«Что ты вьёшься, вороночек!..». повесть об А. С. Пушкине - Александр Никонов

– Кто там?

– Это я, Софья Пугачёва, откройте.

Заспанный атаман, стоя в рубахе и подштанниках, недовольно спросил:

– Ну, чего в такую рань будишь?

– Не прогневись, батюшка, – заголосила Софья, упав в ноги Фомину. – Мой-то колоброд окаянный явился. Ты уж меня с детьми не трогай. Ну, куда мы пойдём, если нас из станицы выгонят. Сжалься, батюшка!

– Явился всё-таки, смутьян! – зло процедил Трофим. – Ну, чего полы протираешь, вставай. Посиди покуда здесь, а я казаков пошлю.

Емельян сладко спал. И снился ему чудный сон. Будто сидит он в золочёных царских палатах, на троне, в царской парчовой одежде, расшитой золотом и драгоценными каменьями, а вокруг него ходят разнаряженные дивы и слуги. Ласкают его и предлагают ему разные невиданные кушанья. И вдруг к нему подбежала красивая девица со злыми глазами, стала трепать его за щеки и кричать: «Государь, государь, послы заграничные приехали!» А он будто отмахивается от неё. А она треплет и треплет его. А голос, и знакомый голос, откуда-то издалека и со стороны приказывает ему:

– Хватит, Емельян, лежебочить, вставай.

Открыл он глаза, а около его постели казаки при оружии стоят. Понял всё, лишь спросил:

– Жёнка моя где?

Урядник лишь усмехнулся. Емельян стал одеваться.

– Хорошо стараешься, Ефим.

– А то как же, я на службе, не то что ты, шантрапа босяцкая.

Пугачёв не обиделся, прищурясь, спросил:

– Хорошо служишь, Ефим. А не пойдёшь ли ты в моё войско, мне служивые нужны.

Урядник скривился:

– Где оно, твоё войско, разве что в курятнике.

Казаки рассмеялись, а Пугачёв ответил:

– А вот скоро узнаешь где, да только упреждаю – на моей дороге не попадайся.

В тот же день Емельяна Пугачёва под караулом отправили в Нижнюю Чирскую станицу на допрос к старшине и сыщику Макарову. Атаман пообещал:

– У него, Емеля, не чирикать, а сорочить будешь, как ты воровскими делами занимался, на бунт казаков призывал. Он и не таких, как ты, в трепет приводил.

– Трещала сорока, что кабана приторочила, – смело ответил Емельян Пугачёв и рассмеялся.

И вот теперь Емельян лежит в телеге на соломе, по бокам верхами сопровождают караульные, возница лениво подергивает возжами, понукая ленивую кобылёнку, а он смотрит в небо. Вдруг, откуда ни возьмись, появилась чёрная птица и закружила-закружила над самыми головами. Возница засвистел над головой кнутом:

– Кыш, кыш, проклятый ворон! И чего ему надо. Вот проклятый, ещё накличет беду.

Пугачёв вздрогнул, а потом посмотрел на кружащегося ворона и запел:

– Что ты вьёшься, вороночек, над могилою моей. Во земле-то чёрна ночка, над землёю белый свей…

Дороженька вторая. Глава 2

«Третьего дня прибыл я в Симбирск…»

Симбирск ещё при подъезде встретил Пушкина звоном колоколов многочисленных церквей, которые созывали прихожан на вечернюю службу. Потревоженные птицы снялись со своих гнезд и насестов, с криком кружа над деревянными домами, парками и оврагами, которые разрезали город на несколько частей. В слободе, через который проходил тракт, стоял сплошной пыльный туман, поднятый стадами, которые возвращались с выпасов. Они запрудили все дороги, по которой ехала карета, и ямщик терпеливо пережидал, когда эта мычащая и блеящая орда рассеется по улочкам и переулкам. Пыль была так густа, что пассажир вытащил платок и приложил его ко рту. Спросил возчика:

– Скоро ли там, любезный?

– Недолго, барин, вот только через мосток скотина пройдёт.

Наконец, кучер взмахнул кнутом:

– Но, пошли, усталые!

Карета, громыхая колёсами, проехала по мостику, застланному деревянными плахами, миновала сторожку будочника, который не проявил никакого внимания на проезжих, и покатила к окраинным домам Симбирска. Ипполит, осмотрев серость и убогость окрестностей, вздохнул:

– Господи, и куда нас занесло! Разве ж тут могут жить люди.

Пушкин скучающе и устало смотрел на деревянные домишки и палисады с пожухлыми растениями. И вокруг заборы, заборы, заборы, заросшие высоченной коноплёй, лебедой, полынью и крапивой, за которыми почти не видны домишки с садиками и мезонинами. Дома окружены сточными канавами, от которых разносилась вонь, заставляющая каждого непривычного к ней человека зажимать нос и вытирать слезящиеся глаза. Ближе к центру появились деревянные настилы тротуаров с проваленными прогнившими досками и немногочисленные каменные дома. Город оживляли, пожалуй, только узорчатые силуэты многочисленных церквей и их разноцветные маковки. Перед вечером уже закрылись все базары, рынки, лавки и магазины, и на улицах было пустынно. Лишь иногда проезжали громыхающие телеги или пробегали редкие прохожие, спешащие до темноты укрыться в своих домах.

