Вечный день - Эндрю Хантер Мюррей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ящике хранились и другие папки с отчетами. Хоппер вытащила самую старую, девятилетней давности, когда Давенпорт только приступил к работе в правительстве. Содержание в ней оказалось таким же, за исключением дополнительного пункта в конце списка: «Пролив Ла-Манш. Аварийно-спасательная служба».
Хоппер открыла доклад и начала читать.
Час спустя вернувшийся Торн неловко протиснулся в дверь со стопкой книг в руках.
— Привет, Элен. Странно видеть вас здесь в такое время, — других комментариев по поводу ее присутствия не последовало, равно как и по поводу того обстоятельства, что она сидит за его столом. Впоследствии Хоппер пришло в голову, что он каким-то образом почувствовал, что она собиралась сделать.
Она подняла на него взгляд. Ей пришлось сделать глубокий вдох, чтобы голос ее не дрожал.
— Так это вы отдали приказ топить корабли. Которые прибывали после Остановки. Вы! — она указала на страницы перед собой.
В тусклом свете лампы было видно, что Торн постарел прямо на глазах. Он опустил стопку книг на стол, совершенно не обратив внимания на одну, упавшую на пол, и рухнул в кресло, которое обычно занимала Хоппер.
Затем заговорил, против обыкновения очень тихо:
— Да. Это входило в мои обязанности.
— Вы написали это, — Хоппер взяла листок, обнаруженный в папке. Документ датировался месяцем спустя после прихода Давенпорта к власти — реального прихода, через шесть лет после Остановки, в самый разгар второго краха — и был озаглавлен «Блокирование пролива Ла-Манш и указания военно-морскому флоту». В нем рекомендовалось проведение реквизиции всех гражданских судов на побережье на период «иммиграционной угрозы», а также оснащение всех годных к мореплаванию кораблей вооружением. Помимо этого проект предусматривал, чтобы основательно разросшиеся британские ВМС топили любые иностранные суда, вошедшие в десятимильную зону, независимо от их назначения. Гражданские, военные, промышленные, контрабандистские, перевозящие беженцев. Все. В том числе и под союзническими флагами и гражданские суда Британии.
В конце документа жирным шрифтом значилось: «Декларация не допускает никаких исключений». Как будто это и так было не ясно. И под текстом — те самые три небрежные завитушки подписи Торна, что Хоппер видела на своих рефератах, только здесь он накладывал визу в качестве главного научного советника при министерстве обороны. На противоположной стороне страницы — вторая подпись, Ричарда Давенпорта, придающая законную силу этому безумному плану. Буквы его имени щетинились, как выцветшие черные зубцы чугунной ограды.
В отдельном документе — тех же автора и соавтора — приводился приказ о нанесении военно-воздушными силами Британии и США и тысячами ракет, добытых у американцев, единовременного удара по сотне портов северной Европы с целью уничтожения как можно большего количества судов. Крупные порты — Роттердам, Зебрюгге, Антверпен — предписывалось подвергнуть массированной бомбардировке, а на бесчисленные мелкие достаточно было обрушить точечные удары. Целью данной операции являлось уничтожение эвакуационных пунктов по всему материку. Подобная участь была уготована и северной Африке, для «нанесения максимально возможного ущерба» всем портам и судам, превышающим определенный размер. По плану налеты должны были продолжаться три дня подряд, дабы свести к минимуму число уцелевших кораблей. Предупреждать мирное население о предстоящем нападении запрещалось.
Под этим документом тоже стояла подпись Торна.
— Почему?
— У меня не было выбора.
— Вы могли отказаться.
Он медленно выдохнул.
— Премьер-министр обратился ко мне за возможным решением проблемы, и я его предоставил.
— А все говорили, что это решение Давенпорта. Поэтому-то он и выиграл выборы. Народ думал, будто он единственный оградит нас от иностранцев, что он и сделал.
— Он был главнокомандующим. От меня ему нужна была разработка способа. И он предпочитал делить с другими людьми ответственность за неприглядные решения.
Кровь застучала у Хоппер в ушах.
— Неприглядное решение? Да это геноцид!
— Это была… защита.
— Вы знаете, сколько людей погибло?
Он уклонился от прямого ответа:
— Некоторых возвращали во Францию, если их корабль находился достаточно близко от берега и оставался в хорошем состоянии. Большинство… нет. Оказывающих сопротивление и отказывающихся покинуть судно для последующей депортации топили, — Торн говорил, низко опустив голову. — Позже возникла необходимость уничтожать корабли прямо на месте. Слишком много контрабандистов удирало и потом возвращалось обратно.
— Так сколько?
— Не знаю.
— Нет, знаете. Каким оказался окончательный итог?
— Возможно, десять миллионов.
— Десять миллионов. Боже, — наконец, она озвучила мысль, не покидавшую ее с самого момента прочтения документа: — На одном из этих кораблей находилась моя мать.
Торн промолчал.
Хоппер смутно осознала, что плачет.
— Вы использовали память о ней, чтобы убедить меня не уходить из университета. И именно вы убили ее! — Он даже не шелохнулся. — Почему он… Почему вы отдали такой приказ?
— Страна пребывала на грани краха. И это не фигура речи. На протяжении шести месяцев существовала непосредственная угроза, что Британию наводнят иностранцы. Как бы вы поступили, если бы находились в переполненной шлюпке, а рядом в воде плавали тысячи людей?
— Но это же не шлюпка. Это страна! Большое государство. Мы могли принять гораздо больше беженцев!
— Мне очень жаль, Элен. Правда жаль. Но люди голодали. Другого способа попросту не существовало. Если бы мы не предприняли решительных действий, погибла бы вся страна.
— И то, как мы теперь живем, вы называете успехом? Два десятилетия на пайке, когда считают последние крошки? Когда орут на улицах? Живут в лесу, как звери?
— Я понятия не имел, в кого превратится Давенпорт, но знал, что на кону стоит само существование Британии. Диктатура лучше пустыни. Мы вправду верили — то есть я верил, — что выбирать приходится только между варварством и полным крахом. Он выбрал варварство. И я присоединился к нему.
Сквозь слезы Хоппер видела, как Торн заламывает руки.
— Вы убили… Вы даже сами не знаете, сколько миллионов человек вы обрекли на смерть своими приказами. И одна из погибших — моя мать. И вы даже самому себе не можете признаться в этом.
— Могу, Элен. — «Как он смеет произносить мое имя!» Хоппер колоссальным усилием воли подавила вспышку охватившего ее гнева. — Самому себе я могу признаться. Но изменить содеянное не в силах. И то обстоятельство, что приказ подписал бы кто-нибудь другой, не сделай этого я, роли не играет. Подписал все-таки я.
— Поэтому-то он и держал вас в правительстве?
— В том числе и поэтому.
— Как вы можете жить? С таким грузом на совести?
— Не знаю. — Глазницы на низко опущенной голове Торна казались Хоппер с ее места пустыми, тускло освещенное худое лицо ее собеседника превратилось в череп. — Я пытался найти способ загладить
