История Русской армии. Том 2. От реформ Александра III до Первой мировой войны, 1881–1917 - Антон Антонович Керсновский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лишенная «ариадниной нити» русская военная мысль пыталась проложить себе дорогу в этом темном и запутанном лабиринте и в большинстве случаев выходила на ложный путь. Ярок был еще ореол бронзовых защитников Малахова кургана, и к этой славе прибавилась свежая слава стойких шипкинских героев. Смысл войны стали видеть в том, чтобы «отбиваться», «отсиживаться», не столько наносить самим удары, сколько отражать удары неприятеля, предоставив тому инициативу. Смысл же боя полагали в непременном занятии позиции, на которой и отбиваться «до последнего патрона», предоставляя неприятелю «разбить себе лоб» об эту позицию. Пассивная стратегия влекла за собой пассивную тактику. Эти пассивные воззрения внешне не сказались особенно сильно на уставах, где чувствовалось драгомировское влияние, но они крепко вкоренились в подсознание большинства военачальников и командиров — в частности «новой формации» — во главе с Куропаткиным.
В неудаче наступательных наших действий под Плевной и турок Сулеймана у Шипки они видели убедительный довод к предпочтению оборонительно-выжидательного образа действий. Они не сознавали однако того, что в обоих этих случаях решающей была не столько сила обороны, пусть и геройской, сколько бездарная организация атаки (в частности у нас — слабость ударной части при гипертрофии «резервов» и «заслонов» и путаница «отрядной системы»). При хорошем управлении 60 таборов Сулеймана обтекли бы и потопили 6 наших шипкинских батальонов, а командуй под Плевной не Зотов, а Скобелев, Осман распрощался бы со своей саблей еще 31 августа. Всякий раз, когда русская пехота имела впереди достойных ее командиров, а позади своевременную поддержку, она не знала неудавшихся атак. Все это, однако, не сознавалось. Религия — вернее ересь — «резервов» и «заслонов», вопреки стараниям Леера, вкоренилась прочно. «Отрядная система» вошла в плоть и в кровь, и мистика позиций, защищаемых на месте «до последней капли крови», завладела умами и сердцами большинства.
Другие пошли за Драгомировым, мужественные призывы которого звучали подобно трубе. Однако односторонняя и предвзятая эта доктрина вела при первой же (и неизбежной) осечке к потере веры в свои силы.
Военно-окружная система вносила разнобой в подготовку войск. В различных округах войска были обучены по-разному, в зависимости от взглядов командующих войсками. В одном и том же округе система обучения менялась с каждым новым командующим. Если этот последний был артиллерист, то интересовался лишь своими бригадами, предоставляя пехотным и кавалерийским начальникам обучать войска как то им заблагорассудится. Назначали сапера — и начиналось увлечение «гробокопательством»: сооружение полевых укреплений, самоокапывание без конца при полном пренебрежении ко всему остальному на свете. Сапера сменял малиновый кант — «фортификация» немедленно же упразднялась, и все обучение сводилось к выбиванию «сверхотличного» процента попаданий на стрельбищах. Наконец появлялся представитель драгомировской школы, провозглашал, что «пуля дура, штык молодец!». И стройно идущие под барабан густые цепи начинали одерживать блистательные и сокрушительные победы над обозначенным противником.
Излюбленным видом огня была стрельба залпами — повзводно и всей ротой (впрочем, и команда «батальон, пли!» далеко не была редкостью). Залповый огонь широко применялся в кавказские и туркестанские походы, да сплошь и рядом и в минувшую Турецкую войну. Он производил неизменный эффект на храброго, но неорганизованного и сильно впечатлительного врага, и его культивировали тем охотнее, что дружный залп показывал выдержку и хорошее обучение части. Меткость подобного «декоративного» огня была, конечно, ничтожной.
По настоянию генерала Обручева стали производиться периодически (примерно через каждые два года) большие двусторонние маневры, в которых принимали участие крупные массы войск различных округов. В 1886 году у Гродны маневрировали войска Варшавского и Виленского военных округов, в 1888 году под Елисаветградом — войска Одесского и упраздняемого Харьковского, в 1890 году на Волыни — Варшавский округ против Киевского (на этих последних принимало участие до 120 000 человек и 450 орудий).
В начале 90-х годов было приступлено к перевооружению войск магазинными винтовками. Из трех представленных в 1891 году образцов была утверждена 3-линейная винтовка системы полковника Мосина. Рутинеры военного дела во главе с Драгомировым яростно восставали против технических новшеств, усматривая в технике «гибель духа». Ванновский отчасти разделял эту прискорбную софистику, но лишь в отношении артиллерии — его все-таки хватило на сознание настоятельной необходимости введения магазинок. Это важное мероприятие было осуществлено в 1893–1895 годах — сперва в пехоте, начиная с пограничных округов, затем и в коннице (получившей облегченную и укороченную винтовку «драгунского образца»). 3-линейная винтовка Мосина зарекомендовала себя блестяще. Имея прицел на 3200 шагов, она значительно превосходила простотой конструкции и баллистическими качествами ружья всех остальных европейских армий.
Вопрос же о введении скорострельной артиллерии остался открытым.
Генерал-фельдцейхмейстеру великому князю Михаилу Николаевичу не удалось побороть оппозицию рутинеров. Вместе с тем клиновую пушку надо было заменить: мы начали сильно отставать от армий наших западных соседей и вероятных противников. Пришлось идти на компромисс и перевооружить артиллерию нескорострельной поршневой пушкой образца 1895 года улучшенных данных в сравнении с предыдущим легким образцом (дальность выстрела — 3 версты шрапнелью и 6 верст гранатой при весе снаряда соответственно 19,5 и 17 фунтов и практической скорости стрельбы 2 выстрела в минуту). Калибр был принят однообразный — 3,42 дюйма — и упразднено деление батарей на батарейные и легкие. Таким образом, вместо коренного преобразования была предпринята частичная и притом очень дорого обошедшаяся поправка, имевшая чисто временный характер. Рано или поздно (и чем раньше, тем лучше) все равно приходилось завести скорострельную пушку — только теперь вместо одного перевооружения сразу приходилось предпринять два — с двойными расходами.
Император Николай Александрович
20 октября 1894 года не стало царя-Миротворца. Его наследнику — молодому императору Николаю II — было 26 лет. Он только что откомандовал батальоном в Преображенском полку, должен был вскоре получить генеральский чин и полк, но Волей Божией вместо полка получил всю необъятную Российскую империю.
Император Александр III не допускал разговоров о политике в семейном кругу и совершенно не посвятил в государственные дела наследника, считая его пока слишком молодым и полагая, что для этого всегда найдется время. Николаю II пришлось одновременно управлять страной и учиться ее управлению, совершать ошибки — всегда неизбежные — и самому же их выправлять. Обращаться же за советом было не к кому. Александр III нес все на своих богатырских плечах — министры были лишь послушными исполнителями его
