Крамнэгел - Питер Устинов

– Свинья, сволочь, погань проклятая! – завопил Крамнэгел, выключая телевизор и срывая с телефона трубку. Дежурным по управлению оказался лейтенант Армстронг. Крамнэгел, у которого от ярости начали дергаться веки, приказал тому смотреть в оба за машиной Реда Лейфсона и следить, куда бы Ред ни ехал.

– Чтоб всю машину увесить штрафными квитанциями, как рождественскую елку игрушками... любое нарушение, самое мелкое, немедленно оформлять протоколом... техническое, любое другое... чуть что – сразу привлекай по статье... По всем статьям, ясно? Если он действительно наколется на чем-нибудь серьезном, то просто прекрасно... Знаю, что сам не водит, но это неважно... Да, Марвин, раз уж мы все равно о нем. Разыщи по архивам сведения о том, как этот дешевый христопродавец потерял свои ноги... Это он так говорит, а я тебе говорю, что либо ему ноги дверью лифта отдавило, либо на него наскочил официант с тележкой, когда он в какой-нибудь гостинице подглядывал из коридора в замочную скважину... – Он заревел во все горло: – Плевать мне где, пусть тебе хоть в Форт-Нокс2 придется вламываться! Но чтоб материал лежал у меня на столе!

Крамнэгел повесил трубку. Чувствуя, что после беседы с Армстронгом он успокоился и немного пришел в себя, он включил телевизор снова, но теперь уже на другую программу, чтобы не нарываться больше на мистера Лейфсона. «Мы же были дружками, помнишь, Сидни? Помнишь, как мы на рыбалку ездили, а, Сид? Вдвоем, только ты и я... Ездили на рыбалку, рыбку удили...» Раздался выстрел, за которым последовал шум падающего тела. Устроившись в кресле-качалке поудобнее, Крамнэгел на ощупь, как слепой, потянулся к банке с пивом, уже с головой погрузившись в новую передачу и напрочь забыв о Лейфсоне. Ближе к концу фильма в дверях появилась Эди. Мешанина из напитков подействовала и на нее. Свою прическу она превратила в заросли дикого кустарника, откуда отдельные пряди падали ей на глаза. Наряд ее состоял из черных прозрачных пижамных брючек и черного прозрачного балахона, запястья и щиколотки украшали выпушки из искусственного меха. Сквозь балахон просвечивал усыпанный звездами лифчик, подхватывавший грудь, оставляя обнаженными соски. Эди курила вставленную в мундштук из слоновой кости сигарету.

– Привет, любовничек, – прохрипела она.

– Тс-с-с! Он сейчас так промахнулся, господи ты боже мой!

– Кто промахнулся?

– Лем Крэддокс.

– Это еще кто, черт его дери?

– Частный детектив. Китайцу, значит, трепанул, а старику, значит, ничего не сказал, вот он и... – Крамнэгел взглянул на жену и присвистнул.

– Секса не желаете? – осведомилась она.

– Ты вся такая аппетитная, прямо так бы и съел, – ответил супруг, снова поворачиваясь к экрану.

Эди давно уже привыкла и к нему, и ко всем его повадкам. Замужество за тремя полицейскими даром не прошло. Подойдя к проигрывателю, она поставила пластинку. Музыка с настроением. Под такую музыку хорошо раздеваться. Она зажгла палочку благовоний, и густой виток голубого дыма начал подниматься вверх анемичной коброй. Она пригасила свет. Крамнэгел впился в экран, от души надеясь, что Крэддокс успеет произвести арест, прежде чем ему самому придется исполнять супружеские обязанности. Но Крэддокс все медлил. Крамнэгел разрывался от нерешительности. Он взглянул на часы, и вдруг экран заслонила волнующаяся тощая грудь Эди, и прямо перед его лицом очутились губы, влажные, как мостовая в дождливый вечер. Эди зажмурила глаза в предвкушении экстаза. Передний зуб был испачкан помадой, и от нее пахло спиртным.

– Ну давай же, давай, – прошипела она.

Ничего не оставалось делать, кроме как повиноваться, но Крамнэгел был далек от мысли о позорной капитуляции. Он атаковал полураскрытый рот с такой яростью, что голова жены упала прямо в его подставленные руки, тем самым вновь открыв экран для обозрения. Крэддокс лез в дом через чердак. Тьфу, черт, похоже, что самое важное-то он и пропустил. На кой ляд нужно Крэддоксу переться через чердак, когда в доме есть нормальные двери? Хотя... постой-ка... неужто китаец?.. Из приоткрытых век Эди брызнул предупреждающий зеленый луч, Крамнэгел виновато зажмурился и потянулся рукой к обнаженной груди. «Так, Макмайкл, значит, хотите поиграть? – спросил Крэддокс жестко, приглушенным голосом.

– Ну что ж, раз вы так желаете...»

