Дневник войны со свиньями - Адольфо Биой Касарес

– Они уже ушли.

– Который час? – спросил он. – Я тут немного вздремнул.

– Два часа. Они уже ушли. Исидорито не пришел за вами, потому что должен был их проводить. Он скоро вернется. Теперь вы можете сойти вниз, дон Исидро.

Когда он попробовал встать, все тело у него заломило, да еще в пояснице стрельнуло. С тревогой он спросил себя: «Неужто опять люмбаго?» Ему было неловко, что девушка видит, с каким трудом он поднимается, подобные вещи он мысленно называл «старческие немощи».

– Я, наверно, похож на старика инвалида, – смущенно сказал он.

– Просто вы лежали в неудобном положении, – объяснила Нелида.

– Да, скорее всего, – неуверенно согласился он.

– Позвольте вам помочь.

– Еще чего! Я сам могу…

– Позвольте.

Да, без ее помощи он отсюда бы не выбрался. Нелида поддерживала его как сестра милосердия и довела до квартиры. Видаль покорно дал себя вести.

– А теперь позвольте помочь вам лечь, – попросила Нелида.

– Нет, нет. До этого я еще не дошел, – улыбаясь, возразил он. – Я и сам могу лечь.

– Ладно. Я подожду. Не уйду, пока вы не ляжете.

Она повернулась к нему спиной, и он, глядя, как она стоит на середине комнаты, подумал, что в ней ярко выражены сила и красота молодости. С некоторым усилием он разделся и лег.

– Готово, – сказал он.

– Чай у вас есть? Сейчас приготовлю вам чашечку чаю.

Хотя люмбаго давало себя знать, Видаль ощутил прежде неведомое блаженное чувство, ведь уже много-много лет – не упомнишь сколько – никто его не баловал. Он подумал, что вот и он приобщается к удовольствиям старости и болезней. Подавая ему чай, Нелида сказала, что немного у него побудет. Она села в изножье кровати, заговорила – вероятно, просто чтобы поддержать разговор – о своей жизни и с некоторой гордостью сообщила:

– У меня есть жених. Хороший парень, я хотела бы, чтобы вы с ним познакомились.

– Да, конечно, – сказал он без особой радости. И подумал, что ему нравятся руки Нелиды.

– Он работает в мастерской по ремонту автомашин, но у него есть музыкальные способности, и он участвует в народном трио «Лос Портеньитос» – по вечерам они играют в ресторанах в центре, главным образом в «Пласа Италия».

– Собираетесь пожениться? – спросил он.

– Да, только вот накопим денег на квартиру и на обстановку. Любит он меня до невозможности. Прямо не надышится.

И Нелида продолжала хвалиться. Послушать ее красочные описания, так ее жизнь представляла собой череду побед на вечеринках с танцами и на всяческих празднествах, где она была бесспорной героиней. Видаль слушал ее с чувством недоверия и нежности.

Отворилась дверь. Исидорито удивленно посмотрел на них:

– Извините, я вам помешал.

– Вашему отцу нездоровилось, – объяснила девушка. – Вот я и побыла с ним, пока вы не вернетесь.

Видалю показалось, что Нелида слегка покраснела.

6

На следующее утро он почувствовал себя лучше, но все же не вполне здоровым. Будь у него деньги, подумал Видаль, он пошел бы в аптеку, попросил бы, чтобы ему сделали укол, и все бы прошло (пусть не в тот же день, а после того, как проведут полный курс). Но пока не получил пенсию, все расходы, кроме остро необходимых, исключались. Если бы в аптеке его принял сеньор Гаравента, затруднений не было бы, но если примет сеньора Ракель, неприятностей не оберешься. Все осложнялось тем обстоятельством, что как раз у доньи Ракели была рука легкая, а уколы самого аптекаря отличались болезненностью.

По дороге в санузел Видаль встретил Фабера и Больоло, который, сильно жестикулируя в горячась, что-то многословно рассказывал.

– А вы-то где прятались ночью? – спросил Фа-бер, слегка отстраняя своего собеседника.

– Да я, ээээ… – в сильном смущении пролепетал Видаль. Но объяснения не понадобилось.

– Что до меня, – перебил его Больоло, – то меня не так легко застать врасплох…

Видаль глянул на него с некоторым любопытством: Больоло говорил как-то странно, даже выражение лица было необычным.

Но тут вмешался Фабер, стараясь говорить погромче, чтобы заставить себя слушать.

– Мне удалось спрятаться в уборной, – объяснил он, – но поверьте, ночку я провел не дай Бог! Вдруг стали стучать в дверь. Я уже подумал, мне конец, но они ушли.

– Что до меня, – продолжал гнуть свое Больоло, – то меня не так легко застать врасплох. Как только я увидел, что эти ребята меня обступили – а я, знаете, голову не теряю, – я сразу понял, им лучше не перечить.