Усталое колесо солнца спешило закатиться за горизонт. Пушкин, подумав, спросил ямщика:

– Любезный, далеко ли гостиница и есть ли она здесь вообще?

– Есть, есть, барин, как не быть.

– Так поезжайте туда.

Ямщик стал разворачивать тройку на узкой улице, ворча под нос:

– То туда езжай, то сюда повороти. Н-но, усталые!

У двухэтажного деревянного особняка, покрашенного в зелёный цвет, карета остановилась.

– Вот и гостиница, сударь, извольте.

– Благодарю, любезный, – ответил Пушкин, не сходя с коляски. – А где же слуги, почему они не встречают?

Ямщик усмехнулся:

– Вы, сударь, местных нравов не знаете, тут живут как сонные мухи, и если их не всполошить, они с места не тронутся.

Ипполит встрепенулся, соскочил со ступеньки коляски, грозясь:

– Я сейчас, барин, живенько их растормошу.

Он подошёл к двери и долбил по ней кулаком до тех пор, пока кто-то изнутри не отозвался:

– Ну кто там тарабанит. Сейчас, сейчас открою.

Дверь отворилась и в ней, освещаемое слабым светом свечи, показалось примечательное существо в халате с большим отворотом, толстыми, обвислыми губами и взлохмаченной головой.

– Ну, чего? – снова спросило существо.

– Постоялец к вам, – громко ответил Ипполит, – Примайте. – Потом наклонился к уху существа и прошептал: – Важный господин, из самого Питербурху.

Существо встрепенулось, вскинуло голову, широко раскрыло глаза и закричало:

– Гринька, Минька, сволочи, опять на кухню таскаетесь! Бегом ко мне!

Гринька с Минькой появились, словно сказочные двое из ларца, в один голос спросили:

– Мы здесь, хозяин.

– Примите постояльца. Да смотрите, канальи, чтоб без ругани.

Слуги стали перетаскивать вещи в гостиницу, а существо подобострастно поклонилось гостю:

– Прошу вас, господин, проходите, мы вмиг вас устроим-с.

Помявшись у входа, Пушкин прошёл по скрипучей лестнице за устроителем на второй этаж, при свете зажжённого канделябра осмотрел бедно обставленную комнату и сказал:

– Вот что, любезный, я сейчас приведу себя в порядок, а вы пришлите слугу, чтобы он проводил меня к губернатору.

– Сделаем-с, – всё дрожа, ответило существо. – Не извольте беспокоиться, сделаем-с.

– А что мне прикажете делать, барин? – спросил Ипполит.

– Останешься здесь. Да гляди, образина, вино не пей и по девкам не бегай.

Ипполит лишь усмехнулся на замечания своего барина, внёс дорожные вещи, спросил:

– Нужен ли я вам, Александр Сергеич? На кухню бы мне, горячих щец похлебать.

– Иди, иди, любезный, до утра ты мне не нужен.

Как только «образина» исчезла, Пушкин разделся, поплескался под рукомойником, вынул из дорожного сундука чистое платье, оделся, посмотрел на себя в зеркало и улыбнулся своему отражению. Подумав, вынул из футляра небольшой пистолет, проверил его и сунул в боковой карман. Накинул на плечи епанчу, надел на голову шляпу и вышел из номера. Устроитель гостиницы вместе не то с Минькой, не то Гринькой стоял в коридоре.

– Вот-с, – показал он пальцем на бесперестанно шмыгаюшего увальня, – он вас проводит к господину Загряжскому. Вас сегодня ждать-с или как? Простите, как вас, сударь, называть?

– Титулярный советник Пушкин Александр Сергеевич.

– Пушкин, Пушкин, – задумчиво бормотал устроитель, словно что-то припоминая. – Так вы изволите вас ждать-с?

– Пожалуй, нет, любезный.

– Хорошо, хорошо, будь по-вашему.

Детина, не то Минька, не то Гринька, уверенно шагал по тёмным улицам, пошмыгивая и постоянно озираясь по сторонам, довёл Пушкина до подъезда двухэтажного дома с небольшим флигелем сбоку, освещённого газовым фонарём.

– Вот, господин, тута он живёт, губернатор-то. Извольте. – Не то Минька, не то Гринька протянул загребущую ладонь.

Пушкин вложил в неё монетку:

– Спасибо Бог тебя, братец. Иди.

Не то Минька, не то Гринька поклонился:

– Благодарствую, барин. – Развернулся и без оглядки канул в темень.

Гражданский губернатор Симбирска, Александр Михайлович Загряжский, приходился двоюродным братом тёщи Пушкина, Гончаровой Натальи Ивановны. Перед отъездом она слёзно умоляла зятя, если представится в дороге случай, посетить кузена и передать ему приветы, с которым они были очень близки в детстве. Войдя в парадную, Пушкин услышал звуки скрипок и спросил лакея: