Мужчины не ее жизни - Джон Ирвинг

Как и всегда, стоило зайти разговору о браке и детях, Рут ставила телегу впереди лошади — она перескакивала к вопросу о ребенке, не ответив на вопрос, за кого она собирается выходить замуж и собирается ли. И Рут не с кем было говорить об этом, кроме Алана. Ее лучшая подруга не хотела иметь ребенка, Ханна оставалась Ханной, а ее отец… да, он оставался ее отцом. Теперь Рут хотела поговорить с матерью даже больше, чем когда была ребенком.

«Черт ее побери!» — подумала Рут.

Она давно решила для себя, что не будет искать мать. Ведь это Марион бросила ее. И теперь Марион либо вернется, либо — нет.

«И что же это нужно быть за мужиком, чтобы не иметь приятелей-мужчин?» — размышляла Рут. Как-то раз она предъявила отцу это обвинение напрямую.

— У меня есть приятели-мужчины! — возразил ее отец.

— Назови двух. Ну, хотя бы одного! — потребовала Рут.

К ее удивлению, он назвал четырех. Эти имена были ей незнакомы. Он смело перечислил своих нынешних партнеров по сквошу; их имена менялись каждые несколько лет, потому что партнеры Теда неизменно старели и не могли соревноваться с ним. Теперешние его партнеры были возраста Эдди, а то и моложе. Рут познакомилась с самым молодым из них.

У отца был бассейн, давнишняя его мечта, и душ во дворе — все почти так, как он описывал Эдуардо и Эдди летом 58-го года наутро после отъезда Марион. В деревянной кабинке были две душевые головки, расположенные друг подле друга. «Стиль раздевалки», — говорил Тед.

Рут выросла, постоянно видя голых мужчин и своего голого отца, которые, выбегая из душевой, прыгали в бассейн. Оставаясь сексуально неопытной, Рут повидала немало мужских членов; возможно, эти воспоминания о незнакомых мужчинах, принимающих душ и плавающих нагишом с ее отцом, и вызвали у Рут сомнения относительно справедливости утверждения Ханны, полагавшей, что чем больше, тем лучше.

Год назад, прошлым летом, Рут «познакомилась» с самым молодым из текущих партнеров Теда по сквошу — Скоттом (фамилии она не запомнила), юристом лет сорока. Она вышла на настил перед бассейном, чтобы повесить на просушку свое пляжное полотенце и купальник, и тут-то и увидела своего отца и его молодого партнера в их послесквошевой или после-душевой наготе.

— Рути, это Скотт. Моя дочь Рут… — начал говорить Тед, но Скотт, увидев ее, нырнул в бассейн. — Он юрист, — добавил отец, пока Скотт находился все еще под водой.

Наконец этот самый Скотт Как-его-там всплыл в глубокой части, где начал баламутить воду. Он был рыжеватый блондин и сложен, как ее отец. Поц у него, как показалось Рут, был довольно средних размеров.

— Рад с вами познакомиться, Рут, — сказал молодой юрист.

У него были короткие курчавые волосы и веснушки.

— Рада с вами познакомиться, Скотт, — сказала Рут, возвращаясь в дом.

Отец, все еще стоявший нагишом на настиле, сказал Скотту:

— Не могу решить — стоит купаться или нет. Как вода — холодная? Вчера была довольно холодная.

— Она и сегодня холодная, — услышала Рут голос Скотта. — Но когда ты уже здесь, то вроде ничего.

И вот эти-то постоянно меняющиеся партнеры по сквошу и были единственными друзьями Теда! К тому же они были не ахти какими игроками в сквош — ее отец не любил проигрывать. Чаще всего его партнерами были хорошие спортсмены, которые относительно недавно начали играть в сквош. В зимние месяцы Тед находил немало игроков в теннис, которые были не прочь потренироваться с ним; они обладали хорошим чутьем к спортивным играм с ракеткой, но удар в теннисе совсем не то, что удар в сквоше — в сквоше нужно бить кистью. Летом, когда теннисисты возвращались на свои корты, они обнаруживали, что стали играть хуже, потому что в теннис невозможно играть кистью. И тогда у Теда мог появиться в напарниках ренегат от тенниса.

Ее отец выбирал напарников по сквошу с таким же эгоизмом и с такой же расчетливостью, с какой он выбирал себе любовниц. Может, они и в самом деле были его единственными приятелями-мужчинами. Получал ли ее отец приглашение в их дома на обеды? Приударял ли он за их женами? Были ли у ее отца хоть какие-то жизненные правила? Рут хотелось это знать.

Она стояла на южной стороне Сорок первой улицы между Лексингтон и Третьей авеню в ожидании маршрутки, которая должна была доставить ее в Гемптоны. А добравшись до Бриджгемптона, она собиралась позвонить отцу, чтобы он подскочил за ней.

