Нейтринная гонка - Пол Ди Филиппо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— К сожалению, почти никто из этих семей не дожил до наших дней, и причиной тому Пятнистая чума, эпидемия которой разразилась в 1750-х годах. Вторая волна иммиграции имела место после Великой Американской революции, когда Блэквуд-Бич открыли для себя флибустьеры и контрабандисты; они занялись здесь оживленной торговлей… э-э-э… — мисс Эмпсон на миг отвернулась от класса, — противозачаточными средствами из бараньей кожи. Только после того как по настоянию Бенджамина Франклина, известного своими либеральными взглядами, Конгресс США легализовал эти, хм, средства, Блэквуд-Бич утратил свою дурную славу.
Стоило мисс Эмпсон произнести последнее слово последней фразы, словно она идеально рассчитала ее до секунды, как прозвучал звонок.
— На сегодня все, ребята. Урок окончен. Все свободны.
Дети дружно встали с мест и вышли из класса.
За исключением, разумеется, близнецов.
Шед шагал, поддавая ногами опавшие листья, толстым ковром покрывавшие мощенные кирпичом тротуары. Обычно он редко шел из школы прямо домой, предпочитая немного побродить по улицам родного городка.
Дом Шеда стоял на Типстафф-лейн, примостившись довольно высоко на краю созданной самой природой впадины в форме полумесяца, к которой, собственно, и прилепился город.
Из любой крытой черепицей башенки открывался потрясающей красоты вид на весь Блэквуд-Бич и море. Прежде чем отправиться домой, мальчик по привычке произвел ежедневный осмотр городских достопримечательностей.
Легким шагом он прошел небольшой квартал, именуемый Дайерс-стрит. Здесь, кичась перед остальными домиками свежевыкрашенными стенами, возвышался особняк некой миссис Старкуэзер. Надо сказать, обликом дом ужасно напоминал свою высокомерную, жестоковыйную хозяйку. Пройдя мимо рынка Рекстроз-Маркет, Шед зашагал по Мейден-стрит в гору, затем миновал котлован, в котором когда-то покоился фундамент дома Броудбентов, и обсерваторию профессора Шримшандера. Затем он остановился поболтать с друзьями, которые играли с трехногой собачонкой Эдда Стаута. После чего зашагал дальше по улице, тянувшейся вдоль высокого края получаши, на внутренней поверхности которой и примостился город, вернее, большая его часть.
На Нижней авеню, возле стоявших бок о бок домов мистера Зейсса и майора Флудда, мальчик свернул направо. Затем прошел мимо пустыря, который ребятишки называли Могильником, хотя вряд ли кто-нибудь мог сказать точно, кто или что именно покоится там в хладной земле.
Наконец Шед добрался до Канавы — своего любимого места.
Канавой назывался глубокий овраг, по которому протекала узкая быстрая речка. Достигнув края утеса, она образовывала живописный водопад и уносила свои воды в море. За оврагом Нижняя авеню продолжалась, проходя по перекинутому через Канаву мостику чугунного литья, перила которого украшали изображения злобных человеческих лиц.
Сойдя с дороги у края моста, Шед начал спускаться вниз по склону оврага, испачкав при этом руки и джинсы. Оказавшись внизу, среди берез, ив и тополей, облюбовавших в качестве жилища это укромное место, он остановился на берегу ручья. Набрав полную пригоршню камушков, Шед принялся один за другим бросать их в воду.
В Канаве Шеду неизменно бывало спокойно и радостно. Чего никак не скажешь про родной дом. Нет, родители у него хорошие люди, грех жаловаться. Они дарили ему свою заботу, любовь и почти все, что он только мог пожелать. Школа тоже не вызвала у Шеда особой неприязни. (Правда, его порой беспокоили некие необычные ощущения при виде ног мисс Эмпсон, но он наделся, что со временем это пройдет.) Другое дело Канава. Журчание воды, толстый ковер прошлогодней листвы на земле, ажурный шатер летней листвы, защищавший Шеда от окружающего мира, — это были жизненно важные вещи, добрые и, как он инстинктивно догадывался, нужные его душе.
Теперь пришла осень, стояли первые дни ноября, и листвы уже почти не осталось. Овраг принял какой-то нереальный, призрачный вид. Птичьи гнезда, ранее скрытые травой и листвой, стали хорошо видны, а ночами казалось, что полная луна — это маленькая жемчужина, что она совсем рядом, до нее можно дотянуться, ухватиться рукой за серпик.
Внимание Шеда привлекло одно из деревьев — высокая ива, склонившаяся прямо над водой. К удивлению мальчика, на ней все еще сохранялась листва; дрожа под каждым порывом ветра, листья продержались на ветвях до поздней осени. Шеду было известно, что ивы обладают мощной корневой системой и потому сохраняют листву дольше, чем другие деревья. Однако это дерево было каким-то особенным даже по сравнению с другими, ему подобными.
