Суздальский варяг. Книга 1. Том 1. - Валерий Анисимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иван заметно приуныл.
– Благословение я вам дам, но позднее. Надо крепко, зело крепко подумать. Мои помыслы с вами вкупе, ибо нет большей радости для архипастыря, когда безверные принимают крещение. А что может тому способствовать? Благость бытия каждого смерда, каждого людина, каждого боярина.
Владыка заметил, как просветлело лицо Ивана. Значит, это не просто блажь и корысть, от сердца идёт его потщание о благости земли Ростовской.
– Как духовный владыка, скажу слово князю. Но, кого бы ни прислал Всеволод Ярославич на ростовский стол, он наперво спросит межевые описания, сколько понадобится кун и работных людей, что в первую очередь надо делать, и сколько времени на это надо. Аз благословляю вас на подготовку ответов на сии вопросы, тогда и с князем разговор будет не пустой. Людей к сему делу готовьте исподволь, не ломайте их души через колено. Бог вам в помощь, – владыка осенил бояр крестом, думая: «Без князя вольготно им… Ладно, пусть тешат свои души, лишь бы чадь от их бесчинств не стонала».
Епископ-грек только с виду суров, но душа у него широкая, и мыслит он по-нашему, понимает русичей до самых глубин, знает, где пряником поманить, а где и плетью потрясти. А плеть, то бишь ростовская дружина, – это его замысел, осуществлённый потщанием ростовских мужей. Сумел Исайя доходчиво объяснить боярам, что княжья дружина в княжьей воле, а православную чадь ростовскую надо самим защищать, не дожидаясь княжьей помощи. Князь придёт с дружиной (а когда придёт, кто знает), и уйдёт с дружиной, и опять христианская паства беззащитна. Волхвы же, и языцкая меря с чудью, только того и ждут, чтобы снова людей манить к своим идолищам и возмущать против христианских проповедников. Их жертвами стали первосвятители земли Ростовской епископы Феодор, Иоанн, Леонтий. Не хватит ли этого? Не пора ли усмирить безверных силою, ежели язычники увещеваний не воспринимают? Дошли до ростовцев глаголы Исайи, и решили они отдавать часть своих прибылей на содержание собственной дружины. С тех пор о волхвах, возмущавших чёрный люд, вспоминают, как о давно минувших бедствиях. Крепит Исайя спокойно христианскую общину, не оглядываясь на происки волхвов, коих осталось ещё немало в тёмных приволжских и приокских лесах. А те, кои не приняли крещения, но покорились силе ростовских мужей и епископа, беспрепятственно творят требы возле своего идолища, мирно соседствуя с христианской общиной.
ГЛАВА 2. СЕРДЕЧНЫЕ МУКИ
Иван, то весь уходил в дела устройства подворья, то впадал в печаль. Ну почему, почему он такой неудачник?! Ничего у него не получается. Всё задуманное – разбивается о невидимые преграды, желанное – удаляется от него, увлекаемое куда-то неведомой силой. Неужели он и теперь упустит своё счастье? Ведь девица была уже в его объятиях. Наконец, решил возвращаться в село. Там, в своём имении, он поостынет, и забудет о влечении к Варваре. Но хватит ли у него сил расстаться с ней? Однако, когда приходилось волей-неволей встречаться, раскланивался, уста улыбались, а в глазах горечь, душа съёживалась в тоскливой боли. Заставлял себя сторониться лишних разговоров, ограничивался вежливыми поклонами, не давая повода досужим языкам очернить девицу перед выданьем.
А она этого не понимала, и её глаза день ото дня становились грустнее. Как узнать, что завтра сердце повелит, куда судьба поведёт?
Судьба же, известное дело, то смилостивится, то посмеётся над любящими сердцами.
Ради правды надо сказать, ростовцам лишь казалось, что киевский князь Всеволод будто и забыл об их существовании. События в Поднепровье развивались стремительно и поглощали все думы и силы князя, но и Ростов не выпадал из его поля зрения.
При Изяславе Ярославиче началось изгнание из Руси племянников – Святославичей. В эту усобицу Изяслав втянул и Всеволода. И теперь, уже после смерти Изяслава, Всеволод, сев на киевский стол, продолжил гонение на Святославичей. Он и в мыслях не мог допустить, что племянники осмелятся требовать себе лучшие земли. Однако теперь приходится уряжаться, враждовать, не только со Святославичами, но и с Изяславичами.
Роман Святославич, собрав в Тмуторокани наёмное войско из половцев и хазар, двинулся было на дядю Всеволода. Однако что-то не поделил с наёмниками, и во время ссоры был убит ханами.
Брата Романа, Олега, половцы выслали к грекам. А те решили обезопасить себя от ссоры с киевским князем, и сослали мятежного князя на остров Родос.