Рут уже пыталась дозвониться до него, но отца не было дома, или он не брал трубку, а автоответчик выключил. У Рут было много багажа — вся одежда, которая ей понадобится в Европе. Она думала, что ей следовало бы позвонить Эдуардо или Кончите Гомес. Если они не делали что-нибудь для ее отца или не работали в его доме, то всегда были дома. Ее мысли были заняты всякими такими предотъездными мелочами, когда по тротуару Сорок первой улицы к ней подошел самый молодой из напарников ее отца по сквошу.

— Едете домой? — спросил Скотт Как-его-там. — Ведь вы Рут Коул, верно?

Рут привыкла к тому, что ее узнают на улице. Сначала она приняла его за одного из ее читателей. Потом она обратила внимание на его мальчишеские веснушки и короткие курчавые волосы; среди ее знакомых было не так уж много рыжеватых блондинов. И потом, в руках у него были только портфель и спортивная сумка, из полуоткрытой молнии которой торчали две ракетки для сквоша.

— Да это же ныряльщик, — сказала Рут.

У нее почему-то потеплело на душе, когда она увидела, как он зарделся.

Стоял теплый день бабьего лета. Скотт Как-его-там снял пиджак и подсунул под ремень своей спортивной сумки, галстук у него был ослаблен, а рукава белой рубашки закатаны выше локтей. Он протянул ей правую руку, и Рут обратила внимание, что размеры и мускулатура его левой руки были больше, чем правой.

— Я Скотт — Скотт Сондерс, — напомнил он ей, пожимая ее руку.

— Вы левша, да? — спросила его Рут.

Отец его был левшой. Рут не любила играть с левшами. Лучшая ее подача шла в левый угол, и левша мог отбить такую подачу ударом справа.

— Ваша ракетка с вами? — спросил ее Скот Сондерс, признавшись, что он левша.

Он обвел взглядом ее багаж.

— У меня при себе три ракетки, — ответила Рут. — Они упакованы.

— Собираетесь побыть немного с батюшкой? — спросил юрист.

— Всего два дня, — сказала Рут. — А потом еду в Европу.

— Вот как, — сказал Скотт. — Дела?

— Да — переводы.

Она уже знала, что они будут вместе сидеть в автобусе. Может быть, у него в Бриджгемптоне оставлена машина, тогда он смог бы отвезти ее (и весь ее багаж) в Сагапонак. Может, его будет встречать жена, и они будут настолько любезны, что подбросят ее до дома. В бассейне, когда он баламутил воду, она в лучах вечернего солнца увидела, как сверкает его обручальное кольцо. Но когда они сели рядом в автобусе, кольца у него на пальце не оказалось. Среди жизненных правил Рут было одно неколебимое: никаких романов с женатыми мужчинами.

Над ними с жутким грохотом пролетел самолет — автобус проезжал рядом с аэропортом Ла Гуардиа, — когда Рут сказала:

— Позволю себе высказать предположение. Мой отец обратил вас из теннисиста в сквошиста. А вы с вашей чувствительной кожей… вы, наверно, побаиваетесь солнечных ожогов… и сквош для вашей кожи лучше — в него играют в помещении.

Он улыбался надменной скрытной улыбкой; похоже, он был не чужд мысли, что любое событие может закончиться судебной тяжбой. Скотт Сондерс не был приятным человеком. На этот счет Рут не испытывала никаких сомнений.

— Вообще-то я променял теннис на сквош, когда развелся. Один из пунктов бракоразводного соглашения состоял в том, что жена сохраняет за собой членство в загородном клубе. Для нее это было важно, — великодушно сказал он. — И потом, там же давались уроки по плаванию для детей.

— А сколько лет вашим детям? — покорно спросила Рут.

Ханна давно сказала ей, что первый вопрос разведенным мужчинам должен быть именно таким.

«Разведенный мужчина, говоря о своих детях, начинает себя чувствовать хорошим отцом, — сказала ей как-то Ханна. — А если ты собираешься закрутить с ним любовь, то должна знать, с кем тебе, возможно, придется иметь дело — с трехлетним ползунком или подростком; разница тут существенная».

Маршрутка двигалась все дальше на восток, и Рут скоро забыла, сколько лет детям Скотта Сондерса, — ее больше интересовало, насколько сильного противника имеет ее отец в лице Скотта.

— Ой, он обычно выигрывает, — признал юрист. — Выиграв первые три или четыре гейма, он иногда позволяет мне выиграть один-два.

— Вы так много играете? — спросила Рут. — Пять-шесть геймов?

— Меньше четырех мы не играем, часто часа полтора, — сказал Скотт. — И вообще-то числа геймов мы не считаем.

«Против меня ты бы полтора часа не выстоял, — решила Рут. — Старик, наверно, сдает».