Путь в чаши - Александр Толстов

– Вы вот так по всему поселку прошагали?

– Не беспокойся, – вожак вытянул из-за кушака веревку и принялся ее разматывать. – Мы прошли осторожно, нас никто не увидел. А твой дом сами Драконы поставили так, что пробраться к нему незамеченными – задачка не из трудных. Не бойся.

Он посмотрел Океру в глаза и кивнул уже без улыбки:

– Мы все сделаем тихо и без лишнего шума.

Оставалось удовольствоваться обещанным, хотя и небезопасно это – полагаться на пустые заверения. Вот вы сначала выполните, что обещаетесь, а уж там мы посмотрим. Пастух снова вышел на порог лачуги и уселся на свое привычное место, готовясь ждать. Стоило дать Браду две монеты: вино закончилось слишком быстро, и успокоения не принесло.

Он с тоской оглянулся на брошенный под стену кувшин и приготовился к тягостному ожиданию. Но Всеблагой Аммуган смилостивился – не успело как следует стемнеть, когда из-за пригорка показался пасынок. Он не спеша брел к дому, глядя по сторонам, и это позволило без труда дать знак затаившимся в доме. Мальчишка вошел во двор и с отсутствующим видом прошагал мимо, так ничего и не заподозрив. Для волнений времени не осталось. Окер отскочил подальше от крыльца и выбежал со двора, притаившись около хилого платана, росшего за оградой. Сердце тряслось и дергалось, словно никак не могло решить, куда ему выскочить легче – через ребра или прямиком из горла.

В доме едва слышно зашумели и завозились. В сгущающейся темноте сложно было разобрать, что там происходит, но борьба и впрямь обошлась без ненужных криков и воплей. Пастух не в первый раз за день похвалил себя: меч Брэнана он заведомо перепрятал в подполе. Ну и где ж, люди добрые, его призрачный клинок, о котором столько пересудов?

Только когда на двор вытащили туго спеленатый, перевязанный ремнями тюк, он решился вернуться во двор. Вожак отер лоб и улыбнулся пастуху.

– Я же говорил, добрый человек, все пройдет тихо. Однако же, силен он у тебя, сучонок! Будь при нем оружие, кого-нибудь из своих я бы наверняка не досчитался.

– Да, он силен, – Окер продолжал с опаской коситься на связанного. – Но не так, как надлежало бы сынку Левиафана.

– Левиафана? – чужак поднял брови, невольно обернувшись, чтобы бросить взгляд на пленника. – Что еще за байки?

Пастух криво усмехнулся. Напряжение, немилосердно колотившее изнутри весь день, понемногу отступало:

– Ну, вы-то наверняка знаете, он мне не сын. Его мать до меня была мужней, и все ж, говорят, прижила дитя от океана. А она, надобно сказать, и не отказывается. Разве Аммуган и дети его плодят на земле людей? Я вот не слышал. А раз не они, значит нечисть какая-нибудь из самой бездны, – Окер сплюнул. – Мальчишку в поселке никто не любит. Мало того, что не пойми чье отродье, так и непутевое. И на кой он сдался вашим нанимателям?

– Не интересовался. Ну а россказни про океан… Как видишь, он обычный человек.

– Неужто кто из Веридана точит зуб? Он там, говорят, натворил делов…

– Мы не из Веридана, – улыбнулся золотозубый.

– Откуда ж вы тогда о нем знаете?

– Это наша работа, добрый человек. Хочешь сделать дело хорошо – подготовься.

– Разумно.

– И я так думаю. Ну? Проводишь нас из долины?

– Да уж какие разговоры? Конечно.

Пастух вернулся в дом, посетовал на развороченную скамью и валявшиеся на полу разбитые мисы, схватил драный плащ и вышел наружу. Вожак дал знак своим людям – те подхватили груз и, ведомые Окером, отправились прочь из поселка.