По сложившемуся ещё с дедовских времен порядку, киевский князь должен был послать на новгородский стол своего старшего сына. Но не мог он оторвать от себя Владимира. Не отдавать же племянникам Чернигов, Смоленск, Владимир-Волынский! Переяславль пока стережёт младший – Ростислав. Но ему всего лишь семнадцатый год идёт – для половцев он пока не грозен. Как быть с новгородцами? Конечно, киевский князь не упустит Новгород из-под своей воли, даже оставляя при себе Владимира и Ростислава. И Всеволод отправляет в Новгород десятилетнего внука Мстислава, с тревогой ожидая сообщений о недовольстве новгородцев.
Но вопреки ожиданиям Всеволода, новгородцы покорно приняли внука киевского князя, не сочли за бесчестие. А кое-кто из мужей увидел в том выгоду: Мстислав зело молод, а потому новгородцам надо потщиться и вскормить его в своих обычаях. К тому же, Мстислав отпрыск кровей византийских императоров, а отец его, конечно же, унаследует киевский стол.
А пока Владимир Мономах по воле отца устанавливает ряд то в Волынской земле, то в Смоленской. В Чернигове появляется редко и на краткое время. Вот и теперь он гонится за строптивым Всеславом, князем полоцким. Походя, пришлось спалить Минск, уничтожая всё живое в округе.
До ростовских ли чаяний сейчас князьям? Рязань, Муром, Ростов – места дикие, половцы туда не ходят. Живут там славяне в мире с кривичами, вятичами, с мерей, не горит же у них земля под ногами, подождут вмале, придёт и к ним княжья милость.
А на юге жертвам усобиц не видно конца. Православные тщетно ищут духовную опору. Казалось, наступили времена полной потери надежд на мир и спокойствие. Неуютно русичу на своей земле.
На изломе судеб у людей появляется страстное желание найти приют в Церкви. Человек чаще задумывается о сути бытия. Первая заступница – Пресвятая Богородица. Она, как мать, поймёт каждого неприкаянного. Христос – он высший Судия, он строг, он за всё спросит. Величие Церкви в такие времена вырастает, как на дрожжах.
Вот и в Ростовской земле владыка Исайя чуть ли не святой. К нему, как к верховному судье, идут все со своими болями и надеждами (а идти-то больше не к кому). Владыка Исайя понимает, какой островок зыбкого спокойствия находится в его духовной власти, и всеми силами окормляет паству. Он уж и сам не понимает, кто он: то ли архиерей, то ли князь в рясе. Но несёт свой крест, лишь бы Ростовская земля сохраняла покой. Потому князь Всеволод спокоен за ростовцев.
А вот в Южной Руси тревожнее. Ярославова Правда оказалась нужной лишь её создателю. Уже дети его начали писать свою Правду, расчленяя Русь на уделы. Труднее стало архиереям призывать князей Руси к братней любви.
Замысел Ивана упёрся в глухую стену тупого непонимания ростовских мужей. Такого всеобщего невегласия Кучка не ожидал. Первый разговор с вятшими мужами закончился полным провалом. Слава Богу, что не осмеяли. Давно не было так тяжко на душе. В ушах всё ещё звучал ехидный голосок боярина Мирона: «Пошто шитый золотом княжой клобук на себя примеряешь?» Вот как восприняли бояре его благие помыслы!
В свои тридцать пять лет Иван убедился (не без влияния блаженной памяти отца) в том, что успех в жизни приобретается не в сомнениях и поисках неуловимой истины, а решимостью. Однажды, всё осмыслив, явить волю и действовать, ломая все преграды. И никаких благоумий, мешающих деловым, напористым, преуспевающим мужам.
Бута уже не перечил упорству Ивана. С благословения владыки, созвал ещё раз лепших мужей на думу. На сей раз пригласили и наиболее богатых купцов. Самостоятельными купцы были лишь в своём деле: купипродай, но товар-то весь в кладовницах бояр. Некоторые купцы, что побойчее, посноровистее, скупали коекакие клочки земли, но то была мелочь. Разве на выти какого-нибудь смерда-отчинника разживёшься? То ли дело – боярские угодья! Там и жито, там и борти, там и звериный промысел, там и рыбные припасы, чего там только нет! Вот взять хотя бы Кучку…
Настороженно устремив взгляды на тысяцкого, приглашённые перешёптывались: «Что ещё надумали наши мужи передние? Ужель опять будут склонять на общее дело потщиться?»
– Мужи лепшие, люди житьи, – Бута окинул взглядом сидящих по лавкам бояр, купцов, – конца усобицам княжьим не видно. Мы с вами уже и забыли, когда Ростов величали Великим. Долго ли нечестие нам терпеть? Полетные подати наши идут не на устроенье земли нашей, а на кровавые княжьи распри. Князья о нас, грешных, вспоминают, лишь, когда подать собирать надо, а до чади ростовской им дела нет. Так что же, и далее будем жить в неведении и ждать милости княжьей, али сами о себе подумаем?