Рыцарь Леопольд фон Ведель - Альберт Брахфогель

— С вашего позволения, да!

— Позвольте же нам представиться, — сказал старший. — Я Людлоф фон Шверин, брюнет этот — Дубислаф фон Эйкштедт, а тот молодой человек юнкер Вольф фон Квинцов. Мы приехали несколько дней назад в Брауншвейг, чтобы пожить на свободе, между тем как герцог занят более приятным обществом.

— Я бы не назвался, — сказал Леопольд, — если бы вы, говоря о Сидонии и герцоге Эрнсте, не упомянули также о загадочной мавританке. Любопытство мое сильно возбуждено. А так как я отправляюсь теперь в поход и, может быть, долго буду отсутствовать, то не смогу разболтать, что я от вас услышу. Вам же откровенность принесет ту выгоду, что я вам, может быть, разъясню многое непонятное для вас.

— После известного бала, — начал Людлоф, — влияние Сидонии при дворе было сильно ослаблено. Заключением же договора она возвратила себе милость высочайших особ и сделана была обер-гофмейстершею. Теперь, конечно, никто не смеет говорить о ней дурно, но за ней все-таки присматривают. Помещаясь под комнатами герцогини и находясь почти всегда при ней, Сидонии трудно было иметь любовные связи. Однако я, камергер герцога Эрнста, скоро заметил перемену в обращении его с Сидонией, видно было, что они понимали друг друга. Долго я не знал, каким путем поддерживалась эта связь, наконец, однажды герцог мне вручил тысячу марок для передачи горничной обер-гофмейстерши, тогда я все понял. Весною, три года тому назад, тайные визиты герцога кончились скандалом.

Тут Людлоф рассказал Леопольду известную читателям историю с Камилло Мартинего.

— Я начинаю понимать цель Сидонии, — сказал Леопольд. — Она не способна любить никого и притворяется, будто любит герцога Эрнста из одних честолюбивых расчетов. Она видела, что нравится ему, но знала также, что он непостоянен, и я уверен, что ночная встреча его с Мартинего была нарочно устроена, чтобы возбудить его ревность и тем привязать его еще больше к себе. Бьюсь об заклад, что с этого дня отношения между Иоганном Фридрихом и его братом уже не были так хороши, как прежде!

— Вы не ошибаетесь, — подтвердил Шверин. — Вот вам пример хитрости Сидонии.

— Но, — сказал Квинцов, — с тех пор страсть герцога весьма остыла и он, под конец, мало обращал внимания на Сидонию фон Борк. Прошедшею весною он был даже столь невежлив, что, пригласив к себе весь двор, по случаю охоты на тетеревов, забыл пригласить обер-гофмейстершу! Это доказывает, что красавица была близка к тому, чтобы потерять пойманную добычу.

— Да, на то похоже! — произнес Леопольд задумчиво. — Но как же это герцог и Сидония попали теперь в Вольфенбюттен?

— Это именно и есть непонятное во всем деле, — воскликнул Шверин. — Расскажите-ка ему, Квинцов, эту странную историю!

— Через два дня после нашего возвращения с охоты, Эрнст получил таинственное письмо. В этом письме приглашали Его Высочество на свидание, при котором будет исполнено его величайшее желание. Местом назначен был какой-то домик в Форштадте, день и час свидания были также указаны. Подпись сильно надушенной записки была: Donna Kada del Oeda.

Леопольд вздрогнул и поднялся с места.

— Что с вами? — спросили кавалеры.

— Ничего, я только несколько удивлен. Не пропускайте никаких подробностей, господин фон Квинцов, это наведет нас, может быть, на старый след!

— Судя по готовности, с которой герцог Эрнст пошел на свидание, видно было, что он совсем перестал думать о Сидонии. Войдя в означенный дом, нас (я был один с герцогом) ввели в большую комнату, убранную в восточном вкусе, тут сидела за столом составительница записки.

— Donna Kada del Oeda.

— Она самая, господин рыцарь. Красота ее так подействовала на герцога, что он сейчас же попробовал бы штурмовать ее сердце, если бы она не приказала ему сесть и выслушать, что судьба ему готовит. С удивлением заметили мы тогда, что находимся у вещуньи. — Тут Квинцов начал описывать богатый костюм мавританки, но Леопольд остановил его и дополнил сам описание ее наряда, который был тот же, что носила Сара в доме Эбенезера.