– На рассвете, когда уже можно было выйти, – продолжал Фабер, – я с места не мог подняться. От этого сидения обострилось люмбаго, болью свело поясницу. – Точно как у меня, – в порыве братского чувства сказал Видаль.

– Нет, нет, – запротестовал Фабер. – Я, когда вышел из уборной, еще долго не мог разогнуться.

Больоло, хотя и не очень-то блистал красноречием, сумел завладеть вниманием собеседников.

– Ребята засели за карты, так мы и развлекались – беседовали, планировали вылазки, до поздней ночи. Не думайте, что мое положение было таким уж легким. Они собирались идти в центр, и я, хотя виду не подавал, сильно нервничал. Когда стали расходиться, я попытался остаться, но они потребовали, чтобы я шел с ними. Я хотел присоединиться к группе вашего сына, он-то хотя бы знакомый, но двое из них подхватили меня под руки, и так, знаете, дружески беседуя, мы пошли Бог знает как далеко по направлению к станции Пасифико. Возле винного склада один из них, звали его Нене, все таким же любезным тоном сказал, что я должен забыть все, что слышал в этот вечер. Второй похвалил мою вставную челюсть и под предлогом, будто хочет ее рассмотреть поближе, выдернул ее у меня изо рта. Вы не поверите: когда я попросил ее отдать, самый щуплый из них сказал, что если, мол, я хочу возвратиться домой целым и невредимым, то лучше мне не терять времени.

– В любом случае мы отделались намного дешевле, чем Губерман, – заметил Фабер.

– Ваш сын, дон Исидро, – обратился к нему Больоло с нарочитой любезностью, к которой он прибегал в щекотливых обстоятельствах, – произвел на меня впечатление серьезного молодого человека. Не попробуете ли вы его расспросить?

– Расспросить? – удивился Видаль.

– Может, он согласится разведать, есть ли у меня надежда получить мою челюсть обратно. Вы же знаете, как дорого она стоит.

– Еще бы не знать.

– Можно на вас рассчитывать?

– Конечно, можно. А что случилось с Губерманом?

Больоло недоверчиво поднял брови, но все же начал объяснять:

– Бедняга ехал в своем автомобильчике по Лас-Эрас…

Фабер, слегка его отстраняя, перебил:

– Можно мне сказать? Я вырезал в «Ультима ора» показания убийцы.

Он достал из кармана вырезку и осторожно ее развернул.

– Тут все напечатано, слово в слово. Слушайте: «Когда я увидел впереди в машине эту лысину, я понял, что попал не в свой ряд. Признаюсь, я, вероятно, был уже на взводе, был сильно раздражен. Но поверьте мне, сеньоры, все произошло так, как я предвидел: когда другие машины тронулись, эта, что была передо мной, ни с места – водитель, этот старичок с плешью, видимо, медленно соображал, долго раскачивался, прежде чем снова тронуться. Старик стал жертвой накопившегося во мне раздражения из-за прежних подобных ситуаций, которые возникали по вине таких же стариков. Я не мог сдержать себя, искушение пальнуть в эту лысину между парой торчащих ушей оказалось неодолимым».

– Что же сделали с этим сумасшедшим? – спросил Видаль.

– Бросьте, че, не говорите таких слов, – возразил Больоло.

– Он тут же был отпущен на свободу, – сообщил Фабер.

Больоло открутил кран над одной из раковин и, набрав воду в пригоршню, попил.

– Не забудьте, пожалуйста, – напомнил он Видалю, – если будет удобно, расспросите вашего сына.

И он пошел прочь из санузла. Остальные двое медленно последовали за ним.

– Мне его жаль, – сказал Фабер.

– А мне – нисколько, – ответил Видаль. – Вид У него наглый, а на самом-то деле он жалкий подхалим при нашем управляющем. Сам не знает, к какой стороне пристать.

Им встретились Нелида и Антония. Видаль заметил, что с Фабером девушки не поздоровались. Впрочем, тот сразу ушел к себе домой.

– Поздравляю вас, дон Исидро, с такими друзьями, – иронически заметила Антония.

– Вы имеете в виду Буяна?

– Буян еще куда ни шло. Но этого старого бесстыдника я не перевариваю.

– Антония права, – подтвердила Нелида.

Видаль взглянул на Нелиду, полюбовался изящным изгибом ее шеи, подумав, что его можно сравнить с лебединым и что он, Видаль, каждый раз открывает в этой девушке что-то новое.

– А что он сделал? – торопливо спросил Видаль.

– Чего только он не сделал! – вспылила Антония. – Гнусный старикашка! Вот я говорю с вами, а злость прямо меня душит. Да он вечерами пристает к девушкам с самыми подлыми намерениями – околачивается тут, возле уборных! Спросите у Нелиды, если мне не верите.