Хромой Тимур (Звезды над Самаркандом - 1) - Сергей Бородин

Мулло Фаиз насторожился:

- Я всегда щедр во имя божие.

Дервиш протянул ему чашу. Медь глухо ударялась о широкое дно.

Дервиш быстро выплеснул полушку обратно на ковер Мулло Фаизу:

- Помолюсь о ниспослании истинной милости творцам истинной щедрости. Деньги подобны зернам пшеницы: чем гуще посев, тем изобильнее жатва.

- Была бы земля плодородна!

- Она вся вспахана, обильно полита, озарена сиянием бога истинного, милосердного...

Кто слышал слова дервиша со стороны, казалось, он занят набожным, нескончаемым славословием бога, - напев его звучал для всякого так привычно, что в слова этого напева уже давно никто не вникал.

Мулло Фаиз не без сомнения всыпал в чашу сразу три гроша.

- Мало.

- Верное дело?

- Мало посеешь, - пожалеешь, когда жатве настанет время. Сокрушение иссушит душу твою, и воскликнешь: о, если б вложил я, смертный, каплю солнца в ниву сию, ныне взял бы я урожай золотой пшеницы.

- В самом деле?

- И то мало.

Но отдать серебряную теньгу Мулло Фаиз поскупился. Нехотя он бросил дервишу одну беленькую - четверть теньги.

- Два каравана из Индии.

- Если только его...

И рука Мулло Фаиза потянулась было всунуться в чашу за своим серебром. Но дервиш отвел чашу от протянутой руки в сторону:

- Беседуем мы о золотом посеве, а ты и единое зерно норовишь с корнем выдернуть!

- Но это мне уже известно!..

- Число знаешь?

- Без обмана?

- Как милосердие божие...

- Ну?

- Два по сту.

- А товар?

- Один корыстолюбец тщился с одного зерна пожать два урожая за един год. Но бог милостивый, милосердный...

- Охо! До урожая-то сеятель исчахнет от нужды да от...

- Виден человек, начитанный в книгах. Однако сеятели, хирея в нужде, доживают до урожая: иначе кто собрал бы урожай с полей, коим милостивый...

Поеживаясь и не заботясь о своей осанке, Мулло Фаиз достал еще одну беленькую, но, прежде чем расстаться с ней, переспросил:

- Еще неизвестно, годно ли сие зерно для моей, для моей, Мулло Фаиза, нивы...

- Клади!

Рука Мулло Фаиза сразу ослабела, беленькая капелька серебра выкатилась из ладони, но чаша дервиша своевременно оказалась на ее пути. Округлившиеся глаза Мулло Фаиза приблизились к носу дервиша:

- Смотри, святой брат! Неужели кожи?

- Мало жертвуешь.

- Э! От твоих слов сундук мой не тяжелеет, а...

- А без моих слов он вовсе рассыпался бы.

- Молись за меня! - И Мулло Фаиз, чтобы скорее отвязаться от дервиша, подкинул ему еще несколько подвернувшихся грошей, не заметив, что с ними попали и еще две серебряные капельки.

Мулло Фаиз, растерянно озираясь, еще не успев сообразить, с чего начинать спасение своих сундуков, заметил приказчика, скромно присевшего в сторонке.

- Ну?

Приказчик не без предосторожностей, чтоб посторонним ушам не услышалось, сообщил:

- Слух верен. Есть караван.

- А что везет?

- Это неизвестно.

- А почем?

- И это неизвестно, ежели неизвестно что...

- А сколько?

- Не говорят.

- Ах, боже мой! - Но гнев Мулло Фаиза не успел войти в оболочку слов, как Мулло Фаиз вдруг понял, что надо спешить, пока весть о таком потоке кожи не дошла до ушей базара. Тогда цены на кожи настолько упадут, что весь склад Мулло Фаиза станет дешевле одной лавчонки сапожника.

- Беги на базар! Слушай, выпытывай, не надо ли кому кож. Из кожи лезь, - сбывай кожи!.. Нет, стой! Пойду сам.

Торопливо, но стараясь сохранить степенность, отчего еще больше путался в полах своих раздувающихся халатов, он кинулся по рядам.

В кожевенных рядах купцы дивились, глядя, как Мулло Фаиз сам снизошел до их лавчонок.

- Не надо ли кому кож? - спрашивал он.

Но торговцы удивлялись: если 6 им понадобились кожи, всякий нашел бы Мулло Фаиза. И догадывались: что-то случилось, если Мулло Фаиз сам побежал распродавать свой склад. Он увеличил сомнения и любопытство, приговаривая:

- Недорого отдам. Уступлю против прежнего.

- А почем?

- По сорок пять вместо прежних пятидесяти.

- Обождем.

- А ваша цена?

- Мы не нуждаемся.

Но Сабля, спокойно восседая с краю от своих жалких товаров, небрежно спросил:

- Кожи, что ли, Мулло Фаиз?

- Продаю.

- Дорого?

- Сорок пять против прежних пятидесяти.

- Почему скинули с пятидесяти?

- Хочу товар перевести в деньги. Жду товаров из Индии.

- Все ждем. Везут!

- В том-то и дело.

- Садитесь.

