Были 90-х. Том 1. Как мы выживали - Коллектив авторов

Где-то там, высоко над Киевским вокзалом, проносились спутники, а инженеры, причастные к их созданию, уже в ранге челночников попивали чаек в вагоне поезда, который двигался, если смотреть оттуда, сверху, по большой дуге, все больше отклоняясь на юг. Через Украину в Румынию, потом в Болгарию. В Болгарии пересадка на автобусы, и оттуда прямо на Восток – в Стамбул. При подъезде к границе с Румынией разговор в вагоне только о том, что стоит ли перепрятывать лишние сто, а у некоторых и двести долларов из интимных мест на теле в укромные места в вагоне. Например, в плафон купейной лампы или полые держатели на стенах. Наконец поезд остановился, и по вагону пополз шепот – таможня идет. В вагон неторопливо вошла полноватая женщина средних лет, представитель украинской таможни в форме таможенной службы Советского Союза, и, приятно улыбнувшись, сказала: «Кто запрятал деньги в ботинки, доставайте». Потом, найдя взглядом два побледневших лица, добавила строго, уже обращаясь только к ним: «Вы и вы».

И вот поезд пополз к мосту через речку мимо рассыпающейся, потемневшей избушки, похожей на сгорбленную старушку. Мост – это граница, и сразу за ним белые блочные пятиэтажки румынского городка и дети в цветастых шапочках. Свершилось – и в каждой следующей анкете в графе «был ли ты за границей» мы могли с гордостью писать «Да».

В Болгарии пересели на автобусы. Долго поднимались и потом спускались по серпантину дороги, преодолевая перевал. Где-то недалеко гора Шипка, место русского подвига и славы, а нас, не убоявшихся позорного звания мешочников, водитель-турок катит мимо, в Турцию. Март. Деревья без листьев, и от этого поросшие лесом горы перевала выглядят, как головы с поредевшей шевелюрой. После перевала дорога прямо стрелой в Стамбул. Через два часа пути из дороги вырывается одна из полос и под прямым углом уносится вправо. Там Греция. Там Парфенон, статуи олимпийских богов. Но наш путь только прямо, в Стамбул. За джинсами, кожаными куртками, махровыми халатами и яркими цветастыми пластиковыми мусорными ведрами, которые в Москве уходили сразу с двойным «отбоем» – мечта любого челночника.

Ночь. Аморфная темень справа, слева, сзади, и только спереди фары автобуса нащупывают твердую дорогу. И вдруг, как это бывает в длинных коридорах коммуналок, когда свет пробивается из-под двери туалета, полоска света в направлении нашего движения. По мере нашего приближения она расширяется, становится заревом и наконец, выплескиваются, как праздничная иллюминация, залитые светом витрины магазинов. Нет, это не был Стамбул, а всего лишь мелкий городишко, выпрыгнувший из темноты на нашем пути, но все, с десяток магазинов на центральной улице были готовы торговать в два часа ночи. Какой контраст с Москвой 93-го года, тогда еще тускло освещенной и сонной в ночное время.

Рассвело. Вокруг низкие каменистые холмики без всякой растительности во все стороны, до горизонта. После нескольких часов неменяющегося пейзажа впереди показался холм большего размера, который по мере приближения стал превращаться в нагромождение домов. Нагромождение домов разбилось на улицы, заполненные плотной толпой. Вот и Стамбул.

Что покупать? Где покупать? По группе пронеслось – нужно покупать прямо с фабрик, чтобы купить дешевле, чем в магазине. Бывалые челночники тем временем исчезли по своим, известным только им адресам. Мы, новички, в растерянности остались на улице. Постепенно нас стали плотным кольцом окружать мальчишки – уличные торговцы. Вооруженные сияющими, как с фотовыставки, улыбками, предлагали купить пачку из пяти носков за один доллар. Но их дружелюбность обманчива. Неопытные челночницы, которые по привычке носили деньги в сумочках, попадали в группу риска. Были случаи, когда их окружала ватага таких вот улыбчивых ребят. Один выхватывал сумочку, другой бросался под ноги преследователей, и все врассыпную в узкие кривые улочки. Языкового барьера не было – все турки, вовлеченные в торговлю с нами, знали несколько слов, необходимых для обмена денег на товар по-русски. Скоро начали находиться фабрики. Как оказалось, фабрики – это двух-, трехкомнатные квартиры в обычном жилом доме.

