Белые терема - Владимир Константинович Арро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На прощанье кричат:
— Толику что-нибудь передать?
Ах, зачем они так!
И она, спасаясь от них, подходит к Сереже. Сережа берет ее под руку и на виду у всех ведет в ресторан.
29
В ресторане они идут по ковру. Все на них смотрят. Знакомых здесь не меньше, чем на улице. Вон библиотекарша. Вот учитель пения. А Сережа, вот стыд, словно к венцу ведет.
— Нет мест, — говорит официантка. Посмотрела на Ксеню, узнала.
— Ничего, — отвечает Сережа, — мы найдем.
Вдруг из дальнего угла машет им Софья Марковна:
— Сережа, сюда!
Софья Марковна, полная дама — все приглашают:
— Устраивайтесь за нашим столиком.
С Толиком?.. Да нет, за столиком! Ах, господи, что же это она…
Подвигают стулья, усаживаются. За столиком — это другое дело.
Софья Марковна что-то шепчет режиссеру. Он взглядывает на Ксеню, кивает:
— Да… да…
— Ты купалась? — спрашивает Сережа Таню.
— Конечно.
— Где?
— Я? В речке, за мостом, где и все. А вы, милостивый государь, конечно, нашли себе родничок?
Какая она красивая! На Ксеню, как и прежде, совсем не смотрит, как будто ее нет.
— А мы выше, — говорит Сережа, будто оправдываясь. — Мы выше. Ксеня меня спасла.
— Да ну! — удивляется полная дама и пучит глаза. — От чего?
— Идиотов на байдарках видели?
— Видели! — говорит дама. — Один даже перевернулся!
— Ну вот. Это бог покарал. Чуть не зашибли веслом. Ксеня, скажи!
А Ксеня молчит. У Ксени голова пошла кругом. Все что-то спрашивают, предлагают, подсовывают.
— Сережа! — командует Софья Марковна. — Налей Ксене вина.
— Ксеня, положить вам редиски? — спрашивает Сережа.
— А Ксене разрешает мама пить вино? — спрашивает Таня.
А полная дама подбадривает:
— Вы кушайте, кушайте, Ксеня. Накладывайте себе салату.
Ксеня держится прямо, как струночка.
— Нет, вы посмотрите, — говорит Софья Марковна режиссеру, но так, что всем слышно, — вы посмотрите, как она ест!
Ксеня заливается краской.
Как она ест? Очень просто. Ест, как всегда.
А вот гудит за спиной знакомый голос. Ксеня оглядывается — через несколько столиков от нее стоит черный монах. И с ним еще какие-то люди. А среди них — вот неожиданность! — Ксенин отец. Все держат в руках стаканы. Отец разливает пиво.
Ксеня прячет лицо, наклоняется над столом.
— Я бы на месте Ветрова в такую жару не поехал, — говорит Сережа.
— К счастью, — замечает Таня, — в нашей группе все на своих местах.
Сережа улыбается:
— Хотите уколоть, сударыня? Глупо.
— Не ссорьтесь, дети! — говорит Софья Марковна. — Ветров, конечно, приедет. Надо-знать Ветрова!
Только бы он не подошел сейчас, Ксенин отец!
Через минуту она, как бы невзначай, оглядывается. Ни монаха, ни отца возле столика уже нет.
30
После обеда ее приглашают в гости. Сережа приглашает. Софья Марковна приглашает. А Таня молчит.
Нет, Ксеня не пойдет. Через полчаса она явится на площадь. А сейчас у нее важное дело. Если бы не дело, тогда, пожалуй. Но и то, как знать…
Нужно ей повидать отца. Обсудить положение. Пусть он за нее дома поагитирует. Правда, из отца агитатор плохой. Плохой, прямо-таки никудышный. Ну, а так-то Ксеня в своем красном сарафане и вовсе одна.
По пути ей встречается почтальон. Несет обеденную почту, сумка полная. Улыбается Ксене, как своей.
— Здравствуйте, — говорит, — видел, видел. С успехом. Очень рад за вас. А про Калаушина сказали?
— Про какого? — вспоминает Ксеня. — Ах, нет!..
