Лотарингская школа - Ирина Эрбург

— Твой Муссолини — верблюд.

Мы разговариваем, едим мороженое, пьем пиво.

Глава 10

В конце декабря, возвращаясь из школы, я встретила Луизу, бывшую горничную моего пансиона. Она очень похорошела. У нее узкие, выщипанные брови, она красит губы и щеки.

Я обрадовалась этой встрече. Мы посидели в саду. Луиза обнимала меня без конца.

— Как вы выросли, мадемуазель. Я сколько раз хотела вас повидать, но боялась этой старой индюшки, хозяйки. Когда меня выгнали из пансиона, я была в отчаянии. Потом через неделю удалось устроиться к одному старику. Он — одинокий, у него рента и нет наследников, если он сдохнет, я получу эти деньги. Но я об этом не мечтаю, мне и теперь хорошо. Я должна его кормить, убирать за ним. Кстати, это не очень приятно. Он иногда делает под себя. И вообще грязный. У него пахнет изо рта. Он мне платит четыреста франков. Это не плохо. Вы знаете, как я жила в первый год службы, когда я сбежала от матери. Она хотела, чтобы я тоже шила. Это очень скучно — шить на других. К тому же я встретила Пьера. Он уговорил меня бежать. Мне было пятнадцать лет. Мы поселились с ним в отеле королевы Бланш. Знаете, что это за отель? Туда приходят с проститутками. Всю ночь галдеж, и я умоляла Пьера переехать. Но у нас не было больше денег. Потом Пьер сбежал. Мне тогда это показалось ужасным. Как я его проклинала! На самом деле, вы понимаете, все это вздор. Раз в жизни надо перенести потрясение. Я хотела уже вернуться к матери, но вдруг мне предложили место няньки. У меня еще не было детей, и я ненавидела этого крикуна. Я его щипала и не давала ему есть. В саду меня принимали за его мать. Это было очень обидно. И вот раз я его оставила на целый вечер одного. Он до того доорался, что у него выскочил пупок. Меня прогнали. Вот видите, барышня.

— А что потом?

— Были и хорошие и плохие дни. Зато теперь настало полное блаженство. Мой старик ложится рано спать. Каждый вечер я свободна. Денег у него не украдешь, но мне дарят мои любовники. Приходите ко мне как-нибудь вечером посмотреть, у меня целый гардероб платьев. Хорошо, что я сбежала от матери. Она наверное бедствует. Это поколение не понимает, как теперь нужно жить. К тому же я красивая, я могу легче зарабатывать. Вот вам будет труднее. По-моему, вы зря учитесь. Я умею немного писать, и хватит. Романы я тоже могу читать, когда мне скучно.

— А ребенок?

— Он умер. И это счастье. Так было трудно. Да и я молода, чтоб обзаводиться семьей.

Прощаясь, она заставила меня записать свой адрес и важно кивнула головой.

Глава 11

Я мало знаю родителей моих соклассников. Не принято приглашать к себе, а если приходишь к кому-нибудь, то видишь только мать, да и то мало.

Про генерала Монферана в школе известно много подробностей. Шарль любит ругать отца. Дома ом не смеет пикнуть. Все предки Шарля были военными. Его дед и прадед кончили Сен-Сир, двое дядей учились в Морской академии. Некоторые делали карьеру в колониях, другие выслуживались в Париже.

Отец Шарля был младшим в семье, все силы протекции были использованы на его братьев. В течение пятнадцати лет он медленно подвигался по службе. Но ему повезло. Началась война. В 1916 году Монферан был произведен в генералы. Теперь он в отставке.

Он роялист. У него бывают де Гизы. Шарль причиняет ему много беспокойства. Он жаловался директору. Мальчишка не хочет учится, он не трудолюбив, он не захотел поступить в военную школу. Он хочет ездить по балам, иметь любовниц, если хотите знать. О карьере он и не думает.

Шарль рассказывал мне по секрету, как иногда генерал, не говоря ни слова, начинает его бить.

— Сечь без всякой видимой причины. Это он, надумавшись всласть в своем кабинете, что я ничтожество, учит меня. Старый маниак! Мама говорит, что он был красивым и кротким. Так я и поверил этому! Ты представляешь, — он ненавидел военных и страдал от казармы. Теперь он все забыл и ничего не хочет понимать.

Об отце Розового поросенка узнали из его сочинения.

Как-то на уроке морали нам дали тему:

«Достаток и комфорт легко могли бы стать уделом большинства людей, если бы только люди могли делать надлежащий выбор средств для достижения и вкушения этих благ». Смайльс.

Молино получил двойку.

Учитель, издеваясь, прочел эту изумительную белиберду.

— «Отца я не помню, но мама много мне говорила о нем, что у него был виноградник на юге (кстати, у вас написано веноградник, я не уверен, что описка). Три лета подряд не удалось снять виноград из-за филоксеры. (Это страшно важно знать нам, не правда ли?) Потом опять были дожди, и началась виноградная болезнь, и третий год снова. Тогда родители продали домик, земля пошла на уплату долгов, и мы уехали в Париж, потому что здесь у них были родственники. Моего отца устроили на работу, но он не успел еще скопить денег, так как его погнали на войну (прекрасное литературное выражение: гонят овец, баранов, коров — на войну призывают). Мать осталась с грудным ребенком одна. Родственники были со стороны отца. Они не желали ей помогать, тогда мы переехали за фортификации[3]. Там ей помогли одни незнакомые люди, кроме того, она научилась шить. Отец был убит на войне. Нам платят пенсию, но очень мало. Моя мать больна. Теперь я стараюсь достигнуть достатка и комфорта, но не знаю, как сделать надлежащий выбор средств»…

— Вот и все. Как тебе не стыдно, Молино. Тебе было лень вникнуть в тему. Ты написал первое, что тебе пришло в голову. Я махнул на тебя рукой, а то показал бы это директору. Смотри, что написали другие ученики, Пети, Бельмон. Вот послушайте, как прекрасно пишет Морель:

«Нет разумных причин думать, чтобы рабочий нашего времени, получая высокую плату за свой труд, не мог накопить себе хотя бы небольшой запасный капитал. Весь вопрос, как это сделать, сводится к умению обуздывать свои желания, к умению отказывать себе в лишнем и соблюдать должную экономию в частной жизни. Привычка обуздывать свои желания — вот главное, что должно себе усвоить. Усвоив это качество, мы избегаем»…

— Вот видите, — красивый слог, и видна мысль.

— Но он все списал, — толкнула меня Габи, — я это видела.

Молино очень любил отца, поэтому он написал такое сочинение. Это, пожалуй, единственный из нашего класса, кто по-настоящему уважает родителей. Обычно все боятся отцов, но не дружат с ними, никогда не спрашивают советов и не обращают внимания на матерей.

Отца Габи я видела. Это был для меня несчастный день. Я была приглашена семьей Перье к обеду. Но я опоздала на полчаса. Когда я пришла, все сидели уже за столом. Г-н Перье очень холодно со мной поздоровался, и обед прошел при гробовом молчании. Он меня возненавидел за мою неаккуратность и просил никогда меня больше не звать.

Это — небольшой человек с усами, и лысиной. У него брюшко. Он старомодно одет.

Сейчас ему лет пятьдесят. Он инспектор кадров в Управлении колоний или что-то в этом роде. С тех пор, как он стал получать довольно большое жалованье, г-жа Перье гордится своим мужем.

— Когда мама вышла замуж, он был только секретарем по налогам. Ему приходилось ездить по деревням, — он служил в Марокко, потом на Мадагаскаре, в Гвиане, — и выбивать из негров налоги. Он переболел всеми лихорадками. Он говорит, что часто был в опасности, — ведь негры не очень кротки.

Габи и Сабина родились в колониях. Но, наконец, через своих друзей г-н Перье начал повышаться по службе. Теперь он достиг предела своих желаний. Его отправляют в здоровые колонии, и он там живет в многомесячных командировках. Сейчас он приехал из Туниса. У него там дом, много прислуги. И несколько черных детей. Он это рассказывал жене. Господин Перье привык к чернокожим, — это животные, но с ними легче жить. В Париже ему скучно, к тому же надо ходить в министерство и работать. В Тунисе он — начальник. Ему не надо приспособляться. В Париж приятно приезжать иногда. Жить надо в колониях.

Вот и все, что я знаю о родителях моих товарищей.

Глава 12

В первую зиму в Лотарингской школе я поступила в герлскаутский отряд. Я еще новенькая, «голубенькая». Я выдержала вступительное испытание. Дала клятву: «Верю в бога, в семью, в родину». Надо было объяснить смысл клятвы. У нас не религиозная секция, но мы повторяем эти три слова, потому что они входят в правила. Начальница отряда спросила у меня.

— Что такое бог?

— Но я же не верю.

— Но какой твой бог?

— Мой бог во мне.

Она осталась довольна. Перед костром я подняла три пальца и сказала: «Бог, родина, семья». Теперь я имею право носить костюм хаки с голубой звездочкой. Я готовилась к экзамену второго класса.

Для этого я учу:

Герлскаутка должна быть доброй к людям, зверям и растениям.

Герлскаутка должна подчиняться родителям, начальнику и законам.