Сокровища поднебесной - Гэри Дженнингс

В конечном счете, разумеется, наше предприятие расширилось настолько, что нам с Ху Шенг стало сложно самим во всем разбираться. После того как мы организовали множество «бобовых банков» по всему Ханчжоу, мы распространили свое начинание и в Сучжоу, а затем в других городах. Не прошло и нескольких лет, как в Манзи не осталось ни одной деревни, в которой бы не действовал хоть один банк. В качестве банкометов мы нанимали только проверенных людей, а мой помощник Фунг внес свою лепту, приставив к каждому банку надежного судейского чиновника, чтобы осуществлять общий надзор и следить за доходами. Я повысил своего писца, назначив его на пост управляющего всей этой расширившейся сетью предприятий. После этого мне оставалось только подсчитывать поступления со всех концов страны, брать оттуда деньги, чтобы возмещать затраты, а прибыль — весьма и весьма внушительную — отсылать в Ханбалык.

Из всей этой прибыли себе я не брал ничего. Здесь, в Ханчжоу, как и в Ханбалыке, у нас с Ху Шенг было шикарное жилье и множество слуг, а кормили нас вкусно и изысканно. Всем здесь нас снабжал ван Агячи — вернее, его правительство, которое, поскольку оно имело долю от имперской выручки, в значительной мере существовало за счет наших «бобовых банков». Для того чтобы потворствовать нашим с Ху Шенг капризам, у меня имелась своя доля от доходов Торгового дома Поло: мой отец до сих пор оставался процветающим купцом и регулярно слал в Манзи шафран и другие продукты на продажу. Таким образом, из поступлений от «бобовых банков» я регулярно удерживал лишь столько, сколько надо было заплатить за аренду и содержание садов и зданий для банков, выплатить в качестве жалованья банкометам, судейским чиновникам — наблюдателям, курьерам и смехотворно малые суммы на оборудование (ничего, кроме столов, скатертей и запасов сухих бобов). В результате в казну каждый месяц поступало, как я уже говорил, целое состояние. И, опять же повторюсь, этот поток, если не ошибаюсь, до сих пор все еще продолжается.

Хубилай предостерег меня, чтобы я не отбирал все до последней крохи у его новых подданных. Могло показаться, что я нарушил его приказ и продолжал это делать. Но это не так. Большинство игроков рисковали в наших «бобовых банках» теми деньгами, которые они уже заработали, запасли и которыми они могли себе позволить рискнуть. Если они теряли их, то были вынуждены трудиться усерднее, чтобы заработать еще больше. Даже те, кто опрометчиво лишился всех своих средств за нашими столами, не впадали в безнадежное безделье и нищету, как с ними произошло бы в случае, отдай они все свои деньги сборщику налогов. «Бобовые банки» в отличие от сборщиков налогов всегда оставляли им надежду компенсировать потери, поэтому даже обанкротившиеся ставили перед собой цель выбраться из нищеты и начать процветать, чтобы иметь возможность снова вернуться к нам и сесть за стол. Счастлив сказать, что наша система никого не принуждала — как это было со старой налоговой системой — идти на отчаянные шаги и брать в долг под проценты, чтобы потом оказаться в тисках огромных долгов. Однако это уже не моя заслуга, подобное произошло благодаря суровым гонениям великого хана на мусульман. Теперь просто не существовало никаких ростовщиков, у которых можно было занять деньги. Так что, насколько я могу судить, наши «бобовые банки» не только были далеки от того, чтобы обескровить Манзи, но и давали толчок к развитию этой области. Они приносили пользу как Монгольскому ханству в целом, так и отдельным людям (не забывайте, что множество местных жителей получили у нас стабильную работу в качестве банкометов). Мало того, теперь даже у самого бедного крестьянина в самом дальнем уголке Манзи появлялся стимул разбогатеть.

Помнится, когда я уезжал, Хубилай пригрозил, что сразу же даст знать, если вдруг будет недоволен тем, как я исполняю свои новые обязанности в Ханчжоу. Разумеется, теперь у него не было причин для недовольства. Наоборот, некоторое время спустя Хубилай прислал не кого-нибудь, а наследного принца Чимкима, чтобы выразить мне свое высочайшее расположение и передать поздравления по поводу той исключительной работы, которую я проделал.

— Поздравления поздравлениями, — сказал Чимким в своей обычной ленивой и насмешливой манере, — но, по правде говоря, я думаю, что мой царственный отец хочет, чтобы я разведал и выяснил, не являешься ли ты в действительности атаманом разбойничьей шайки, которая разоряет целое государство, силой отнимая добро у его подданных.

— Нет нужды ничего отнимать силой, — не задумываясь, произнес я. — Зачем беспокоиться, как отобрать то, что люди сами страстно желают тебе отдать?

— Да, ты прекрасно поработал. Министр финансов Лин Нган говорит, что эти манзи поставляют ханству больше дани, чем присылает мой двоюродный брат Абага из Персии. Да, чуть не забыл: Кукачин и дети также шлют привет вам с Ху Шенг. Как и твой достойный уважения отец Никколо. Он велел передать тебе, что дядюшка Маттео чувствует себя лучше, находится под присмотром заботливой служанки и разучил несколько новых песен.

Чимким, вместо того чтобы поселиться во дворце у своего сводного брата Агячи, оказал нам с Ху Шенг высокую честь и во время своего визита жил в нашем доме. Поскольку мы с Ху Шенг давно уже передали управление всеми «бобовыми банками» специально нанятым людям, то теперь сами могли бездельничать сколько угодно и потому посвятили все свое время и внимание тому, чтобы развлекать нашего царственного гостя. В тот день мы втроем без всякой помощи слуг наслаждались полдником на свежем воздухе. Ху Шенг своими руками приготовила корзинку с едой и питьем, мы взяли лошадей и поехали прочь из Ханчжоу по дороге, носившей весьма замысловатое название — Мощеная Улица, Извивающаяся Между Гигантскими Деревьями. Оказавшись за городом, мы расстелили скатерть и пообедали на природе. Чимким рассказал нам все последние новости.

— Сейчас мы ведем войну в Тямпе, — сказал он в чисто монгольской манере — между прочим, как если бы говорил: «Мы выкопали у себя в саду пруд для лотосов».

— Именно так я и подумал, — сказал я, — когда увидел полки, которые двигались по суше, и баржи с людьми и лошадьми, плывшие вниз по Великому каналу. Я счел, что твой царственный отец отказался от экспансии на восток и завоевания Японских островов и вместо этого решил отправиться на юг.

— В действительности это произошло случайно, — пояснил принц. — Видишь ли, когда мы завоевали Юньнань, юэ признали там наше правление. Но в Юньнане есть еще один народ, не такой многочисленный, шан. Не желая, чтобы мы ими управляли, шан эмигрировали на юг в Тямпу в огромном количестве. Поэтому мой сводный брат Хукой, ван Юньнаня, отправил посольство в Тямпу — он хотел предложить царю Ава помочь выдворить с территории его государства этих беженцев и вернуть их обратно, сделав подданными Хубилая. Однако наших послов не предупредили, что все, кто навещает царя Ава, должны перед входом в его дворец сменить обувь. Они не сделали этого, царь страшно оскорбился и приказал стражникам: «Тогда смените им ноги!» Таким образом, искалечив наших послов, он нанес оскорбление нам, это было достаточным поводом для того, чтобы Монгольское ханство объявило Ава войну. Твой старый приятель Баян опять выступил в поход.