— Вы скажите им, — говорит почтальон строго, — они не знают. Могут выйти недоразумения.
— Хорошо, хорошо, — торопится от него Ксеня.
Почтальон загибает пальцы:
— Значит, был Сизов, был Касперов и был… значит, Розенкамп…
31
А вот и отец. Сидит на траве в парке. Перед ним на коленях черный монах. Тут же и сивый, — подложив под голову руки, спит под кустом.
Отец улыбается, слушает монаха. Тот трясет бородой, разводит руками.
Ксеня подходит ближе. Что за разговоры у отца с монахами, что за дела?
— Ты подожди, — говорит монах отцу, — я ведь не шучу, Данилыч. Ты что, сомневаешься, что ли?
— Да вот как-то мне сомнительно… — улыбается отец и чешет затылок.
— Да полно тебе, никто и не заметит подмены, вот тебе крест!
На что ж это они его подбивают? На подмену какую-то. Ксеня говорит:
— Отец, я к тебе.
— А-а, так это дочь твоя!.. — басит монах, поднимаясь с колен. — Ах, хороша, Данилыч, как хороша!
— Ишь, нарядили, — говорит отец. — Дома-то я был, Ксеня. Мать содомится. Деньги она потеряла, — объясняет он монаху, — нехорошо.
— Так вышло, отец… — шепчет Ксеня.
— Слышали мы, слышали, — говорит монах. — Хозяйка ваша шум на всю площадь утром подняла.
Ксеня отворачивается. Жалко ей мать, как вспомнит она про утреннее ее унижение.
Монах говорит:
— А хозяйка-то у вас скупа-а…
— Да ты не думай об них, не думай! — начинает суетиться отец. — Эка невидаль, деньги!.. Раздобудем! Слышь, Ксеня, очнись!
— Тем паче, Данилыч, тем паче, — гудит монах. — Ведь заработаешь. Теперь-то согласен?
— Ты иди, Ксеня, иди, — смущенно говорит отец.
32
«Иди», — говорит он Ксене. А она не только что идет, а бежит.
Бежит по чистой, красивой улице, торопится. Подгоняют ее волнение и страх.
Ну что это они там задумали? Ну, как же им, монахам, не совестно. Отыскали-таки в городе самого слабого человека. Ведь его уговорить ничего не стоит. Он им что хочешь отдаст.
Только куда ж это она бежит? Не искать ли Сережу?
А вот навстречу идет Толик!
— Ксеня!..
— А, Толик!..
Ксеня покраснела. Рада или не рада — не разберешь.
— Ну, как там у тебя?.. — спрашивает Толик.
— Ничего, — отвечает Ксеня.
— Долго еще?
— Не знаю.
— А потом… в Москву?
— Кто тебе сказал?
— Ребята говорят.
— Да что это они, в самом деле! — удивляется Ксеня.
— Значит, неправда?
— Извини, Толик, после расскажу, сейчас тороплюсь.
Торопится она, честное слово торопится. Помощь ей нужна. А Толик — это не помощь. В крайнем случае — утешение. Помощь сейчас — Сережа.
— Жаль, — говорит Толик. И хмурится.
И уходит.
Ему этого сейчас никак не понять.
33
Перед гостиницей толпа актеров. Курят, разговаривают, смеются.
А Сережи меж ними, кажется, нет.
— Где Сережа? — спрашивает Ксеня у городового.
— Сережа? Ребята, где Сережа?
Вдруг откуда-то появляется Таня. Она проходит мимо Ксени и говорит:
— Пойдем.
Ксеня входит в полумрак гостиницы. Посреди коридора гудит пылесос. Таня поигрывает ключиком, и Ксеня послушно идет за ней.
— Входи, — говорит Таня и распахивает перед нею дверь.
Что же, Ксеня, входи, не бойся. Осмотрись. Видишь комната. Две кровати. Стол. Зеркало. А Сережи здесь нет.
— Мне Сережа нужен, — говорит вполголоса Ксеня.
Ведомо, что Сережа.
Таня закуривает, на мгновение задерживается у зеркала и говорит:
— А ты садись.
Ты садись, садись Ксеня, послушай.
— Видишь ли, — мягко говорит Таня. —
