Пропажа осла - Джалил Мамедгулузаде

Как только слух о домогательстве Худаяр-бека распространился по селу, народ сразу понял, что дружба между Кербалай-Гейдаром и Худаяр-беком была основана не на печатании фальшивых денег и не на занятии контрабандой; все поняли, что они любили не друг друга, а скорее, жен друг друга. Кто знает, быть может, если бы раньше умер Худаяр-бек, то Кербалай-Гейдар захотел бы жениться на его вдове.

Посланцу Худаяр-бека Зейнаб ответила, что он ей не чета и такого как Худаяр-бек, она и в слуги себе не взяла бы.

Зейнаб послала Худаяр-беку такой ответ потому, что тело ее мужа, быть может, еще не успело остыть в могиле, и незачем ей было, еще не сняв траура, пускаться в поиски нового мужа.

Такой ответ она послала Худаяр-беку еще потому, что тотчас после смерти Кербалай-Гейдара Зейнаб получила такое же предложение от двух почтенных и достойных людей. Один из них был всеми уважаемый в селении Данабаш Гаджи-Гамза, а другой глава селения Чарчи - Халыкверди-бек. Им обоим Зейнаб велела передать, что о новом замужестве она и не думает.

В-третьих, Зейнаб ответила Худаяр-беку так, потому что какая бы женщина ни была, бедная или богатая, молодая или старая, красивая или некрасивая, она скорее согласилась бы навеки остаться без мужа, чем сделаться женой такого урода, как Худаяр-бек.

Все это были подлинные слова Зейнаб, сказанные ею посланцу Худаяр-бека.

Тем не менее Худаяр-бек не терял надежды; он все еще думал, что смягчит и уговорит Зейнаб. Особые надежды он возлагал на Велигулу. Он точно знал, что тот давно уже любит его дочь - Гюльсум и последнее время поговаривает даже о свадьбе. Раз так, значит, незачем терять надежду. Худаяр-бек полагал, что Велигулу как-нибудь уговорит мать и добьется ее согласия на брак с ним.

Первое время Велигулу вовсе не интересовало новое замужество матери. Какое, дескать, ему дело? За кого бы мать ни вышла замуж, лишь бы его нареченная Гюльсум была здорова! Велигулу был по уши влюблен в свою невесту, а дело приняло совершенно неожиданный оборот.

Видя упорное нежелание Зейнаб выйти за него замуж, Худаяр-бек послал передать ей, что, во-первых, он отныне не хочет выдавать свою дочь за Велигулу, а во-вторых, покойный Кербалай-Гейдар остался ему должен двести рублей по векселю и необходимо, чтобы Зейнаб и Велигулу вернули ему, Худаяр-беку, эти деньги и не доводили дела до суда.

На эти новые притязания Худаяр-бека Зейнаб ответила, что если он не хочет выдать свою дочь за ее сына, то и она отказывается от нее. Что же касается денег, то, если Кербалай-Гейдар остался ему должен, то пусть с него и взыщет свои деньги.

Велигулу ничего не знал об этом, так как в этот день он сеял в поле. Вернувшись с работы и загнав скотину в хлев, он вошел в комнату и, увидев мать расстроенной, спросил о причине ее плохого настроения.

Зейнаб сидела на коленях в углу и вязала чулок. Она казалась очень грустной. Слева около нее полулежала ее дочь Физза и не сводила глаз с матери. Поодаль на голом полу играла младшая девочка, Зиба.

Когда вошел Велигулу, Зейнаб подняла на него глаза, потом еще ниже опустила голову и провела кончиком головного платка по глазам. Велигулу сразу понял, что мать плачет. Он присел в стороне и как все усталые люди прислонился к стене и вытянул ноги.

- Мама, что с тобой, ты плачешь?

Зейнаб подняла голову. Слезы, как утренняя роса, увлажнили ее ресницы.

- Нет, сынок, не плачу. С чего мне плакать?

Зейнаб старалась скрыть слезы от Велигулу, чтобы не расстроить его, но по голосу ее можно было догадаться, что наплакалась она вволю.

Физза, приподнявшись, села и, тоже готовая расплакаться,

сказала брату:

- Братец, ей-богу, мама говорит неправду, она все время плакала, мы тоже плакали. Давеча...

Девочка хотела еще что-то добавить, но мать остановила ее:

- Довольно, довольно, знаем, что скажешь! Нечего вздор молоть. Ей-богу, Велигулу, ничего особенного не случилось. Осталась я одна, и как-то взгрустнулось, вот и всплакнула. Ничего такого нет.

- Я боюсь, мать, что траур твой до второго пришествия не кончится. Разве можно плакать столько, сколько ты плачешь? Сама подумай, сколько лет прошло, как умер отец...

- Братец, приходила какая-то женщина и сказала, что дядя не хочет выдавать Гюльсум за тебя. Потому мама и плачет... - начала было рассказывать Физза, но Зейнаб сердито прикрикнула на нее:

- Ну-ка уходи отсюда, Айша, убирайся...

Физза приподнялась, но снова села.

- Мама, - сказал Велигулу, - ей-богу, я вижу, что у тебя какие-то неприятности; только не знаю, зачем ты скрываешь от меня. Что это за женщина приходила сюда?

