Смерть Ленро Авельца - Кирилл Валерьевич Фокин

вид. В ясную погоду отсюда как на ладони видны и шпили Нью-Йорка, и Аппер-Бэй, и Гудзон. Особенно город красив по вечерам, когда спускается ночь и впиваются в небо столпы света Манхэттена и Джерси-Сити.

Это его рабочий кабинет, и здесь в ближайшие годы он проведёт много времени. Тут его рабочий стол и самый защищённый компьютер в мире, с которого генсек даже не имеет прямого выхода в Сеть. Сюда перенаправляются все сообщения из Кризисного центра, вся секретная документация, все отданные внутри Организации приказы, вся информация, которой она обладает. Рядом стол для совещаний и отдельный стол для секретаря, позади рабочего стола дверь, ведущая к личному лифту и двум комнатам отдыха. Напротив – дверь в приёмную, где внимания Вилька уже ждут просители.

У генсека есть ещё один кабинет – не в «Игле», а в здании Генассамблеи, на третьем этаже, рядом с кабинетом спикера ГА. Парадный, огромный и украшенный. Там нет окон, вместо стен – экраны, четырёхметровые потолки и мраморные колонны, небольшой фонтан и дверь прямо в зал ГА. В этом кабинете генсек по протоколу принимает делегации и почётных гостей, но работать там невозможно. По традиции в первый рабочий день генсек сперва идёт в этот кабинет и устраивает там фотосессию среди мрамора, золота и серебра. Этой традицией Вильк пренебрегает, и мир правильно считывает жест: он пришёл не красоваться – он пришёл работать.

Рабочее кресло Вильку не нравится: слишком мягкое. Вильк предпочитает жёсткое покрытие и никогда не облокачивается на спинку. Выслушав первые доклады и отдав первые распоряжения, он просит дать ему пять минут, а после пригласить заместителей на совещание.

Ему предстоит тяжёлый, очень тяжёлый день.

Сейчас – организационное совещание, которое нужно провести за пятнадцать минут, потому как через двадцать минут начнётся пленарное заседание ГА, а от него ждут беды. «Джонсизм» пустил корни в Организации, и так называемые умеренные джонситы – преимущественно делегаты Южной Америки и Африки – уже заявили, что отвергают саму возможность работать с Вильком как с генсеком. К счастью, их не так много, но есть опасность пострашнее – делегация Аравийского альянса, которая собирается внести предложение об изменении Устава. Это предложение поддержит Азия. Они играют на руку «джонситов», и все это прекрасно понимают, но миллионы протестующих требуют ответа.

Бунтует Сеть, на площадях горят костры, и каждый день в штаб-квартиру приходят сводки, как с полей сражений: за последние двадцать четыре часа убито двадцать полицейских и около сорока гражданских, ранено более трёхсот человек, в Каире применены водомёты и электрошокеры, в Дели убит сотрудник Организации, в Джакарте стихийные митинги… Не все протестующие – «джонситы». После того как стали известны подробности Шанхайской войны, оправдывать и восхвалять Джонса могут лишь радикалы. Движение «джонситов» маргинализировалось, но и заметно расширилось: теперь под лозунгами «Помни Шанхай!», «К суду преступную ООН!» и «Кто сторожит сторожей?» выступают не фанатики Джонса, но все враги глобального порядка.

Что беспокоит Вилька больше всего – национальные правительства готовы пойти им навстречу.

«Джонсизм» воскресил противостояние блоков, которое когда-то подавил Мирхофф. На грядущем заседании стенка на стенку сойдутся сторонники «Центра», т. е. сохранения полномочий Организации, и сторонники «Регионов», выступающие за превращение Организации из исполнительного органа в совещательный. Формально за роспуск Организации не выступает никто: даже Лига Южной Америки больше не собирается выходить из её состава, однако всем понятно, что победа «Регионов» будет означать полное поражение идеи мирового правительства, воплощением которой Организация по плану основателей должна была стать.

Вильк понимает, что он – последняя линия обороны этой идеи. Мирхофф дискредитирован Шанхайской войной и ничего не смог. Теперь от Вилька зависит, жить Организации или умереть. Останется ли она гарантом мира и стабильности или будет немощно созерцать, как мир катится в пучину анархии. Судьбы не тысяч, не миллионов, а миллиардов зависят от того, выстоит ли Вильк в этом бою.

Отступать он не намерен. Быть могильщиком Организации и председательствовать при её распаде он не собирается. Он выйдет на трибуну ГА и огласит свою программу реформ. Умеренных реформ, потому что Вильк считает, что не нужно чинить то, что не сломано. В случае Шанхая были допущены ошибки, но это были ошибки людей, а не системы. Системы, которая сумела в конечном итоге обеспечить безопасность Азии и всего мира, не дала Джонсу начать ядерную войну и подавила его агрессию за считаные дни. Но дело не в Шанхае – враги используют кризис как повод для полномасштабной атаки, силы для которой копили уже давно.

Вильк выступит и кинет им кость – реформу системы представительств, ужесточение ответственности генсека перед Наблюдательным советом, расширение полномочий ГА и ограничения для Особого комитета, который в последние годы (при генерале Уэллсе) аккумулировал слишком большие ресурсы.

Кроме того, Вильк распускает Комитет по вопросам религий и развития, созданный Мирхоффом в начале своего второго срока. Этим комитетом руководил печально известный Ленро Авельц, и его постоянное давление на исламские страны безумно раздражало Азиатский союз и Аравийский альянс. В спокойные годы правления Мирхоффа комитет делал благое дело – боролся за соблюдение прав человека, отмену религиозных законов и против фундаментализма, однако в новых условиях деятельность комитета стала красной тряпкой для «Регионов». Если им требовался пример вмешательства Организации во внутренние дела государств – они вспоминали комитет по религиям.

Комитет мог действовать мягче, но жёсткая позиция лично Л. Авельца сделала из комитета злейшего врага «национальной и религиозной идентичности». Сам Авельц, будучи приближённым генерала Уэллса, не ограничивался принятием резолюцией в ГА и использовал ОКО для своих операций против религиозных объединений и прямого давления на суверенные правительства. В конце срока Мирхоффа против Авельца начали внутреннее расследование: во время переговоров с культистами Бога-Машины в Мехикали он спровоцировал лидера сектантов на массовое самоубийство, которое вошло в историю как «кровавый понедельник». Погибло двадцать пять тысяч человек, и неудивительно, что Наблюдательный совет отстранил Авельца: всем было известно его презрительное отношение к верующим, тем более к культистам. Он вёл переговоры с позиции силы, угрожал и не демонстрировал ни малейшего желания разобраться в ситуации. Расследование позже закрыли, признав Авельца невиновным, но это сделали лишь для того, чтобы не поддерживать кампанию по дискредитации Организации. Вина Авельца была очевидна, и комитетом руководить он больше не мог. А без него комитет превращался в бессильный бюрократический орган – Вильк без сожалений решает распустить его как подарок «Регионам».

Это демонстрация. Собираясь с силами, генсек пускает в глаза врагам пыль, чтобы затем контратаковать. «Контратаковать»… Ему нравится это слово. Он даже повторяет