Четыре года в Сибири - Теодор Крёгер

Забытое, кажется, вымерло. Скоро оно полностью впадет в зимнюю спячку.

Под высокими, толстыми валенками очень звонко хрустит снег. Он такой жесткий, что почти не отличается от льда.

- Ты должен остаться здесь на несколько дней, братец, – говорит деревенский староста, – идет сильная буря. Ты не сможешь проехать со своими людьми.

- Но я должен идти, потому что обещал. Ведь я не свободный человек, ты это знаешь!

- Пусть так, пусть так, мой дорогой, но ты ведь не можешь просто так рисковать жизнью твоих людей, это чистое безумие!

- Мы возьмем с собой больше провизии и питья, тогда мы точно прорвемся.

- Тебе хорошо говорить! Но будь благоразумен! Обещание полицейскому капитану – это смешно! Ты должен думать о своей жене, брат, о твоей прекрасной черноволосой жене! Она выплачет себе все глаза, если вы пропадаете. Я видел, как она тебя любит. Она будет плакать так долго, пока не высушит свои глаза. Или ты думаешь, например, вас можно будет найти? Прежде чем растает весь этот снег, никто не найдет вас в ваших снежных могилах.

- Но, может быть, ты ошибаешься, друг мой, может, буря начнется позже, определенно на один день позже!

- Вот, взгляни, у большой звезды буря. Она послезавтра придет в Никитино и самое позднее через три дня будет у нас.

Нерешительно я останавливаюсь. Что мне делать? Как я смогу дать знать Фаиме и полицейскому капитану, что мне придется опоздать на несколько дней? Мысль о Фаиме, о ее страхе за меня, подтачивает мою уверенность в себе и заставляет меня колебаться.

- Братец, – мужик хлопает меня по плечу, – я вижу, что ты все-таки разумный человек, ты остаешься у меня?

- Нет, я так не могу! Я обещал моей жене, что приеду и капитану также. Я должен считаться с этим. Я хочу в любом случае попытаться! Пурга, впрочем, может продолжаться только несколько часов.

- Ты даже не знаешь, что значат несколько часов в пурге при таком морозе.

- Я оставлю весь товар у тебя. Потом ты отошлешь его мне. Пошли, мне нужно поторопиться, я не могу теперь ни минуты, пошли, быстро!

- Ты искушаешь Бога!... Ты грешишь против него!... Ты совершаешь преступление!

Я спешу с мужиком в его избу, прошу его разбудить обоих сопровождающих солдат, которые с храпом наслаждаются своим послеобеденным сном, потом запрягаем лошадей, грузим вдоволь продовольствия, и наполняем все принесенные термосы чаем, смешанным с алкоголем. Внезапно разбуженные, заспанные люди путано торопятся, поспешно приступают к работе, одеваются, затягивают свои матерчатые пояса вокруг толстых шкур как можно плотнее, и натягивают глубоко на лицо меховые шапки.

Я на прощание захожу в избу. В середине стоит деревенский староста. Он тоже в шубе.

- Я поеду сопровождать тебя, братец...!

- Боже всемогущий! Спаси и сохрани их всех на опасной дороге! Не отворачивайся от них, даже если они, грешные дети, забывают тебя, Боже...! На коленях, перед красным углом, в свете лампад, молится сестра старосты. Она крестится и низко кланяется перед иконами.

Шестеро мужиков, в своих шкурах почти неотличимые от диких животных, держат в руках шапки и крестятся. Некоторые бормочут слова молитвы.

- Ступайте, я за вами!

Мы молча выходим из избы.

Мы все знаем, что нам предстоит.

Теперь и староста тоже подошел к нам. Красивая женщина с плачем смотрит ему вслед.

Маленькие лошадки ступают вперед. Из хижин как из снежных пещер выползают люди и непонимающе смотрят нам вслед. Затем Забытое исчезает.

Мы едем уже два дня и все еще не достигли следующей деревни. Накопившиеся снеговые массы противостоят нам, мы должны карабкаться через низ, должны вести лошадей на поводу, подпирать сани скоро то с одной, то с другой стороны. При каждом соприкосновении с засыпанными снегом деревьями маленькие снежные лавины обрушиваются нам на голову и плечи и в наши сани. Наша дорога трудна. Мы проезжаем самое большее от трех до четырех километров в час. Погода невероятна прекрасна и ясна, нет ни малейшего ветерка, и мороз смягчился. Но мы не думаем о зимнем великолепии вокруг нас, наша единственная мысль: быстрее, быстрее, быстрее, мы должны добраться до деревни. Мы едва ли позволяем себе отдых и сон, наши лошади отдают свои последние силы. После того, как они тянули сани два-три часа, их выпрягают и меняют на тех, которые идут на поводу за санями.

Наконец, лес расступается, и перед нами лежит широкая, абсолютно пустая поверхность. Солнце, темно-красный шар, поднимается над лесом. Через немного часов оно покинет нас. Но наши глаза увидели достаточно: приближается буран.

С крайней поспешностью мы несемся дальше. Все лошади запряжены, кнуты щелкают, и наши усталые члены должны передвигаться, подпирать, толкать, высоко поднимать сани, тянуть лошадей вперед; теперь не может быть ни минуты разрядки.

Потом мы больше не можем двинуться дальше. Почти в самой середине широкого снежного ландшафта лежит расширяющаяся во все стороны метель. Лошадей распрягают, из саней вылетают лопаты, и все люди зарываются в снеговые массы. Нам нужно построить себе снежную пещеру.

Вдали, темная до черноты и чудовищная по размеру, стоит стена; это приближающийся шторм.

- Эта метель – наше спасение, братец, – сообщает мне деревенский староста, – если она не станет нашей могилой, храни нас Бог от этого!

Молча, как заключенные, мы копаем непрерывно, неутомимо, стоически. Наше спасение зависит от нашей выносливости. Лица мужиков сдержаны, с опущенными головами, как готовящиеся напасть лоси, они борются со снежной стеной.

- Эй, эй! Я кричу изо всех сил. Мужики поднимают головы, их взгляд становится мягче. Я смеюсь так громко, как только могу, я бросаю веселые слова удивленным людям, пока, наконец, и они не начинают смеяться. Так, теперь мы справимся с приближающейся бурей, теперь мы можем над ней смеяться!

Время ползет медленно. Люди устают один за другим. Мужики опускаются в снег и остаются сидеть там, хотя мы выкопали пока всего лишь одну маленькую пещеру. Снежный покров жесткий, работа трудная. Мы достаем термосы, тесно садимся рядом, и стакан по несколько раз проходит по кругу. Горячий напиток горит во внутренностях и подстегивает наши силы. Уже слипаются глаза достаются, люди больше не могут копать, их сила ослабла, они стали безразличными и апатичными и хотят уже отказаться от борьбы. Все Но староста не знает сострадания. Он прикрикивает на мужиков, подгоняет их, заставляет снова взять лопаты и продолжать работу.

Громкий протяжный свист, блестящая снежная волна проносится со зловещей быстротой над широкой площадью.

На секунду мужики останавливаются, и в следующее мгновение, как будто у них внезапно появились неземные силы, они с яростью и отчаянием снова вгрызаются лопатами в гигантскую снежную стену.