Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 3. - Мурасаки Сикибу

— Вот уж не ожидал, что даже ваши дамы будут так дурно обращаться со мной! — рассердился Адзэти-но дайнагон.

Тут вошел молодой господин, который собирался ехать во Дворец и хотел проститься с отцом. Он был в носи, с распущенными по плечам волосами, что шло ему гораздо больше, чем официальная прическа «мидзура». Адзэти-но дайнагон передал сыну послание для своей старшей дочери, живущей теперь во дворце Живописных видов, Рэйкэйдэн.

— Скажи, что сам я сегодня приехать не смогу, потому что не совсем здоров, — сказал он и, улыбнувшись, добавил:

— Сыграй мне что-нибудь на флейте. Возможно, очень скоро тебе придется играть перед Государем. А ты, как это ни печально, до сих пор не обрел уверенности.

Он попросил сына сыграть мелодию в тональности «содзё», и мальчик справился с ней превосходно.

— Как видите, он делает успехи, — отнесся Адзэти-но дайнагон к дочери принца. — И не потому ли, что часто играет вместе с вами?

— А теперь ваша очередь, — настаивал он, и девушка, с трудом преодолев смущение, начала, вторя флейте, тихонько перебирать струны. Адзэти-но дайнагон насвистывал чисто и звонко.

У восточной стрехи, источая чудесное благоухание, цвела красная слива. Взглянув на нее, Адзэти-но дайнагон сказал:

— Как хороша эта слива! Отнеси ветку принцу Хёбукё, он, кажется, будет сегодня во Дворце. Ибо «коль не ему…» (262). Когда-то я прислуживал его деду, тому, которого называли Блистательным Гэндзи. Он имел тогда звание дайсё и был в самом расцвете молодости. Люди восхищаются принцем Хёбукё, Гэн-тюнагоном, и недаром, ибо они истинно достойны восхищения, но до Гэндзи им далеко! Впрочем, наверное, я слишком пристрастен и просто привык считать его несравненным… О нем тоскуют даже совершенно чужие ему люди, а уж близкие… Немудрено представить себе, как сетуют они на собственное долголетие…

Задумавшись, Адзэти-но дайнагон тяжело вздохнул, и слезы заблестели у него на глазах. Словно не в силах противиться сердечному порыву, он велел сыну сорвать ветку и немедля отправляться во Дворец.

— Впрочем, что толку говорить теперь об этом! Принц Хёбукё — единственный человек, в облике которого можно отыскать дорогие сердцу черты умершего. Когда ушел из мира Будда, некоторые ученики его, увидав сияние, исходившее от Ананды, подумали: уж не появился ли он снова? Так почему же и нам не обратиться к тому, в ком мы, блуждающие во мраке, видим единственный источник света?

«Ветер повсюдуСпешит разнести ароматЦветущей сливы.Так неужели в наш садНе залетит соловей?» —

написал он совсем как в дни своей молодости на листке алой бумаги и, подложив красивую оберточную бумагу, которая нашлась у мальчика, свернул письмо, как полагается, и вручил сыну. Тот же, по-детски радуясь возможности угодить принцу, поспешил во Дворец.

Он увидел принца Хёбукё, когда тот выходил из покоев Государыни. Вокруг толпились придворные, но принц сразу заметил мальчика и спросил его:

— Почему ты вчера так рано ушел? И давно ли ты здесь?

— О, я был так огорчен тем, что вчера мне пришлось уйти. Зато сегодня постарался прийти пораньше, ибо мне сказали, что вы изволили остаться.

Мальчик говорил еще совсем по-детски, но довольно бойко.

— Но ты можешь навещать меня и на Второй линии, там даже спокойнее, — сказал принц. — У меня часто запросто собираются молодые люди…

Видя, что принц беседует с сыном Адзэти-но дайнагона, придворные разошлись кто куда, не желая мешать им. В покоях стало тихо.

— Похоже, что принц Весенних покоев решил дать тебе немного отдохнуть, — говорит принц Хёбукё. — Ведь раньше он не отпускал тебя ни на шаг. Наверное, теперь им завладела твоя сестра и ему не до тебя.

— О, я даже рад. Вот если бы на его месте были вы… — И не договорив, мальчик замолкает.

— На меня-то твои сестры и глядеть не хотят, — вздыхает принц. — Что ж, возможно, они и правы. И все же обидно. Я слышал, у вас в восточных покоях живет особа, принадлежащая к тому же роду, что и я, не поговоришь ли ты с ней потихоньку, может, она согласится выслушать меня?

Тут мальчик вручает ему ветку сливы, и, улыбнувшись, принц говорит:

— Жаль, что я не получил этого письма до того, как начал высказывать тебе свои обиды.

Он долго читал и перечитывал письмо. Цветы же были так пышны, так нежны и благоуханны…

— Считается, что белые сливы душистее, а красные ярче… (377) — говорит принц. — Но эти цветы едва ли не благоуханнее белых.

Он всегда отдавал предпочтение цветам красной сливы, так что Адзэти-но дайнагону удалось угодить ему.

— Сегодня ночью ты, кажется, прислуживаешь в Весенних покоях? Думаю, что тебе вполне можно остаться здесь, — говорит принц, и мальчик остается с ним. От платья принца исходит такой аромат, что ему позавидовали бы любые цветы. Принц укладывает мальчика рядом с собой, и тот чувствует себя бесконечно счастливым. Необыкновенная нежность к принцу переполняет его юное сердце.

— А отчего хозяйка этих цветов не переехала в Весенние покои?

— Не знаю. Я слышал, как отец говорил, что отдаст предпочтение тому, «кто оценить сумеет…» (138).

Принц и ранее предполагал, что Адзэти-но дайнагон не прочь породниться с ним, и в полученной сегодня песне нашел тому подтверждение, но сам он помышлял о другой, а потому уклонился от определенного ответа.

На следующее утро, когда юноша уходил из Дворца, принц как бы невзначай произнес:

— Когда бы меняАроматы цветов пленяли,Стал бы я медлить?Нет, поспешил бы тотчасНа зов весеннего ветра.

Надеюсь, что впредь ты не станешь слушать старших, а постараешься сам потихоньку… — добавил он, и мальчик проникся еще большим почтением и нежностью к обитательнице Восточных покоев.

Дочерей Адзэти-но дайнагона он видел довольно часто и привык к ним — «сестры как сестры…», а дочь принца почитал верхом совершенства и мечтал, что ей удастся занять достойное место в мире. Даже глядя на свою старшую сестру, благоденствующую в Весенних покоях, мальчик не столько радовался за нее, сколько досадовал, что ей повезло больше, чем младшей. «Вот если бы судьба соединила ее с принцем Хёбукё!» — думал он, а тут вдруг и подвернулся счастливый случай со сливовой веткой.

Поскольку песню, сложенную принцем, можно было считать ответом, он передал ее отцу.

— Не очень-то обнадеживающий ответ, — недовольно сказал тот. — Разве не забавно, что, сообщаясь с Левым министром или со мной, принц всегда старается казаться образцом благонравия и основательности, очевидно зная, что мы не одобряем его легкомысленных наклонностей? Но вряд ли такая степенность к лицу человеку, которого весь мир знает как неисправимого ветреника.

На этот раз Адзэти-но дайнагон велел передать принцу следующее:

«Стоит лишь разТвоему рукаву благовонномуКоснуться цветов,И о них по миру пойдетГромкая слава…

Простите мне мою дерзость…»

Судя по всему, он не шутил.

«Неужели он действительно задумал сговорить меня с ней?» — удивился принц, и сердце его забилось от волнения, хотя, казалось бы…

«Если в садуЯ задержусь, плененныйАроматом чудесным,Люди меня осудятЗа чрезмерную склонность к цветам…»

Несомненно, столь уклончивый ответ огорчил Адзэти-но дайнагона.

Тем временем из Дворца возвратилась госпожа Северных покоев и, рассказывая супругу о том, что нового там произошло, сказала между прочим:

— Наш молодой господин как-то на днях оставался на ночь во Дворце, и, когда утром зашел ко мне проститься, его одежды так чудесно благоухали, что все обратили на это внимание. И представьте себе, наш принц сразу же изволил догадаться, в чем дело… «Он был у принца Хёбукё, — сказал он. — Вот почему он все реже заходит ко мне». Ну не трогательно ли? Может быть, вы написали принцу письмо? Хотя вроде бы не похоже…

Да, так оно и было, — ответил Адзэти-но дайнагон. — У ваших покоев расцвела необычайной красоты слива, а мне ведь хорошо известно, что это любимые цветы принца Хёбукё. Вот я и послал ему ветку. Что касается благовоний, которые употребляет принц, то им истинно нет равных. Даже дамы, которым по роду службы приходится быть у всех на виду, не умеют так окуривать свое платье. Единственный достойный соперник принца — Гэн-тюнагон, но тот таков от рождения, особой склонности к ароматам он не обнаруживает. И за какие заслуги в прошедшей жизни отмечен он этим необыкновенным свойством? Воистину все цветы хороши, но можно ли не восхищаться сливой, которую природа наделила столь редким даром? Видно, все дело в корнях. И недаром принц Хёбукё хвалил нашу сливу. Она в самом деле прекрасна.

Право же, цветы сослужили Адзэти-но дайнагону неплохую службу, позволив заговорить о принце.