказался последний день, когда надо было пробежать 84,3 километра. В какой-то момент организм слегка заплутал в терра инкогнита и окончательно потерял чувство голода. Это опасное состояние: можно загнать себя до полного упадка сил. Андрей Добрынин пытался меня кормить принудительно, но я категорически отказывался. В конце концов, ему это удалось, но дело едва не дошло до драки.

Критический момент настал на шестом десятке километров, когда маршрут пошел по горной гравиевой дороге. Там был перманентный ливневый уклон, правая нога каждый раз приземлялась немного ниже левой. На 55 километре эта маленькая проблема аукнулась резкой болью в околоколенной связке. Разогревающая мазь помогла, но ненадолго. Чуть не плача, я уже начинал думать о капитуляции. Но тут вдруг случилось «обыкновенное чудо», описанное еще Харуки Мураками в его культовой книге «О чем я говорю, когда я говорю о беге?».

Организм просто отключил боль. Он исчерпал все свои запасы нытья, он понял, что с этим мудаком по имени Мозг бороться бесполезно, лучше расслабиться и получить удовольствие. Это было похоже на дозу какого-то мощнейшего обезболивающего. Наверное, нечто подобное происходит с человеком, когда ему отрывает руку или ногу, – болевой шок действует вместо анестезии. Жаль только, что одновременно с болью начинает отключаться и сознание. Последние двадцать километров этого забега я помню с трудом.

Говорят, что перед самой смертью у тяжело больных людей вдруг наступает временный приступ хорошего самочувствия. Они начинают всех узнавать, могут даже приподниматься с постели и разговаривать с окружающими. Нечто подобное случилось и со мной. За пару километров до финиша я вдруг заговорил. Услышав мой громкий, завывающий речитатив, местные жители сочувственно улыбались. Они, наверное, думали, что это победная песнь очередного ультрамена, который благодарит Бога, собственный организм, а также маму, папу и первого учителя по физкультуре – за то, что он сегодня не умер. И только мои русские друзья из машины сопровождения угорали со смеху. Потому что они знали, что это мат. Простой русский мат!

На этой последней «горючке» я дотянул до финиша. Результат – 25 часов 45 минут, седьмое место в общем зачете и 196-й финиш на Ultra-дистанции в истории человечества. На церемонии награждения другие участники рассказывали всякие ужасы о том, как они шли к своей сегодняшней победе и какую цену за нее заплатили. Полная перекройка собственной жизни, разрушенные семьи, мертворожденные дети, попытки самоубийств. Один американец в своей пятнадцатиминутной речи сказал, что готовился к сегодняшнему дню долгих двадцать лет. В общем, я понял, что еще легко отделался.

Почему аборигены не ели Кука

После этой победы я чувствовал себя немного странно. С одной стороны, я одолел великую дистанцию, совершил почти невозможное, надежно внес свое имя в историю любительского спорта. С другой, я все никак не мог решить задачу, которую уже давно надо было решить. Я до сих пор так и не смог квалифицироваться на чемпионат мира по триатлону в Коне.

Кона – это город на Большом острове архипелага Гавайи, тот самый, где аборигены убили английского мореплавателя Джеймса Кука. Вот только вопреки расхожему мнению никто Кука не ел, да и вообще трагические события произошли вовсе не из-за кровожадности гаитян, а в результате, что называется, «столкновения культур» – целой цепочки недоразумений и недружественных поступков с обеих сторон. Так или иначе, но останки великого первооткрывателя были отбиты у местных жителей и захоронены в море. А ближайший сподвижник Кука, капитан Чарльз Клерк, который принял командование после его смерти, так и вовсе был похоронен в Петропавловске-Камчатском. Именно туда экспедиция взяла курс, покидая злополучные Гавайские острова. На этот раз смерть наступила, слава богу, всего лишь от туберкулеза, которым Клерк заболел задолго до того, как причалил к окраинам Российской империи.