Послышался шум схватки, но у Крамнэгела не хватило мужества открыть глаза. Жаль, что он не успел сделать звук погромче. Минуту спустя он услышал, что по телевизору уже идет рекламный ролик – женский хор восхвалял достоинства ментолового дезодоранта. Так теперь никогда и не узнать, кто был убийцей. Тьфу, черт! Проснулся Крамнэгел в половине пятого утра и осторожно выбрался из постели.

– Ты куда собрался, любовничек?

– В сортир.

– Да, другого такого романтика на всем белом свете не сыскать, чтоб тебя разорвало! – не на шутку рассердилась проснувшаяся Эди.

– Что я такого сказал?

Она запустила в него подушкой. Крамнэгел шагнул было обратно к кровати, но потом передумал и включил телевизор. Шла ночная рекламная передача, в которой диктор всю ночь болтал с усталым шимпанзе, пытаясь прославить товары тех фирм, которым оказалось не по карману более подходящее для рекламы время.

– Выключи, – пробормотала она, снова засыпая. Оставив телевизор включенным, он отправился в уборную. Три часа спустя они пили кофе, который молча заварил он сам.

– В чем дело, крошка? – спросил он.

Эди начала плакать. Крамнэгел подлил себе в кофе молока.

– Конечно, я понимаю, – попытался он утешить жену. – Ночью у меня не очень-то получилось, но все будет по-другому, как только мы доберемся до Азии. Наверное, они правы: я действительно перетрудился, надо отдохнуть, не нервничать... А то уже очень выходит тяжело для тебя... хотя, видит бог...

– Что он видит? – резко спросила Эди, промакивая глаза салфеткой.

– Бог видит, что ты и раньше была замужем за полицейскими и должна понимать...

– «Чет Козловски, где бы ты ни был, я хочу, чтобы ты знал: таких, как ты, теперь уже не бывает», – жестоко и нагло передразнила Эди, а затем перешла на свой обычный раздраженный тон: – Чет Козловски был педераст.

– Не смей! – поднялся он из-за стола.

– Это правда, черт побери, и все тут!

– Не смей так говорить о моем друге! – прорычал Крамнэгел.

– О, вот оно что?

Крамнэгел рухнул обратно на стул. Теперь атмосфера накалилась до того, что, несмотря на раздражение, Крамнэгел счел своим долгом попытаться разрядить ее.

– Да-а, – сказал он. – Видел я как-то в книжке картинку Тадж-Махала. Прямо как в сказке. Чудесная работа.

– Мы не поедем в Тадж-Махал, – хмуро буркнула Эди. Вот так-то.

Подождав минуту, Крамнэгел накрыл ее руку своей тяжелой огромной ладонью.

– Есть же и другие места, – сказал он отважно.

– На этом паршивом Тадж-Махале свет клином не сошелся.

– Поскольку реакции на его слова не последовало, он спросил: – По какому маршруту мы поедем?

– У меня все записано.

– Ну и отлично. Еще одна бесконечная пауза. Затем: – Что отлично?

– То, что у тебя все записано. Так мы хоть будем знать, куда едем. Чтоб никаких там неожиданностей. Нет, правда, я даже предвкушаю удовольствие от нашей поездки.

– Но ты же говорил...

– Забудь, что я говорил. Что у нас там – Греция? В Грецию едем, да? Колыбель нашей цивилизации, это уж точно... Желудь, из которого проросла наша конституция. И Италия, а? Былая слава Рима! Помнишь тот фильм – «Мантия»? Как раз про это. И Израиль! И Аравия! На этом известные ему страны кончились. Не сумев больше ничего придумать, он по зрелом размышлении поднялся из-за стола.

– Куда ты?

– В душ.

3

Прежде чем стать на стезю своих великих приключений, Крамнэгел позаботился о том, чтобы перед отъездом нанести ряд визитов с целью «прояснить», как он это сформулировал, «отношения». И пригласил в дешевую бифштексную Ала Карбайда. Как ни старался Крамнэгел скрыть неприязнь к своему заму, одного вида этого худого серого лица с кружевом вен на висках и с глубокими впадинами щек, подергивающего носом и прищелкивающего зубами, заглатывая лук со сметаной подобно какой-то истеричной рыбе тропических широт, было достаточно, чтобы пробудить чувство чисто животного отвращения. Чтобы человек хотел – и мог! – поглощать целые горы пищи с упорством обжоры и постоянством сластолюбца, оставаясь при этом жилистым и крепким, как стальной трос, – нет, здесь явно что-то не так!

– Ну, так как бы ты руководил нашей полицией? – спросил Крамнэгел, обескураженный направлением, которое принял их разговор.

Ал улыбнулся и ответил тихо:

– Мне вряд ли пристало говорить о том, как бы я вел себя на твоем месте, Барт.

– Это почему?

– Да потому, что оно твое место, а не мое.

– Когда-нибудь оно может стать и твоим.