Земляничный год - Катажина Михаляк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анджей заботливо взял гостя под локоток и проводил за дверь. Вернулся он через минуту.
– Слушай, Эвка, у меня к тебе неожиданное предложение. Только ты не начинай психовать заранее, а то еще ребенку навредишь.
– Ну вот, теперь я уже начала психовать. Что еще за предложение?
– Я хочу, чтобы вместе с «Последним первым днем», одновременно с ней, ты выпустила книгу «Земляничный год».
– Что-о-о? – Эва пришлось присесть.
– Я тут читал твой… кхм… дневник и…
– Ты читал мой дневник?! Ах ты ж… аморальный… подлый тип… ты…
– Я же сказал: спокойно, не психуй, а то воды отойдут раньше времени. Если ты что-то пишешь в офисе – замечу: в моем офисе! – на служебном компьютере и оставляешь в свободном доступе и открытом виде… то любой любопытный человек – а я, несомненно, таковым являюсь! – обязательно туда заглянет, когда останется в офисе один и будет, уходя, гасить кругом свет и выключать компьютеры, которые не выключили нерадивые работники, то есть, собственно, ты. И с удовольствием будет читать плоды твоего упорного труда.
– Плоды?.. Нет.
– Короче: мне понравилось. Там много настоящих, теплых, искренних эмоций. Издай это одновременно с книгой своей сестры – и это будет здорово!
Эва некоторое время молчала, недоверчиво глядя на Анджея: издевается или говорит серьезно?
Кажется, он говорил серьезно.
– Я издатель – не писатель. Ты же сам говорил, что те, кто пишет сам, не в состоянии объективно относиться к чужим текстам!
– Нет. Это я говорил о своей приятельнице-графоманке. Ты меня тогда спросила, почему я ей не доверил издательство, а я тебе ответил, и сейчас думаю так же, что она не смогла бы быть объективной по отношению к присылаемым текстам и что все закончилось бы тем, что мы издавали бы в космических количествах ее собственные нетленные произведения, а я пошел бы по миру.
– Ну да, с этим я, пожалуй, соглашусь. Но все-таки…
– А ты, в отличие от нее, понимаешь, что такое хорошая литература. И сама пишешь хорошо. Не прячь это в стол – издай. И признайся, что ты всегда об этом тайком мечтала.
– Вообще нет! Вот вообще… да, – неохотно призналась она.
– Ну вот! – он ласково похлопал ее по плечу. – Какое по счету это будет исполненное в этом году желание?
– Его даже не было в списке, – буркнула Эва, не понимая толком, чувствует она себя счастливой или несчастной.
Когда она представляла себе свою книгу на полках магазинов, на нее волной накатывало ощущение безграничного счастья. Но когда она мысленным взором видела уничтожающие рецензии маститых критиков и гадкие отзывы на форумах, уровень счастья стремительно падал. Но все-таки счастья было больше, чем страха.
– Ладно. Я это сделаю. Одновременно с книгой Сесилии. И знаешь, у меня есть одна мысль. Я еще не разговаривала об этом с Яном – решила, что сначала надо обсудить с тобой и узнать твое мнение…
– Да ладно, Эва Злотовская, в скором времени Язельская, неужели тебя заинтересовало мое мнение?! Все, иду покупать торт с фонтаном…
– С чем?!
– Ну, знаешь, такая штука – огненный фонтан, фейерверк. Давай докладывай.
– Я подумала… подумала, что повесть Сесилии должна иметь другой конец. У нее драматичное начало и такое чудесное, полное юмора и легкости содержание, что она просто обязана кончиться хорошо. Например, так: Сесилия едет в Афганистан несмотря на то, что рак загадочным образом испарился из ее организма и логично было бы остаться дома, в Ирландии, и просто радоваться жизни. Там, в Афганистане, на конвой нападают, но они отбивают атаку, хотя пара раненых имеется. Лекарства доставлены, афганские дети спасены. Сесилия возвращается домой и, поскольку ей уже дважды чудом удалось избежать смерти, начинает ценить жизнь и наслаждаться каждым ее мгновением. В страну возвращается также один из ее прежних коллег, тоже участвовавший в экспедиции, за которым она ухаживала в афганском госпитале, они влюбляются. И живут долго и счастливо. Ну, как тебе? Я понимаю, что это, наверное, глупо, но… – она замолкла, ожидая вердикта.
– Эва, – начал Анджей, беря ее руки в свои. – Это прекрасный конец. И именно так и должна заканчиваться эта история. Сесилия должна быть вознаграждена судьбой за все. Давай дадим ей все это хотя бы в книге. И это будет самый лучший памятник, который ты поставишь своей сестре.
– Обожаю тебя, – шепнула Эва, растроганная до слез.
Как бы ей хотелось, чтобы в жизни все было так, как в книге. Ей так хотелось познакомиться с Сесилией…
Хотя она с ней познакомилась. Через «Последний первый день» она узнала свою сестру. И своего отца.
Малый зал Дворца бракосочетаний не мог вместить всех гостей. Нечасто случаются тройные свадьбы, на которые приходят друзья и знакомые всех трех пар. Хорошо хоть, что молодым удалось пробраться к работнику загса, который должен был через минуту соединить их на всю жизнь в горе и в радости.
Первыми расписывались и произносили клятвы Анджей и Каролина.
Он был необыкновенно красивым в своем черном смокинге, она – тоненькая, изящная – выглядела просто неземным существом в кремово-изумрудном длинном платье.
Следующими были Анна с Яном. Он держал дрожащую ладонь своей нареченной так крепко, как будто не хотел больше отпускать ее ни на минуту, и вздохнул облегченно только тогда, когда она поставила на документах свою подпись, признавая тем самым себя его женой.
И вот подошла Эва, которую вел… нет, не Витольд: жених ковылял на костылях, а штаны на нем как-то неестественно топорщились, потому что под ними были загипсованные ноги. Эву вел под руку ее отец, Ян О’Коннор, – и все вокруг аплодировали. Минуту назад он сам произносил слова клятвы, а теперь отдавал другому мужчине свою чудом найденную дочь…
Ни один из присутствующих в зале не удержался от радостных слез.
Чиновник произнес слова клятвы, и Витольд начал повторять их, как вдруг Эва побледнела как стена.
Работник загса повернулся в ее сторону:
– Берешь ли ты, Эва Злотовская, себе…
– Да, да! – придушенным голосом прервала она его. – Я беру Витольда Язельского себе в мужья! – Она набрала воздуху. – И давайте поскорее заканчивать, потому что… потому что, кажется, началось!
Полгода спустя
– И пришли в Вифлеем пас-ту-хи, и играли младенцу на ли-ре…
– Эй! Входите, входите, пастушки, а то холода напустите! – Эва впустила колядующих. – Мам, давай свою шубку. Витя, возьми у бабушки еду. Hello, Ian, how is your polish?[1]
– С каждым разом better[2], – ответил Ян с хитрой улыбкой.
Эва задавала этот вопрос постоянно, при каждой встрече, иногда несколько раз в неделю, а он, желая ее подразнить, в ее присутствии специально пересыпал польский язык английскими словами.
