Пропажа осла - Джалил Мамедгулузаде

- Ну скажи, дорогой дядя, что мне делать? Скажи. Я сделаю все, как ты прикажешь. Чего еще тебе надо?

- Стало быть, ты готов сделать все, что я скажу? Ну так вот, оставайся здесь, не возвращайся больше к матери.

- Слушаюсь. Ты велишь не ходить к ней, хорошо, не пойду. Разве я перечу тебе?

- Конечно, не ходи, зачем тебе ходить к ней? Если она тебя за сына не считает, зачем тебе называть ее матерью и слушаться ее. Не ходи, и все. Останься здесь, а ей пошли сказать, что в тот дом ты больше ни ногой.

- Хорошо, дядя! Я на все согласен. Вот я ведь поссорился с ней и пришел сюда. Зачем же было мне приходить сюда, если бы я думал опять вернуться.

Худаяр-бек повернулся к сыну.

- Мурадгулу! Сейчас же сбегай к дяде Мешади-Ахмеду и скажи, отец просит Гасымали, есть срочное дело.

Мурадгулу встал, открыл дверь и вышел, но тотчас же вернулся, закрыл за собой дверь и, снова развалившись на полу, сказал отцу:

- Я не могу идти, отец. На дворе очень темно, ни зги не видать.

Услышав этот ответ, Худаяр-бек отбросил трубку в сторону и, вскочив на ноги, бросился к Мурадгулу, схватил его за уши и приподнял почти до уровня своего лица.

В это время произошло совершенно неожиданное. Жена Худаяр-бека набросилась на него и стала обеими руками рвать ему бороду. Мурадгулу вырвался из рук отца и, убежав в темный угол, где сидела сестра, спрятался за ее спиной. Супруги сцепились. Рев Мурадгулу и Гейдаргулу, вопли матери и рычание Худаяр-бека слились в такой шум, словно наступил конец света. Гюльсум сидела совершенно неподвижно, словно неодушевленный предмет.

Велигулу вскочил, не зная, что делать, кому прийти на помощь.

Схватив жену за косы, Худаяр-бек таскал ее по комнате из угла в угол.

В этот самый момент всемогущий аллах послал откуда-то Гасымали. Войдя в комнату, он бросился к Худаяр-беку и, вырвав женщину из его рук, начал бранить ее:

- Зачем в драку лезешь, коли силенок нет? Зачем вмешиваешься в мужнины дела, чтобы он так с тобой поступал? Ну, получила свое? И поделом.

Женщина, нанося себе удары по голове, бросилась вон из комнаты. Худаяр-бек, браня жену, сел на свое место и обратился к Гасымали:

- Вся эта драка из-за тебя произошла, Гасымали. Я велел Мурадгулу сходить за тобой, он не захотел, и когда я стал его бить, началась эта катавасия.

Гасымали с кизиловой палкой в одной руке и большим куском в другой присел против Худаяр-бека.

- Зачем все это было делать? - проговорил он. - Ведь ты же знал, что я приду. Еще днем я говорил тебе, что зайду вечером поболтать. Наконец, хотелось бы знать, кто хозяин над Мурадгулу - ты или она? На то и отец, чтобы бить и ругать сына. Зачем матери вмешиваться в дела отца с сыном. Нет, определенно твоя жена нехорошо себя ведет. И потом я же знаю, какая муха ее укусила...

При этих словах он оглянулся на Велигулу и повторил:

- Я знаю, какая муха ее укусила!..

Худаяр-бек только теперь почувствовал, что лицо у него в нескольких местах исцарапано. Острые ногти, знать, у его жены. Достав платок, Худаяр-бек начал вытирать кровь с лица.

- Ты пришел очень кстати, Гасымали, - сказал Худаяр-бек. - Сейчас же сходи к Велигулу домой и передай его матери, что глава арестовал Велигулу и посадил в кутузку. Если спросит, за что... Впрочем, нет, пожалуй, не спросит. Ты просто скажи, что по жалобе Худаяр-бека глава посадил Велигулу в кутузку и предупреждает, что не отпустит его, пока она не удовлетворит требования Худаяр-бека.

- Слушаюсь, Худаяр-бек! Сейчас же пойду.

Гасымали, не медля ни минуты, встал и направился к выходу.

Когда Гасымали вышел, Худаяр-бек поднял с пола трубку и предложил Велигулу сесть. Тот сел, а Худаяр-бек закурил.

Дверь медленно открылась; бедная женщина молча вошла в комнату и, пройдя в темный угол, села возле своей дочери.

- Ну что, мое сокровище? - обратился к ней Худаяр-бек.- Будешь мне еще перечить? Будешь приставать?

Женщина молчала. Подняв руку, Худаяр-бек продолжал:

- Клянусь единым аллахом, считай себя покойницей, если еще раз осмелишься вмешиваться в мои дела или не подчиняться мне. Клянусь всемогущим аллахом, переломать тебе все ребра! Дочь Айши! Какое тебе дело, что я хочу жениться?

Женщина продолжала молчать.

- Много ты мне богатства принесла из отцовского дома, чтобы еще перечить мне? - снова заговорил Худаяр-бек. - Что тебе надо, что ты хочешь? Если я задумал жениться, та сам знаю, зачем мне это надо. Всякий понимает, что тут у меня серьезные намерения. Я не потому женюсь, что мне женщину иметь хочется. Вовсе нет. Почему же я столько лет не думал о женитьбе? Если бы я хотел жениться, сделал бы это раньше. Тебя, что ли, боялся или твоих братьев, твоей родни? Мало нам своего горя, еще ты портишь нам кровь, проклятая дочь проклятого отца!..

До сих пор женщина сидела молча и спокойно слушала. Но, по-видимому, брань Худаяр-бека сильно ее задела, и она, вытянув правую руку и прикоснувшись тремя пальцами к земле, сказала:

- Сам ты сын проклятого отца! Сам ты сын собаки! Сам ты и есть сын суки! Сам ты сын нечестивца! Что ты разошелся? Собачью голову съел что ли? Придержи язык, не то, клянусь аллахом, плохие сны тебе приснятся. Женишься - женись, никто тебя не держит. Только разведись со мной. Я не в таком возрасте, чтобы терпеть в доме вторую жену своего мужа. Разведись со мной. Я больше не могу с тобой жить.

- Пожалуйста, с радостью разведусь с большим удовольствием... Вот это сказано хорошо. Завтра же разведусь с тобой! И даже не сомневайся. Пусть наступит утро, и я дам тебе развод! Пожалуйста!

Худаяр-бек кончил говорить, но жена ему не ответила; не сказала "разведись" и не сказала "не разводись". По молчанию женщины можно было догадаться, что она уже раскаялась в своих словах. И она в самом деле раскаивалась, что напомнила Худаяр-беку о разводе.

С того времени, как Худаяр-бек задумал жениться, она, быть может, сто раз ему говорила:

- Разведись со мной! Дай мне развод!

И ни разу Худаяр-бек не отвечал ей так, как сегодня. Каждый раз, когда она заговаривала о разводе, Худаяр-бек, хотя и бил ее, ругал, но никогда не отвечал - хорошо, разведусь. Он всегда ей говорил:

- Хоть умри, а развода тебе не дам; что же будет с моими детьми, если я разведусь с тобой?

И когда сегодня Худаяр-бек ответил ей согласием на развод, женщина подумала про себя: "О злосчастная! А вдруг он и впрямь разведется? Что же тогда делать, как быть?"

Жена Худаяр-бека была не из тех счастливых женщин, которые могут требовать у мужа развода. Этого может требовать женщина, которая рассчитывает на отца, или надеется на мать, или имеет братьев, или наконец полагается на свои деньги, на богатство!

Жена Худаяр-бека была лишена всех этих преимуществ.

Звали ее Шараф. Это была среднего роста, смуглая, худая женщина. В общем, ее никак нельзя было назвать красавицей. Лет сорока, а то и немного поболее, она была старше Худаяр-бека. В то время, когда она выходила за Худаяр-бека, ее отец ничем не уступал отцу жениха, но судьба оказалась к ней жестокой: умер отец, вслед за ним скончалась мать, затем умерли оба брата, и она осталась одна-одинешенька, отданная на произвол Худаяр-бека. А тот в последние годы сделался старостой, то есть превратился в господина, тогда как жена его оставалась все той же служанкой.

Вместе с этим Шараф не была такой уж забитой, чтобы не отвечать, когда надо, Худаяр-беку или покорно опускать голову, когда он ее бил. Часто бывало так, что на удар палкой, нанесенный жене, Худаяр-бек получал такой же удар палкой от нее; на два тумака, полученных от мужа, она всегда отвечала хотя бы одним ударом. И все же Шараф побаивалась Худаяр-бека: как бы то ни было, все-таки мужчина, а мужчина, как известно, сильнее женщины.

Кроме того, для него не представляло никаких затруднений развестись с ней. Если он до сих пор этого не делал, терпя непривлекательность и строптивость жены, то исключительна из-за бедности, просто он не имел возможности покрыть расходы по новой женитьбе.

Шараф прекрасно понимала это и никогда не теряла спокойствия, когда речь заходила о женитьбе мужа; она знала, что у мужа нет ни копейки, чтобы купить себе даже саккыз.

Теперь же дело повернулось иначе. Худаяр-бек хотел жениться на Зейнаб. Если та согласится выйти за Худаяр-бека, то ему совсем не надо будет денег. Сейчас у Зейнаб по меньшей мере пять еще не надеванных платьев в сундуке, а насчет ее денег и говорить нечего. Вот почему Шараф боялась Зейнаб пуще огня. Не подлежит сомнению, что, когда Худаяр-бек женится на Зейнаб, хозяйкой в доме будет она, а Шараф будет низведена до положения служанки. А это для нее хуже смерти.

Перебрав все это в уме, Шараф стала сильно раскаиваться, что затеяла разговор о разводе, поэтому она предпочла промолчать, когда муж заявил, что завтра же даст ей развод.

Худаяр-бек поднялся на ноги, потянулся, зевнул и велел Гюльсум стелить постели. Затем, подойдя к Велигулу, начал тихо шептать ему на ухо наставления. Велигулу встал, а Худаяр-бек, приблизив лицо к его уху, говорил: