История Русской армии. Том 2. От реформ Александра III до Первой мировой войны, 1881–1917 - Антон Антонович Керсновский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Великие князья были с рождения предназначены к одному лишь роду деятельности — военному делу. Многие из них чувствовали склонность к наукам, искусству, дипломатическим делам — фамильная (плохо понятая) традиция запрещала это, требуя обязательно одной военной службы. При отсутствии военного призвания у большинства великих князей служба эта обращалась в синекуру, очень часто шедшую во вред делу. Отдельные великие князья — коль скоро они имели серьезное военное призвание — принесли много пользы. Велика заслуга перед русской артиллерией ее последнего генерал-фельдцейхмейстера — великого князя Михаила Николаевича. Из его сыновей много и плодотворно потрудился над артиллерией его преемник великий князь Сергей Михайлович, брат которого великий князь Александр Михайлович — вопреки всеобщему противодействию — создал русский воздушный флот. Великий князь Николай Николаевич Младший переродил конницу, а главный начальник военно-учебных заведений — великий князь Константин Константинович — оставил по себе светлую память в десятках тысяч юных сердец. В общем же великокняжеская среда не выдвинула ни одного государственного ума, дав нескольких видных специалистов по отдельным отраслям военного дела и еще большее количество дилетантов, обладателей синекур.
Высшие сановники и та среда, из которой они стали вербоваться в последнюю четверть XIX века, были невысокого морального уровня, особенно проведенные Победоносцевым. В высшем петербургском свете ставленников Победоносцева, и особенно Витте, называли не иначе как на французском диалекте: «Les prokhvostus». В лучшем случае это были честные рутинеры, «люди 20-го числа», в худшем — были преисполнены самого беззастенчивого карьеризма. Этот последний тип, начиная с 900-х годов, сделался преобладающим.
Современники упрекали императора Николая II в безволии, двоедушии и недоверчивости. Его горячую и жертвенную любовь к России, на алтарь которой он не поколебался принести себя, свою жену и своих детей, не смеет оспаривать никто. Та твердость духа, что выказал Царь-Мученик в Екатеринбурге, отказавшись признать Брестский договор (знал, что подпись под этим актом спасет жизнь ему и семье), опровергает легенду о безволии. Столь же неоснователен и упрек в двоедушии. Он исходил от тех сановников, что оставляли государя «вполне разделяющего их точку зрения», а по приходе домой находили на столе высочайший указ об отставке. Причиной здесь являлась застенчивость государя (унаследованная от отца) и необыкновенная его деликатность. Он не был в состоянии резко оборвать докладчика, терпеливо выжидал конца его доклада, вежливо благодарил и, оставшись наедине, принимал свое решение, иногда резко расходившееся с тем, которое ему желали навязать. Наконец, последний упрек в недоверчивости столь же мало обоснован. Недоверчивость — вообще ценное качество в правителе, и кто посмеет упрекнуть в ней монарха, записавшего в свой дневник в тяжелый для России день: «Кругом измена, трусость, обман…» Можно лишь пожалеть, что недоверчивости этой не хватило в роковой мартовский день, когда царь внял предательскому «коленопреклоненному» совету и принял гибельное решение отречься. Слабой стороной начинавшегося царствования была неопытность государя, явившаяся причиной ряда промахов, тяжело отразившихся на внешней и внутренней политике.
Вначале все оставалось, как при предыдущем царствовании, начиная с министров и кончая покроем мундиров. Государственный механизм казался налаженным на многие столетия — везде еще чувствовалась могучая рука Александра III. Международное положение России было блестящим, и московские коронационные торжества 1896 года, когда вся Европа стояла в свите молодой императорской четы, явились апофеозом российской великодержавности. Победоносцев остался, и молодой император с уважением относился к крупнейшему деятелю царствования своего отца. Но что мог посоветовать государю этот ледяной скептик, пусть и большой государственный ум?
Министерством иностранных дел заправляли заурядные дипломаты: князь Лобанов, Муравьев, Ламздорф, люди, из которых при хорошем министре иностранных дел могли бы выйти сносные посланники и резиденты на второстепенных постах, требующих большой представительности и не столь большой проницательности. Самые большие промахи были совершены именно в этой области, где Александр III не имел себе равного, но где сын его был лишен возможности ориентироваться.
Другим слабым местом были внутренние дела. 90-е и 900-е годы характеризовались ростом промышленности. Последствием этого роста промышленности явился рост фабрично-заводского пролетариата, а последствием усиления пролетариата было нарастание революционных идей. Глухое, скрытое недовольство крестьянских масс, открытое брожение рабочих, быстрое, поистине исступленное «левение» общества, из оппозиционного превращавшегося в революционное, создавали угрожающую обстановку. Неудачные мероприятия правительства, совершенно недооценивавшего серьезность положения и насущную необходимость социальных мероприятий, лишь подливали масло в огонь. Работа эмигрантских революционных центров облегчалась правительствами и общественным мнением ненавидевших Россию стран Старого и Нового Света.
Исключительное влияние получил министр финансов Витте. Это был политик авантюристической складки, чрезвычайно способный, безмерно честолюбивый и совершенно беспринципный. Витте занял этот пост еще при Александре III, весьма ценившем его финансовые способности. Управление его финансами страны следует признать блестящим — государственные доходы без особенной тяготы для населения были увеличены на целую треть. Особенной заслугой Витте следует считать введение в 1897 году винной монополии, ставшей главной доходной статьей бюджета и давшей народу доброкачественное, дешевое и полезное (если им не злоупотреблять) питье. Лицемеры стали яростно клеймить «пьяный бюджет», однако отмена монополии в 1914 году имела самые печальные последствия, вызвав массовое тайное винокурение и, как следствие, — катастрофическое падение нравственности по всей стране и небывалый рост пьянства. Столь же плачевные результаты получились в Северо-Американских Соединенных Штатах по введении закона о принудительной трезвости. «Сухой режим» там совершенно развратил страну, создав целое сословие «гангстеров» и увеличив во много раз преступность. Эти два примера показывают всю абсурдность законодательства, идущего вразрез с природой человека и вдохновляемого только отвлеченными утопиями, зачастую к тому же фарисейского характера. К сожалению, влияние Витте скоро стало сказываться не только в области финансов, но и во внешней политике.
Русская внешняя политика, лишенная твердого руководства со смертью Александра III, сразу же попала под влияние Вильгельма II. Под этим тлетворным влиянием она уклонилась от прямого, реалистического пути, начертанного ей Александром III, и вступила на зыбкий и химерический путь непродуманных авантюр.
Вильгельм II решил обратить на пользу Германии и русскую дальневосточную политику, и самый франко-русский союз (разрушить который ему не удалось в 1893 году). План кайзера был смел и реалистичен. Всячески поощрять, более того — провоцировать русскую экспансию на Дальнем Востоке, стремиться придать ей империалистический характер, втянуть Россию в войны с Китаем, с Японией, лучше всего, конечно, с Англией. Россия будет занята этими войнами, ослаблена ими — и у Германии будут развязаны руки в Европе и на Ближнем Востоке. Германская промышленность делает сказочные успехи, германский флот — военный, коммерческий
