Избранные сочинения. 2. Врата. Дон Жуан - Владимир Казакаов

КЛОУН

Вы полюбили наездницу, это ее право. Этот дождь — государственный. Его металлический звук означает тайные крыши. Вперед! Улицы опустели, испугавшись толпы. Так смелее же! Веревка не ждет.

НАЕЗДНИЦА

О, моя красота! О, проволочные ребра дождя! Он разлюбил мои судороги! Нет, надо победить отчаяние, иначе оно завянет... Отвернитесь, пожалуйста, я сейчас сделаю несколько гимнастических упражнений, направленных в цель.

КЛОУН

Я еще вчера отвернулся. Ваша цель — святая. Здесь даже стены, и те должны соблюдать равновесие, иначе все рухнет. (акробату) А вы молчите? О чем-то думаете или о чем-то жалеете?

АКРОБАТ

В центре — жалость, вокруг — думы. Стальная жалость — слышали о такой?

НАЕЗДНИЦА

Ах, я вся затрепетала! Я недавно видела себя в зеркале, оно до сих пор трепещет... Посмотрите, какие у меня ровные глубокие вздохи, какой пружинящий твердый взгляд! Я иногда бываю обидчива, как дитя. У меня ресницы изгибаются параллельно железу.

АКРОБАТ

Мне этот дождь жмет в плечах... Что вы сказали?

НАЕЗДНИЦА

Мне этот дождь режет в плечах... Что вы сказали?

КЛОУН

Вы оба ведете себя, как дети. А я веду вас, как я. Послушайте еще одно последнее наставление: 1. Старость дождя и его седины. 2. Военная команда и измерение глубины взгляда. 197 — глубина смерти.

НАЕЗДНИЦА

А как же моя красота? Глаза, такие огромные, что холод может выпрямиться в них во весь рост. Хотите, я отдам их площадям? Пусть сверкают! А горделивая поступь наездницы? Стальной носок. Я им весь мир ощущаю как круп скачущей лошади. Я не люблю зеркал, я хочу смотреться в полированную сталь. Попробуйте-ка измерить тут глубину!

КЛОУН

Мои старания, кажется, не пропали даром. Они пропали не даром. Дайте-ка, я подниму бровь в знак удивления. (акробату) Вы не хотите поднять удивление?

АКРОБАТ

В знак брови?

КЛОУН

Возьмите себя в руки. Вы — эхо какого-то далекого безумия, ваш голос.

НАЕЗДНИЦА

Он думает о другой, забывая, что я незабываема. Мои глаза выполняют упражнения, сверкая сталью. Любовь серо-голубого цвета. И гибкие ресницы. А он — пойман, как дезертир.

АКРОБАТ

Я был пойман стеклом витрины, но сделал вид, что не узнаю себя.

КЛОУН

Вы — опасный Дон Жуан, опасный для самого себя. Под вашим напускным отчаяньем я различаю настоящее отчаяние... Я замерзаю от собственной правоты. Восклицательный знак примерз к слову «прощайте!».

НАЕЗДНИЦА

Не удивительно — на таком ветру и на таком скрещении сил.

АКРОБАТ

Я дал своему лицу окаменеть и уйти. Теперь я не могу отыскать себя среди этих домов.

НАЕЗДНИЦА

Моей красоте жестко с моей холодностью, а мне — нет.

АКРОБАТ

Это небо очень неустойчиво, встанем-ка под другое.

КЛОУН

Ваши страсти успокоились, ваше лицо скоро вернется к вам. Есть несколько видов безумия, вы их избежали.

НАЕЗДНИЦА

А я во власти своих упражнений. Четкая линия тела, холодная цель и гибкие прутья дождя. Я уже ловлю на себе жадные взгляды воздуха.

КЛОУН (акробату)

А вы о чем задумались? У вас все черты — неподвижно-вертикальны. Это настораживает меня и других.

АКРОБАТ

Выслушайте меня, я весь полон молчанием. Я боюсь своей памяти, она у меня иногда работает вслух.

НАЕЗДНИЦА

С тех пор, как вы увидели ту женщину, вы меня разлюбили вслух. До этого вы молча любовались моей гибкостью. А я молча вам это позволяла.

АКРОБАТ

Это мой 199-й грех.

КЛОУН

Э, да вы крупно задолжали!

АКРОБАТ

Вы считаете, что грехи могут нам отпускаться в долг?

КЛОУН

Я считаю, что вы сами себе ответили.

НАЕЗДНИЦА

Ах, я устала от всего этого и от всего другого! Я оставила свои глаза наедине с небом. Крыши остались где-то ниже, их скрежет доносится до моего молчания. Вижу гибкие очертания ветра и другие угрозы всему.

АКРОБАТ

Я, кажется, ее снова начинаю любить! Ее холодность прекрасна, ее небеса — напускные.

КЛОУН

Вы ошибаетесь, вы не туда посмотрели. Вы готовы нарушить все: и закон, и беззаконие.

НАЕЗДНИЦА

Жаль, что я не вижу себя, а только слышу.

АКРОБАТ

Я дам ваш портрет: вы сверкающая наездница мгновений, стальной призрак, ваша улыбка сводит с ума и исчезает в небе...

КЛОУН

Постойте! вы сами себя приговорили. Так приводите же приговор в исполнение!

НАЕЗДНИЦА

Он медлит, загораживая собой минуты. А я полна благородного негодования и правосудия.

