Точка невозвращения - Мария Морион

охрану), но она не хотела иметь ничего общего ни с этим «обществом», ни с этими грязными деньгами. Она так и говорила: «Грязные деньги, на них кровь и пот стольких людей!». У Анабэль было все, о чем только можно мечтать, но она не была счастлива. Ей хотелось быть свободной. Абсолютно свободной и абсолютно счастливой. Но что такое абсолютное счастье? Наверное, это те несколько месяцев, когда они были вместе. Они построили себе хижину на берегу океана, утром купались, ловили креветок и моллюсков, искали черепашьи яйца в песке, собирали кокосы, готовили завтрак на костре (господи, он ведь успел забыть этот горький и прекрасный запах живого костра!), потом, если было настроение, шли в близлежащий городок, помогали торговкам на рынке за небольшую плату или нанимались работать на конопляных плантациях, тогда брали плату натурой, то есть коноплей, а вечером — костер, флейты, барабаны, танцы и песни, огонь костра, шум океанского прибоя, сладкий дымок сигарет… А ночью любовь, любовь без конца и без края, безграничное счастье и бесконечная свобода.

Но родители Анабэль готовили для дочери другую судьбу. Они любили ее и желали ей счастья, только счастье они понимали по-своему. Она должна была выйти замуж за богатого и уважаемого человека, партнера ее отца по бизнесу (какой уж это был бизнес, Майкл даже не спрашивал, но и так было понятно, что наверняка что-нибудь мерзкое), родить детей, чтобы сердце ее престарелого папочки, закаленное в «разборках» и «стрелках», потихоньку оттаивало рядом с внучатами. Он бы давал внуку поиграть своим знаменитым автоматическим пистолетом, который не раз спасал ему жизнь в молодости (отнимая при этом чужую), а маленькой внучке дарил бы самых красивых и самых дорогих кукол, какие только есть на двух островах.

Когда Анабэль сбежала, ее отец был в ярости. Говорят, он тут же, не задумываясь, прострелил голову охраннику, который принес ему эту злую весть. Сначала думали, что ее похитили, но никто не попросил выкупа, и тогда поняли, что это был побег. Ее искали во всех крупных городах, посылали даже запрос на Уэй, но там она не появлялась, и наконец, через четыре месяца напали на ее след. Один из партнеров отца, приехавший по делу на конопляную плантацию, случайно увидел там Анабэль и узнал ее, несмотря на темный загар, выцветшие на солнце волосы, драные джинсы и растянутую старую майку. Он сообщил отцу Анабэль, где она находится, и тот вскоре приехал за ней. Были слезы, мольбы, даже угрозы покончить с собой, но папаша был тверд и непреклонен. В конце концов охрана насильно запихнула ее в один из огромных танкоджипов и увезла. Отец задержался еще на пару дней, чтобы разобраться с «этими мерзавцами, развратившими его дочурку», то есть с колонией хиппи.

Друзья не сдали Майкла (а то остался бы он без самой важной части тела, а то и вовсе пришлось бы с жизнью распрощаться), но колонии пришел конец. Их хижины разрушили и сожгли, барабаны и флейты сломали, а самим велели убираться к черту на рога. Было очевидно, что ни в городке, ни на плантации работы им больше не дадут, и ничего не оставалось, как искать на побережье новое пристанище, где-нибудь подальше на западе, или начать новую жизнь, какую-нибудь совсем-совсем другую. Майкл выбрал второе, потому что эта жизнь без Анабэль больше не имела для него ни радости, ни смысла. Ему казалась предательством сама мысль о том, чтобы жить как прежде, наслаждаться морем, солнцем и свободой, в то время как его любимая страдает взаперти. И он отправился в столицу острова Оу.

6

О, эти сверкающие золотом шпили на крышах дворцов и храмов, эти гигантские стеклянные небоскребы, эта пестрая шумная толпа, пыль, духота и теснота столичных улиц… Неужели спустя столько лет он снова увидит все это хаотическое великолепие, эту завораживающе-страшную красоту города Шарн? Майкл сидел в шезлонге на палубе огромного корабля, в просторечии называемого паромом (ему всегда почему-то вспоминался при этом Харон), и любовался океанским закатом. Закат был красив, но как-то уж слишком кроваво-красен, и два темно-фиолетовых облака на горизонте напоминали очертаниями притаившихся гигантских крокодилов, готовых сожрать зазевавшееся солнце. Майклу отчего-то вдруг стало тревожно, и какое-то нехорошее предчувствие сдавило сердце. Он поплотнее закутался в плед и подумал, что неплохо было бы сейчас закурить, но нельзя, пока еще нельзя, да и сигарет здесь не продают, это ведь не остров Оу, на пароме все еще живут по Уэйским законам.

Утро настало какое-то белесое, почти хмурое, что странно для этого времени года (как-никак начало лета), небо, затянутое дымкой, показалось Майклу равнодушным и совсем чужим. Золотые столбы Шарнской гавани не сверкали, а уныло желтели, и промелькнувшая мысль о трехнедельном пребывании в этом несчастном городе была отвратительна, как устрица в кармане.

С высоты верхней палубы люди, снующие по берегу, казались крохотными муравьями, а погрузчики и машины — игрушечными. Но Майкл знал, какие они на самом деле огромные и страшные, грохочущие, изрыгающие черный вонючий дым — он проработал полгода на таком погрузчике в порту, когда ему было 19. На Уэе пользовались только транспортными средствами, работающими от электричества. Это, конечно, очень экологично, но дорого, нефтяное топливо обходится дешевле. Наверное, из-за этой гари, выхлопных газов, такая дымка висит над городом. А может быть, это горе, ненависть и страдание многих людей, принявшие зримые формы.

Как бы там ни было, Майкл бодро сбежал по трапу на берег, притворяясь, что «сорок пять» — лишь пустой звук и к нему лично никакого отношения не имеет, отчасти перед самим собой, отчасти перед хорошенькой девушкой-гидом, приехавшей его встречать. Он вспомнил данное жене обещание ходить везде только с гидом и подумал, что, пожалуй, с удовольствием его выполнит.

— Здравствуйте, Майкл, меня зовут Мара, я буду вашим гидом на острове Оу. Надеюсь, поездка на пароме была приятной и не утомительной?

— Да, спасибо, Мара, кстати, у вас очень красивое имя.

Девушка мило улыбнулась. Чуть-чуть слишком мило, как будто эта улыбка тоже была частью ее работы.

— Вы хотите сразу поехать в гостиницу или есть какие-то другие планы?

— Сначала в гостиницу.

Они ехали в машине Мары, за окном проносились в основном совершенно неузнаваемые пейзажи. Новые дома диких расцветок и причудливых конструкций: какие-то ромбы, пирамиды, шары и спирали из разноцветного зеркального пластика.

— Шарн сильно изменился за последние 20 лет.

— Вы не были здесь целых 20 лет?

— Даже больше.

— Да, город сильно изменился, если