Девочка и гора - Марк Лоуренс

— Я говорю «наши племена», потому что на этих кораблях были мои предки и предки всех, кто когда-либо жил в зеленом поясе — насколько мне известно. Но... — Тут он повернулся и уставился на Яз. — Но история говорит нам, что Зен и Мокка уже были здесь. Если в этой истории есть хоть капля правды, то она гласит, что Зен и Мокка были Пропавшими, и что их раса скрещивалась с нашей... и что люди льда, или, по крайней мере, некоторые из них, разделяют их кровь!

Яз открыла рот, чтобы возразить, но обнаружила, что у нее закончились слова.

— Ты знаешь... говорят... — Турин стиснул зубы от боли в ранах и сел. — ...что Икта — другая порода.

27

Яз

Несмотря на усталость, этой ночью Яз долго не могла уснуть. Трепет от прикосновения к Пути все еще отдавался в ней эхом, наряду с потрясением от первой атаки хулы, а затем Наблюдателя, выходящего из бури. И, наконец, мысль о том, что Икта может нести в своих жилах кровь Пропавших. Это сделало бы ее родственницей не только монстров вроде Теуса, населяющих черный лед, но также и людей, которые создали такие огромные города и наполнили их столькими чудесами.

Ее последняя сознательная мысль вернулась к началу истории, которую она рассказала. Той части, где Маштри, богиня-обманщица, накрыла Зена и Мокку зеленым сном и сбила их с истинного пути. Она подумала, не случилось ли то же самое с ней и ее друзьями. Зеленая мечта вела их по льду без определенной цели. Может быть, Маштри играет с ними, как она играла с первым мужчиной и первой женщиной?

Наконец она провалилась в сон и обнаружила, что снова падает, как падала в Яму Пропавших, как падала в сердце города, как Эррис падал в звезду пустоты.

Яз проснулась, но не постепенно, а внезапно, словно нырнула в холодную воду. Она лежала неподвижно, широко раскрыв глаза, видя только крышу убежища над собой, освещенную слабым светом от тепло-горшка. Было тихо, слышался только далекий голос ветра, как будто снег занес и похоронил их хрупкий дом. Она даже слышала слабый храп Майи. Девочка, такая тихая в бодрствующем мире, была самой громкой из них по ночам, из-за ее храпа, иногда нежного, иногда грубого, и ее разговоров, слов, вылетающих то тут, то там, иногда ночных кошмаров, где длинная череда лихорадочных отрицаний заканчивалась пронзительными криками.

Яз не знала, что ее разбудило. Что-то маленькое, но что-то неправильное... Внезапно вокруг нее возникло давление. Когда кинжал-рыба утащила ее лодку под поверхность Горячего Моря, вода начала давить на нее почти так же, как сейчас, и давление становилось все сильнее, чем глубже они погружались. И в промежутке между этим мгновением и следующим Яз поняла опасность.

— Просы... — Грохот ломающихся досок заглушил ее предупреждение.

В одно мгновение все покрылось снегом и острыми кусками досок. Яз попыталась подняться, попыталась проплыть сквозь мягкий, но тяжелый холод снежного груза. Теперь она видела кружащиеся хлопья, падающие с черного неба, все они были цвета крови. Рядом с ней топнула металлическая нога или рука, трехпалая или с тремя пальцами. Наблюдатель выжил, упав с гребня, выжил, будучи погребенным под лавиной льда. Он выкопал себя, пошел за ними и нашел их.

Яз и ее друзья лежали, наполовину погребенные в развалинах убежища, оказавшись на дне ямы в снегу, поднимавшегося вокруг них со всех сторон, настолько глубокого, что Яз могла дотянуться до поверхности только на цыпочках.

Полированный купол головы Наблюдателя, окруженный красными звездами, навис над Яз. Рука, представлявшая из себя три длинных острых пальца, потянулась к ней. Яз закричала, несмотря на себя, на мгновение парализованная, зная, что умрет. Вокруг нее остальные бросились в бой. Из снега поднялась рука, чтобы рубануть по ноге Наблюдателя ледорубом — Эррис был пригвожден к земле огромной металлической ногой. Куина и Майя искали среди белизны свое оружие.

Огромная белая змея, размером со взрослого угольного червя, вырвалась из сугробов и бросилась между Яз и Наблюдателем и обвилась вокруг него, пытаясь затащить Наблюдателя обратно в толщу снега. Существо прорвалось сквозь змею, рассеивая белизну.

Турин поднялся на ноги, вызвав из сугробов вторую снежную змею. Гримаса усилия пересекла его лицо, и с хрустом снежная змея сжалась, уменьшив свой огромный обхват с шести футов в диаметре до одного, превратившись в ледяную змею. Это новое, более плотное создание метнулось к Наблюдателю, ударило его в середину туловища и отбросило назад.

— Яз! — Эррис оказался рядом с ней и одной рукой поднял ее на ноги.

Она дико огляделась по сторонам. Они оказались в ловушке. Разрушение их убежища оставило пустоту в снегу, но в любом направлении, в котором они бежали, им придется пробиваться сквозь движущийся снег высотой с Яз и выше. Самое простое направление вело обратно на север вдоль желоба, который Наблюдатель проложил в снежном поле по пути к ним. Но никто из них так далеко не уйдет. Майя и Куина поднялись на ноги, почти неузнаваемые под снегом, покрывшим их меха.

Под управлением Турина снег тек, как молочное море, нависая над Наблюдателем и уплотняясь, слой за слоем добавлялся к растущему ледяному савану, уже похоронившему существо. Лед трескался и трещал то тут, то там, когда Наблюдатель напрягал свою силу, но Турин громоздил еще и еще.

— Не подходите! — Турин жестом велел им встать у него за спиной.

Ледяной холм светился кровавым светом, льющимся из глаз Наблюдателя, предостережение о бойне, которая последует, если он освободится. Никто из них не сможет устоять против этого. С огромным усилием Наблюдатель снова расколол лед — снизу поднялись металлические руки, образовав огромную трещину. Но Турин засыпал в разрывы свежий снег, уплотняя его в еще больший лед, одновременно загружая сверху еще больше. Сцена вокруг них казалась вырванной из кошмарного сна: черное небо и белый снег, окрашенный малиновым светом из кургана. Если Наблюдатель вырвется на свободу, это будет настоящий кошмар, от которого никто из них не проснется.

— Это его удержит! — крикнула Куина.

— Хорошо. — Голос Турина звучал измученно. Сугробы, накатывающие, как волны на море, чтобы накормить его работу, замедлились.

— Тени движутся. — В голосе Майи прозвучал страх; без него она, возможно, выглядела бы нелепо — фигура, покрытая снегом и говорящая о движущихся тенях, когда вся сцена состояла из