В одной комнате турок торговался о цене. Чтобы выманить у нас побольше долларов, угощал чаем в маленьких прозрачных стаканчиках. В других комнатах в это время турчанки отстрачивали продукцию. Почти на всей продукции красовалась этикетка – «Made in Italy». Через два дня деньги потрачены. Товар, упакованный в тюки, выносится и укладывается горой на тротуар перед гостиницей. Подъезжает наш автобус. Новички в шоке – размеры горы товара очевидным образом превышают размеры автобуса. Через пару часов подгоняют еще один автобус. Начинается коллективная загрузка тюков. Задняя дверь закрывается, весь товар заносится через переднюю дверь. Если получится, то останутся и для нас сидячие места. Не получилось. Поедем, лежа на тюках – так тоже комфортнее, если только под тобой не окажется тюк с пластиковыми ведрами. Поездка в Турцию семидневная, и к концу пятого дня – отъезд из Стамбула, все новички уже становятся закаленными челноками. Это же Константинополь. Мы чувствовали себя рыцарями, возвращающимися из крестового похода, – бесстрашными и непобедимыми.

В три часа ночи добрались до турецкой границы. Встали толпой у автобуса. Таможенник в отглаженном кителе, аристократично попивая чаек из прозрачного стаканчика, стал брезгливо посматривать на наши небритые физиономии бывших лауреатов и кандидатов режимных наук. Пополз слух – таможенный досмотр, а это значит, полная выгрузка и потом снова загрузка автобуса. Что делать, пока ждем? Начали играть в футбол пустой консервной банкой. Разогрелись. Таможенник, забыв про чай, смотрел на нас с открытым ртом, и чай холодел в его стаканчике. Ура! Досмотр отменили. Четыре утра. На болгарской стороне, в харчевне, открытой для челночников, пили водку, закусывая горячим сочным мясом. Здорово.

Наш перегруженный автобус медленно ползет по серпантину к верхней точке перевала. Лежа на тюках под крышей автобуса, хорошо видишь заснеженный край дороги. Автобус чуть покачивается, как трос под канатоходцем. Последние триста-четыреста метров до верхней точки слышно, как надрывается двигатель на первой передаче, все, переползли.

В Болгарии перегрузка на мелкой железнодорожной станции, от которой два часа – поездом до Софии. Поезда, проходящие к Софии и обратно, делают 10-минутную остановку, достаточную для немногочисленных болгар, следующих в столицу и обратно с парой чемоданов. То, что станция стала перевалочным пунктом для челноков, расписание не учитывает, и мы имеем только 10 минут на перегрузку из автобуса мешков. Но в реальности поезд стоит на станции часами, до полной перегрузки товара. Этот феномен объясняется тем, что руководство станции было по совместительству владельцами туристических агентств. Туристические агентства в Москве собирали челночников и везли до этой станции в Болгарии, а автобус до Стамбула и обратно организовывали уже болгары. Поэтому мы были на станции не только пассажиры, но и клиенты.

Погрузка затягивается. Дополнительных вагонов не будет, и со всем товаром нужно утрамбовываться в единственный, который есть. Наконец, облегчение – весь товар в вагоне. Поезд трогается. Руководительница группы ползет по мешкам и по нам к купе проводников, чтобы отдать лист с именами пассажиров, так как поезд международный и будет пересекать границу. Последний вызов – до болгарской границы, а это два часа езды, нужно все мешки убрать по купе из вагонного коридора. Болгарские таможенники очень интеллигентны – никаких угроз таможенного досмотра, но коридор должен быть свободен от мешков. Мешки в купе выкладываются слоями, образуя ровную плоскость-постель для четырех человек, на челночном называемую «сексодром». Слои мешков поднимаются все выше и выше. Наконец, последний мешок уложен, все без сил, впереди Москва.

Петр Муратов

Новосибирск

До 90-х – научный сотрудник НИИ, кандидат биологических наук, в 90-е – «торгаш» (хотя продолжал числиться в штате НИИ до 2004 года), после 90-х – заместитель директора компании «Экологическая техника».

И сладок мне мой горький, мой, патриота, хлеб…

На момент прихода в нашу страну эпохи рынка я еще полноценно трудился в науке, связывая с ней, родимой, свое будущее. Рынком грезили, его идеализировали, считая панацеей от всех бед в экономике. Однако пришел черед «рыночных реформ», увертюрой которых стала «шоковая терапия», и иллюзии быстро испарились. Рынок широко «улыбнулся», и все сразу увидали его «зубки». Как говорится, «за что боролись…»

Однако я еще не до конца понимал, что, по Булгакову, Аннушка уже «разлила масло» на рельсах истории, и судьба моего НИИ молекулярной биологии предрешена. Накануне мною было проведено испытание новой вакцины, шла обработка результатов. Ставшие хроническими задержки зарплат воспринимались философски. Все ожидали: вот-вот что-то наладится. А как иначе?! Ведь мы, наивные горячие сторонники молодой российской демократии, совсем недавно перевернули страницу «мрачного тоталитарного прошлого». И впереди только светлое будущее с неминуемым торжеством саморегулирующегося рынка и демократических ценностей! Но время шло, а ситуация и не думала улучшаться.