Движимый любопытством, Шед подошел ближе, чтобы получше рассмотреть это чудо природы.
Остановившись рядом с ивой, он неожиданно замер на месте.
Возле дерева стоял человек. У Шеда от удивления перехватило дыхание.
Человек этот был примерно одного с ним роста. Он стоял, прижавшись спиной к стволу дерева. Правой руки видно не было. В глаза бросались борода и длинные волосы желтоватого, старческого оттенка. Крючковатый нос, темные провалы глазниц. На незнакомце была старая грязная куртка в клетку, выцветшая фланелевая рубашка, засаленные шерстяные брюки и стоптанные рабочие башмаки.
Бомж какой-то, неприязненно подумал Шед. Хочется надеяться, что безобидный.
Незнакомец увидел Шеда, умоляюще протянул к мальчику руку и шагнул от ивы, как будто собираясь уйти. Только тогда Шед заметил, что правая рука бродяги застряла где-то в глубине дерева, как будто он засунул руку в беличье дупло и не смог вытащить ее обратно. Шед от всей души пожалел несчастного старика, хотя и не горел желанием прийти ему на помощь.
И все же вопреки этому самому нежеланию, как будто против воли Шед шагнул под свод желтых листьев. Осторожно подняв руку, он коснулся вытянутых пальцев незнакомца.
Стоило их рукам соприкоснуться, как часы на запястье Шеда взорвались. Старик напряг пальцы; Шед тотчас полетел на спину, увлекая за собой незнакомца. Раздался негромкий хлопок, и незнакомец высвободился из плена упрямого дерева. Оба, Шед и старик, прокатились по влажной земле.
В следующее мгновение они оторвались друга от друга и встали. Шед вытащил из кармана носовой платок и вытер окровавленное запястье. Затем посмотрел на иву, чтобы понять, что же мог искать внутри ее ствола этот странный тип.
Никакого дупла в стволе ивы не оказалось.
— Да-а-а! — нервно произнес Шед, не зная, что сказать. — Наверное, в моих часах испортилась батарейка. С вами все в порядке, мистер?
Незнакомец ничего не ответил, лишь коротко кивнул, глядя на мальчика черными, как космос, глазами. Шед почувствовал, что первоначальная неловкость прошла. Несмотря на молчание бродяги, его безобидная внешность — расслабленная спокойная поза и безвольно болтающиеся руки — не вызывала никаких сомнений.
— Как, вы говорите, мистер, ваше имя? Меня зовут Шед.
Он не стал протягивать руку для рукопожатия, считая, что таковое уже состоялось, правда, довольно необычным образом.
Незнакомец продолжал молчать.
Шеду неожиданно вспомнилось стихотворение Теннисона, которое они читали в школе несколько месяцев назад. Начиналось оно следующими строчками:
Осенью призрак здесь появился,Средь желтеющих листьев он поселился.
Каким-то образом эти строки идеально соответствовали внешности незнакомца. Возможно, если тот не называет своего настоящего имени, то не станет возражать, если Шед сам подберет ему имя.
— Что, если я буду называть вас мистер Листьев? — осмелился спросить Шед.
Старик, даже не улыбнувшись, утвердительно кивнул.
— Хорошо, значит, буду называть вас мистер Листьев. Рад с вами познакомиться. А сейчас мне нужно идти. Если вы завтра придете сюда, то, возможно, мы с вами увидимся вновь.
Шед повернулся, собираясь уйти, однако не отошел от мистера Листьева и на десять футов, как внезапно натолкнулся на какую-то незримую преграду, как будто угодил в сладкую вату или по щиколотки увяз в тягучей липкой жиже. Было невозможно сдвинуться даже на дюйм.
Мистер Листьев сделал шаг вперед. Шед почувствовал, что тоже может последовать его примеру.
«О боже, — подумал он. — Во что же это я такое вляпался?»
Он повернулся к молчаливому старику, с каменным, бесстрастным лицом стоявшему у него за спиной. Но тот как воды в рот набрал.
Мать Шеда любила повторять: «Всегда пытайся найти выход даже из самой скверной ситуации».
— Послушайте, мистер Листьев! — сказал мальчик. — Вы не хотели бы сегодня поужинать у нас?
На руке не хватало одного пальца. На его месте виднелась легкая полоска шрама. Впрочем, рука эта не производила пугающего или неприятного впечатления. Обычная конечность, ну, пусть даже и не совсем обычная. Ее покрывал толстый слой мозолей, а в складки кожи навечно въелся белый порошок, похожий на тальк. Мизинец отсутствовал, зато остальные четыре пальца казались вполне самостоятельными, способными справиться с любым делом. Хотя, надо отметить, в них все же чувствовалась какая-то невыразимая грусть, будто они глубоко переживали пропажу своего незадачливого собрата.