- Некогда.

- Садитесь, говорю.

- Берете?

- Смотря по цене.

- Я сказал.

- Шутите? Цена пятнадцать.

- Это не дратва. Лучшие кожи: волжские есть, есть монгольские.

- Против индийских, думаю, это дрова, а не кожи.

- Индийских?

- Вы разве не слышали?

- А вы уже пронюхали?

- О чем?

Мулло Фаиз спохватился и деловито спросил:

- Берете или шутите?

- Зачем шутить? Цена пятнадцать.

"Неужели уже знает?" - покосился кожевенник на Саблю. Но ответил с прежним достоинством:

- Скину до сорока.

- Больше пятнадцати не дам.

- Тридцать пять! - воскликнул Мулло Фаиз, сам не слыша своего голоса, оглушенный твердостью, с какой Сабля называл эту небывалую, ничтожную цену.

- Я не толковать, не торговаться пригласил вас, Мулло Фаиз, - солидно, как первейший купец, осадил Сабля богатейшего кожевенника Самарканда, - я беру, плачу наличными. Цена - пятнадцать. Завтра будет десять. Но завтра кож ни у кого не останется, а мне надо взять.

- Разве другие уже продали?

- Кто еще не продал - продаст. Пятнадцать лучше десяти, не так ли?

- Да?..

- Если говорить о кожах, а если о грехах, - десять лучше пятнадцати!

- Мне не до шуток.

- Потому я и держу деньги наготове.

- Двадцать! - вдруг решился Мулло Фаиз.

- Больше пятнадцати не дам.

Отказ от такой неслыханной уступки и небывалая на самаркандском базаре твердость Сабли убедили Мулло Фаиза, что дела плохи и надо спешить.

- Берите!

- Сперва глянем, хорош, ли товар. Да и сколько его там?

На душе у кожевенника стало еще тревожней. Товар был хорош, он всю жизнь торговал кожами. Дело это перешло к нему от отца, семья их занималась этой торговлей исстари: сказывают, прадед еще от Чингиза кожи сюда возил. Мулло Фаиз плохими товарами не торговал, лежалого сбывать не мог: тогда от него ушли бы покупатели, а большой купец без покупателей - как голова без туловища. Прежде он не дозволил бы чужому человеку даже через щель заглядывать к себе на склад и тем паче рыться у себя на складе, но теперь и весь склад отдан, и товар продан весь, до последнего лоскута, и уже не выгонишь чужого приказчика со своего склада.

Сабля, между тем, позвал:

- Эй, Дереник!

Из-за лавчонки высунулась голова длинноволосого армянина. Сабля распорядился:

- Огляди-ка товар у купца, - каков, сколько.

- Не долго ли он будет ходить? - встревожился Мулло Фаиз, заметив, что к Сабле направляется остробородый, худой, как костяк, старик Садреддин-бай, опережая своими костями раздувающийся легкий халат.

- Слыхал, кожи берете? - спросил, подходя, Садреддин-бай у Сабли, мраморными глазами вглядываясь в ненавистного ему Мулло Фаиза.

- Если цена подойдет! - ответил Сабля.

- А почем положите?

- Сегодня пятнадцать! Завтра десять.

Старик так резко сел на край лавки, что раздался треск то ли досок, то ли костей.

- Почем? - переспросил он, и показалось, что ухо его вытянулось, как хобот, к самому рту Сабли.

- Как взял у Мулло Фаиза, так и вам предложу: пятнадцать.

Садреддин-бай осипшим голосом просвистел Мулло Фаизу:

- И вы отдали?

С достоинством, гордо и даже как будто весело, не желая терять лица перед извечным соперником, Мулло Фаиз подтвердил:

- Отдал!

- Зачем?

- Деньги получить.

- Зачем?

- Чтобы спасти их! - с отчаянием признался Мулло Фаиз.

Садреддин-бай, известный на весь Самарканд своей скаредностью, торопливо просипел:

- И я отдам. Но по той же цене. Меньше не возьму.

- Пятнадцать? Не много? - как бывалый купец, подзадорил старого купца Сабля.

- Окончательно!

- Ну, уж ради первой сделки... ладно! - согласился Сабля.

От Сабли пошли вместе, удивляя этим весь базар, никогда до того не узнававшие в лицо друг друга Садреддин-бай и Мулло Фаиз.

- Куда теперь деть эти деньги? - размышлял Мулло Фаиз. - Я, кроме кож, ничем не торговал.

- Отец мой торговал с Индией...

- Чем?

- Нашим шелком.

- Так и сделаю! Закупаю наши шелка. А вы?

- Надо спасать деньги! Предлагаю складчину. Закупим наших шелков на всю наличность, пока базар не опомнился.

Мулло Фаиз решительно согласился.

На одном из складов с шелковым товаром они долго торговались, но, несмотря на уступчивость шелковщика, денег у них достало лишь на несколько жалких кип.

После покупки скаред Садреддин-бай пригласил Мулло Фаиза к себе в гости, и, прежде считавший ниже своего достоинства ходить по чужим домам, Мулло Фаиз радостно принял приглашение, как единственный просвет за все это хотя и солнечное, но столь страшное утро.