- Тетя Сакина приходила. От Худаяр-бека. Дескать, Худаяр-бек сказал, что, во-первых, раздумал выдавать дочь за Велигулу, а во-вторых, якобы Кербалай-Гейдар при жизни задолжал ему двести рублей. Велит отдать, чтобы до суда не дошло.

Некоторое время все молчали. Физза по-прежнему полулежала, переводя глаза с матери на брата и с брата на мать. Зиба продолжала играть, что-то напевая себе под нос. Это сильно раздражало Велигулу, который и без того был достаточно расстроен и искал только повода, чтобы разразиться бранью.

- Ах ты, собачье отродье! Время нашла, нет? Такое у нас настроение, а она... Убирайся отсюда. Пошла во двор!

Услышав крик, Зиба тотчас же встала, посмотрела на мать и, закрыв лицо руками, заплакала. Она словно искала помощи у матери, зная, что всегда получит эту помощь.

- Не плачь, деточка, не плачь! Иди ко мне! Иди! Свет погас для нас в тот день, когда умер ваш отец. Иди, иди ко мне, сядь рядышком...

Велигулу молчал, низко опустив голову и вертя в руке соломинку. Физза посмотрела на Зибу, закрыла лицо руками и тоже принялась плакать.

- А что ты сказала тете Сакине? - спросил Велигулу, повернув лицо к матери.

Мать не ответила.

Девочки перестали плакать. Зиба села на колени к матери, а Физза, крепко обняв мать, с удивлением смотрела на брата. Зейнаб не ответила сыну. Тогда Велигулу сказал, повысив голос:

- Я же тебя спрашиваю! Оглохла, что ли?

- Что было мне ответить? Я сказала, что если Кербалай-Гейдар что-нибудь ему должен, пусть обратится в суд... Зейнаб умолкла.

- И больше ничего? - спросил Велигулу.

- А что же еще?

- Значит, ты не знаешь, о чем я тебя спрашиваю?

- Ты спросил, я ответила. А что еще хочешь?

- А насчет Гюльсум что ты ответила?

- Что было мне отвечать? Я над ней не хозяйка. Что я могу сказать, если отец не хочет выдавать. Я ответила, что если он не хочет выдать дочь за моего сына, то я тоже не хочу женить сына на ней. Что я могла еще ответить?

- Так! - сказал Велигулу, уже не сдерживая гнева. - Раз ты понимаешь, что ты над Гюльсум не хозяйка, как же ты могла ответить за меня?

- Но ведь ты мне сын! - удивленно проговорила Зейнаб.- Гюльсум же не дочь мне!..

- Хорошо говоришь, мать! Если мать любит сына, для нее невестка ближе родной дочери. Зря ты так рассуждаешь!

Велигулу так повернул разговор, что Зейнаб не нашлась, что ответить. Тогда Велигулу продолжал:

- Раз так, я хочу отделиться. Я вижу, что с тобой мне не ужиться. Да будет благословенна память твоего отца, отдели меня, и я начну жить сам по себе.

- Сын мой, - расплакалась Зейнаб, - Велигулу! Помнишь, когда умер отец, как ты утешал меня? "Не плачь, мама, я никогда не позволю, чтобы ты горевала". Так почему же ты не сдерживаешь своего обещания?

- Ты поступай так, чтобы мне не было тяжело, тогда я тоже не буду огорчать тебя.

- Родненький мой, а что я сделала тебе дурного? Худаяр-бек не хочет выдавать Гюльсум за тебя, ну и пусть, я найду тебе получше невесту. Зачем ты расстраиваешься из-за этого?

- Нет, мама, я ничего знать не хочу. Ты должна вернуть человеку деньги. Вот сейчас же. Я отнесу ему. Он прав. Я сам помню, как отец занимал у него.

- Что с того, что ты сам помнишь? Где у меня теперь двести рублей, чтобы отдавать Худаяр-беку?

- Ничего не хочу слушать, - стал кричать Велигулу, сердито размахивая рукой. - Сейчас же отдай деньги...

Не дожидаясь ответа, Велигулу встал, взял свою кизиловую палку и вышел вон, хлопнув дверью.

Физза и Зиба снова начали плакать. Как же может быть, чтобы мать плакала, а малые дети не вторили ей? Конечно, и Зейнаб плакала, и не только потому, что рассорилась с сыном, нет, она оплакивала минувшие дни, светлые, счастливые дни! И то сказать, Кербалай-Гейдар никогда не был с нею суров. Если он иногда и ругал, бил ее, то только когда было за что.

Зейнаб было очень тяжело. Темная комната, голодные дети, остывшая в очаге похлебка. Скотина некормленная, непоенная. А Велигулу ушел. Кто знает, когда он придет ужинать.

По правде говоря, в безвыходное положение попала Зейнаб. Чувствовала она, что нелегко будет ей выбраться из этого положения. С одной стороны, Худаяр-бек посылает ей такие угрожающие предупреждения; с другой - Велигулу затевает с ней ссору. Где ей достать двести рублей, чтобы отдать их Худаяр-беку? Если говорить правду, она может достать эти деньги. Хотя в данную минуту у нее нет в наличности такой суммы, но, конечно, при желании она может постепенно собрать ее. Да благословит аллах память Кербалай-Гейдара. Кое-что после себя он оставил. Но дело в том, что Зейнаб, хоть убей, и двухсот копеек не отдаст Худаяр-беку. Она-то хорошо его знает. Нет уж, увольте, не даст. Ни единой копейки.