Смерть Ленро Авельца - Кирилл Валерьевич Фокин

я спрашивал его, что он чувствовал в те дни, – и Вильк неизменно отвечал: «Потрясение». Думаю, под этим подпишутся многие. Потрясение. Одно сплошное потрясение.

С самых первых дней стало ясно, что Шанхай внесёт серьёзные коррективы в будущее Организации. Тогда ещё не все понимали, насколько серьёзные, но Вильк сразу начал готовить заявление. Он был в Австрийских Альпах, в своём небольшом домике, где отдыхал, готовясь к заключительному этапу гонки за Ньюарк, которую собирался проиграть. Но Шанхай изменил всё, включая и это его намерение.

Пока весь мир пребывал в оцепенении, а протоколы безопасности оранжевого уровня для руководства Организации до сих пор не отменили и Мирхофф с коллегами парились в бункерах под штаб-квартирой, Вильк созвал пресс-конференцию.

Это произошло на второй день после того, как Шанхай подписал капитуляцию. Джонс мёртв, город в руинах, Сеть вопит, а официальные лица хранят гробовое молчание, игнорируя миллионные акции протеста по всему миру. Началось то, что мы сегодня называем «первой волной джонсизма». На улицы вышли те, кто раньше фанател от Джонса и его тоталитарного режима, но почему-то не решался купить билет и прилететь к своему кумиру. На улицы вышли те, кто верил Джонсу и ненавидел Организацию и теперь не мог поверить, что их идол грозил начать ядерную войну и разбомбить полмира. Этими выступлениями воспользовались политические авантюристы, затрубившие о недопустимости действий Мирхоффа и главкома Редди, о «военных преступлениях» и о необходимости «реформ» в Организации. Реформ вплоть до роспуска.

И вот в это страшное время, когда в воздухе повисло заявление Лиги Южной Америки о выходе из состава Организации, когда Генеральная Ассамблея ещё не собралась на заседание, а Сеть уже требовала голову Мирхоффа и кадры разрушенного Шанхая выжимали из глаз пользователей слёзы, и все враги слетелись, как стервятники…

Габриэль Вильк единственный выступил с заявлением. Он сказал, что Организация, безусловно, нуждается в реформах, однако сейчас важно не поддаться панике и оценить действия генсека Мирхоффа как верные. «Если бы я оказался на месте Мирхоффа, – сказал Вильк, – то я бы отдал те же самые приказы». Сегодня трудно понять, какой эффект произвела эта принципиальная позиция. Из «технического кандидата» Вильк в один момент оказался фаворитом – и главной надеждой Организации.

Ему пришлось ещё неоднократно разъяснять, в чём заключаются его взгляды. Очень простая мысль: Организация должна жить и работать. Шанхай – суверенный город-государство – избрал себе власть без вмешательства со стороны. Угроза, которую он стал представлять для мира, сомнению не подлежала. Организация пыталась вести переговоры, однако Джонс являлся психически больным человеком и сознательно повёл город в самоубийственную атаку на человечество. Вина целиком и полностью на нём. Да, операцию по принуждению к миру провели жёстко, но пределы допустимого не превышены: не забывайте, речь шла не об умиротворении очага локального конфликта. Джонс применил ядерное оружие. И боеголовки уже стартовали в тот момент, когда Мирхофф приказал начать бомбардировки. Альтернативы просто не существовало.

(Удобная точка зрения, не правда ли? Джонса избрал народ, Организация ни при чём, а тот оказался сумасшедшим, и вести переговоры с ним было нельзя. Ни слова о «Сан Энерджи», о контрактах для ТНК, которые лоббировал Керро Торре, ни слова о взрыве водородной бомбы возле Уханя, о Гонконге, о попытке Джонса шантажировать Организацию…)

В условиях тяжелейшего кризиса, в котором оказалась Организация, эта позиция стала спасательным кругом. И Наблюдательный совет, и Совбез одобрили принятые Мирхоффом решения (не «одобрили», а «приняли» постфактум), но Генеральная Ассамблея раскололась. Сразу после того, как оранжевый протокол отменили, там начались дебаты. Южная Америка на время отложила вопрос выхода из Организации, но требовала проработать механизм выхода и зафиксировать его в Уставе; Азиатский союз призвал к независимому расследованию, а Аравийский альянс выступил с декларацией, осудившей практику «окончательного решения».

(«Окончательное решение» – право генсека/главнокомандующего отдать приказ, который Армия Земли обязана исполнить без обсуждений и без последствий. Данную форму ввели в акт об Армии Земли при участии Ленро Авельца, который противопоставил её праву солдат и офицеров не подчиняться «преступным» приказам. Вряд ли Мирхофф всерьёз беспокоился, что Армия Земли откажется разбомбить Шанхай – скорее, он воспользовался этой формой для ускорения процесса.)

Своими выступлениями перед ГА, отчасти носившими характер оправданий, Мирхофф вызвал огонь на себя: оппозиция переключилась на борьбу за расследование, на выяснение обстоятельств отставки генерала Уинстона Уэллса и смены руководства ОКО, временно забыв про изменение Устава. Тем временем готовилась передача власти: Совбез и Наблюдательный совет единогласно поддержали кандидатуру Вилька (но не ГА – там Вилька не поддержала половина делегатов).

И вот новоизбранный генеральный секретарь прибывает на своё рабочее место в Ньюарк. Его кортеж заезжает на территорию штаб-квартиры и движется к парадному входу в центральное здание – здание Генассамблеи. Обычно машина генсека проезжает на подземную парковку комплекса, откуда он поднимается на специальном лифте сразу к себе в кабинет. Но только не в первый день. В первый день он обязан выйти из машины перед легендарной лестницей здания ГА (на которой и подстрелили в своё время Ленро), подняться по ней, улыбаясь прессе и Сети, пройти сквозь парадные двери и лишь затем, по внутренним переходам, добраться до помещений администрации и занять кабинет.

Вильк уважает эту традицию и, несмотря на укоряющий взгляд начальника охраны, не намерен её нарушать. «Буйвол-4 SOL» останавливается перед лестницей, телохранитель открывает дверь, и Вильк резво выпрыгивает, вытягиваясь во весь рост и слегка жмурясь от яркого солнца. Со всех сторон кружат дроны, лестница полна репортёров, камер и охраны. Вильк – высокий, широкоплечий, в свои пятьдесят восемь лет он сохранил густую светлую шевелюру и обходится без очков – пружинистым шагом идёт вверх по лестнице и улыбается. Он идёт уверенно, и его руки не спрятаны в карманы, а согнуты так, будто он вышел на ринг и собрался боксировать. (Саглам пытается провести параллель с Мирхоффом – у того был средний рост, он слегка горбился, держал руки в карманах, носил очки и рано начал лысеть.)

Вильк заходит в роскошный холл здания, сотрудники уважительно кивают и расступаются перед ним. Он поднимается на третий этаж и проходит мимо дверей зала ГА, где толпятся делегаты – многие не скрывают неодобрительного или скептического отношения к новому генсеку. Вильк приветствует их и идёт мимо – оказывается в северной башне здания, внутри Организации прозванной «Иглой». Там его ожидает лифт. Вильк поднимается на двадцать седьмой этаж, где располагается кабинет, который он займёт на ближайшие шесть лет.

Кабинет генсека на двадцать седьмом этаже «Иглы» не отличается размером, зато из него умопомрачительный