АКРОБАТ

Я, как дождь, подвешен за ребра. Кажется, таков был приговор?

КЛОУН

Я не помню, если мне не изменяет память.

АКРОБАТ (наезднице)

Помните, вы меня помнили? Я не в своем положении, как человек, который умер и воскрес.

КЛОУН

Вы еще не воскресли, чтобы так часто умирать. То есть, другое.

НАЕЗДНИЦА

Я была слишком милосердна. Но, ничего! Эти упражнения вернут былую гибкость моему телу и стали. Не смотрите на меня, я этого не позволяю даже воздуху!

КЛОУН

Мой взгляд пожирает воздух.

АКРОБАТ

Мне в глаз попала раскаленная секунда!

КЛОУН

Еще бы! — восклицаю я, поражая мир в незащищенное от восклицаний место.

НАЕЗДНИЦА

В этом смысле я неуязвима. В других смыслах я еще неуязвимее.

АКРОБАТ

Ваши слова отточены и остры, как числа на ощупь.

КЛОУН

На ощупь? Вот новый вид возбуждения жалости в нас и в других небесных телах!

АКРОБАТ

Я ничего не вижу, а дождь — плохой поводырь.

КЛОУН

Вы слишком строги. Лучше быть поводырем дождя.

НАЕЗДНИЦА

Гибкость возвращается! И не одна, а в сопровождении других неумолимых качеств.

КЛОУН

Ах, какая божественная новизна! Словно умираешь в первый раз!

НАЕЗДНИЦА

Вы довольно гибки.

КЛОУН

Ах, я не осмеливаюсь вас расслышать!

НАЕЗДНИЦА

Вы на меня смотрите?

КЛОУН

Признаться?

НАЕЗДНИЦА

Вы признались. А он?

КЛОУН

Он по рукоять вонзен в дождь. Оба не дышат.

НАЕЗДНИЦА

Итак, справедливость восстановлена. Небо выпущено в простор моих глаз. Тишина затихает, чтобы звуки сверкнули ярче. Отражения мертвых похоронены в зеркалах, а к живым вернулись былые гибкость и сталь.

ИЗВАЯНИЯ

МЕЛИК-МЕЛКУМОВ

В какой странный день мы с вами встретились, в какой час, я уж не говорю про секунду!

ЛЬВОВ

Я поражен, я п, я, наконец, просто я!

МЕЛИК-МЕЛКУМОВ

Вы все такой же шутник, каким и будете. А мне недавно пришла в голову мысль, у которой было ваше лицо. Я ее возьми и выскажи вслух. Все сразу же вас узнали. Каково!

ЛЬВОВ

Это не случай, а просто редкость. Я вот тоже: иду недавно по Москворецкому мосту, рассеянно смотрю поверх своих мыслей и вдруг ни с того, ни с сего — бултых в воду! А выплыл в гостиной Ольги Александровны Витковской. Вот вам и происшествие! Ммда... Полна гостиная была народу, одни стояли, другие лежали от удивления. Я кое-как подсох, извинился за беспокойство и остался. Среди гостей была и Эвелина. Вы ее знаете? Так я ее вам еще раз опишу. Представьте себе женщину, ряд окон и лучи стремящегося к ней света. Это — она. Я подошел к ней, любезно поздоровался и стал вести беседу о выставке рисунков Чекрыгина, не переставая при этом высыхать... О, этот Москворецкий мост! Вечно на нем со мной происходят либо чудеса, либо что-нибудь им противоположное. Эвелина заметила мне: «Вы, оказывается, не только отличный пловец, но и рассказчик», Я замер: в месте пересечения оконного луча и ее улыбки сверкнула моя судьба. Я ее сразу узнал по причудливо изогнутому лезвию. Слова любви с грохотом замерли на моих устах... Пауза была длинной и обоюдоострой... Какая удивительная вещь — любовь! Она начинается и не проходит, кончается и не воскресает... Мы стояли возле окна, вернее — оно возле нас стояло. Пересечение улыбок, лучей. Какое-то зловещее небо стояло по ту сторону стекла. Я не шевелился, боясь спугнуть свое мужество. Эвелина спросила меня о чем-то. Вы помните ее волосы, этот тяжелый узел на затылке? Я помню и не могу забыть... Интересно, чем кончится моя жизнь? Неужели смертью?.. Я медлил, мгновения напирали, свет причудливо пересекался с сумраком. Знаете, молчание, отточенное о тишину. Я вдруг увидел профиль Эвелины. Окно было готово достать ночь где угодно. Солнце, босое, расхаживало по паркету. Эвелина сказала: «Смотрите, как солнце наследило!». Я посмотрел, увидел и... высох. Последняя капля влаги улетучилась из моей одежды. Знаете, иногда бывает: вдруг небо шепнет вам что-нибудь на ухо, или на ходу столкнетесь с воздухом... Мне не было пути назад, и мои мысли двинулись вперед. Что может быть грознее неподвижности? Я так и сделал. Она заметила, что со мной творится. Она говорила, не давая себе замолчать. Окно сверкало возле каждого ее слова. Вдруг я овладел странным чувством. Хочу что-нибудь сказать — и не могу. Хочу что-нибудь не мочь — и тоже не могу. О, полдень! О, стекло!.. Что ж, окаменею, а сам стану возле. И сразу же Москво...