Глава 4

Актион на берегу Кипрена, одного из притоков Тесеры, что берет начало в Хребте Аммугана и несет свои воды через половину Внешнего кольца Йаманарры, славой своей был обязан единственно Твердыням морских адептов. Любой желающий воспользоваться их услугами останавливался тут. Маги слыли затворниками из-за стойкого нежелания общаться с остальным миром кроме редких случаев, граничивших с крайней необходимостью. Были и такие, кто прибывал в торговый порт Астор и, свернув на юг, путешествовал по закатному побережью, пока не упирался в глухие, сотканные из воды стены, и там ожидал аудиенции. Просителей своим вниманием адепты жаловали нечасто, принуждая и этих гостей искать временного пристанища в Актионе.

Несмотря на свою популярность у приезжих, город вряд ли мог считаться процветающим. Бурый туф и грязно-желтый ракушечник стен, немощеные улицы и мутные речные воды, несущие грязь и нечистоты прямиком в океан – местные строители скупились приобрести материалы более высокого качества у кого-нибудь из соседей. Народ здесь крикливый и суматошный, а оборванцев и заезжих больше, чем где бы то ни было на Йаманарре. И все они здесь чувствуют себя привольно. Возможно, потому, что династов в Актионе совсем не водится. Поцелованные Драконом избегают подобных мест. Аурумский совет исправно взимает с города налоги, терпеливо выслушивает жалобы здешнего архонта о необходимости увеличения городской стражи и благополучно забывает о несчастных до следующих сроков.

Человек в сером обветшалом хитоне, старательно минуя людные места, свернул на одну из кривых улочек. Он спешил к западным воротам Актиона, откуда полдня пути до реки. Там он сядет на одну из легких быстрых плоскодонок и доберется до Тесеры, а уж оттуда… Он остановился, выход из улочки преградила высокая фигура, укутанная в темный гиматий*. Плащ складками ниспадал до щиколоток, землю попирали ноги в грубых кожаных сандалиях. Человек попятился, бросив взгляд через плечо. Укутанный в гиматий покачал головой, но предостережение пропало втуне – загнанный бросился бежать, но не успел сделать и пары шагов – тело его, как подкошенное, свалилось на утоптанную землю.

Стянув с головы край гиматия, незнакомец подставил солнечному свету испещренное татуировкой лицо и огляделся – ему никто не мешал. Приблизился к лежащему, присел на корточки и, сорвав с него хитон, внимательно осмотрел. Человек вдруг закашлялся, кровь хлынула горлом, словно у неопытного пловца, наглотавшегося океанской воды. Конвульсии сотрясали тело одна за другой, пока несчастный, в последний раз дёрнувшись, не затих теперь уже навсегда. Татуированный встал, отпихнув от себя стремительно багровеющего мертвеца. Из пор обильно засочилась темная кровь.

Человек выпростал из-под плаща руку и потянул на себя невидимую нить – тело жертвы выгнулось дугой и скомкалось, будто листок папируса, попавший в пламя. Кожа устрашающе быстро ссыхалась, и спустя несколько мгновений на земле лежала выхолощенная почерневшая мумия. Кровь плохо впитывалась в утоптанную землю, сухая твердь медленно, но верно принимала в себя еще живую влагу. Человек окунул палец в бурую лужицу. Рука исчезла в складках гиматия. Татуированный вновь закутался с головой в плащ и растворился в узких переулках города, оставив по себе в воздухе едва ощутимый запах морской влаги.

Он стоял в тени портика меж гигантских колонн, откуда виднелся убранный свежими цветами пронаос* храма Аммугана, и с внешней ленцой наблюдал за разноцветьем людского потока, вливающегося в мраморные недра. Младшие хранители разбрелись внутри, и при нем остались лишь двое служек с небольшими опахалами и мехами, полными прохладного золотистого вина. Полдень давно миновал, и храмы нижних террас понемногу пустели, отдавая горожан главному святилищу на вершине молельной пирамиды. Мраморный гигант при необходимости мог вместить в своей утробе все население острова. Жители Йаманарры предпочитали верить, что в следующий великий День Гнева здесь они сумеют спрятаться от ярости Отца. Только не Дракон им сейчас угрожает, а добрые намерения, кои, как известно, мостят скользкие дорожки в самые глубины левиафановой бездны. Они могут оказаться ничуть не менее смертоносными, чем жидкое пламя, не оставляющее по себе ничего живого.

Конец ознакомительного фрагмента.