— Как! — вскричали кавалеры, взглянув с испугом на Леопольда. — Вы знаете эту женщину?!

— Это вас не касается, рассказывайте дальше. Я ведь сказал, что могу быть вам, может быть, полезен в этом деле.

— Прекрасная мавританка, — продолжал Квинцов, — сказала герцогу, что ее искусство открыло ей, будто он пламенно любит одну особу, но не решается удовлетворить желание сердца, боясь родственников. Но, — прибавила она, — вам надо попрать ногами все препятствия, соединившись с любимой особой, вы достигнете и политической самостоятельности, которой родственники ваши хотят вас лишить.

— Ты сама, чудная женщина, — вскричал тогда герцог, — подаришь мне свою любовь, величайшее блаженство!

Он хотел броситься к ней, чтобы обнять ее, вдруг белое облако окутало ее со всех сторон. Когда оно исчезло, женщины уже не было в комнате. Мы хотели в страхе уйти, вдруг поднялась какая-то занавесь, которую мы сперва не заметили, и стало видно большое зеркало. На его поверхности показалось изображение той женщины и какой-то голос сказал: через девять дней будьте в Вольфенбюттене, там, после заката, вы застанете в парке ту, чья любовь сделает вас свободным. Видение исчезло. Герцог Эрнст слепо поверил этому и едва мог дождаться срока. Уехав со своей свитой под каким-то предлогом в Вольфенбюттен, он нашел в парке Сидонию! Теперь она его прибрала к рукам и он непременно на ней женится.

Наступило молчание. Леопольд прервал его.

— Я все понимаю теперь, но совесть запрещает мне быть совсем уж откровенным, впрочем, это не могло бы ничего изменить. Теперь я вижу сам, что герцог охладел к Сидонии, она же, заметив это и боясь, чтобы это не разрушило ее честолюбивых планов, обратилась в своем отчаянии к мавританке. С последней я познакомился во время своих странствий. Она везде возбуждала удивление и ужас. Хитростью и злобой она превосходила всякого, даже Сидонию. Что та не могла достигнуть, удалось мавританке. Она заманила герцога в Вольфенбюттен и побудила Сидонию пожертвовать своим положением при дворе, чтобы забрать герцога окончательно в свои руки. Подстрекая честолюбие Сидонии, она доведет ее, быть может, до преступления и окончательно погубит. Герцог же Эрнст для нее только средство и от его твердости характера будет зависеть, спасется он или погибнет вместе с Сидонией!

— Что же побуждает мавританку так действовать?

— Месть, господа! И я уверен, что она так же безжалостно погубит обер-гофмейстершу, как некогда погубила людей более к ней близких! Помянете мое слово, это уже судьба плохих быть наказанными еще худшими людьми!

Из Брауншвейга Леопольд отправился дальше. Людлоф же и Эйкштедт считали своим долгом предостеречь герцога Эрнста, за что были освобождены от должности. Квинцов промолчал, желая остаться при нем, чтобы в будущем помочь ему, быть может, своим знанием.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Масленица в Беннингсгаузене

Во второй половине февраля 1584 г., в то время, как на Рейне и в Вестфалии праздновалась обыкновенно масленица, соединенные так называемые «реформаторские» армии курфюрста Гебгарта и пфальцграфа Казимира стояли на северной границе Вестфалии.

Войска Гебгарта состояли из трех кавалерийских полков под начальством фельдмаршала Людвига фон Румпфа и пяти пехотных полков, которыми командовал полковник Эйтенгейнц фон Кирсберг. Армия пфальцграфа Казимира, под начальством фельдмаршала Фабиана фон Дона, состояла из трех кавалерийских полков и пяти пехотных под командой полковника Каспара Фелингера.

Компания для реформаторов сложилась чрезвычайно неблагоприятно. Во-первых, численностью они уступали кельнско-баварским войскам, и, во-вторых, положение реформаторов и условия их операционной области были в высшей степени невыгодны в стратегическом отношении. Вследствие враждебного настроения населения доставка провианта сделалась чрезвычайно затруднительной и поскольку у курфюрста Гебгарта и Казимира вскоре не хватило денег, то войска содержались только при помощи грабежа и насилий. К этому присоединилась военная несостоятельность Гебгарта, своекорыстие и роковая нерешительность Казимира, заставившая его в благоприятный момент внезапно распустить войско и, поддавшись убеждениям императора, заключить мир.

Однако же мир не состоялся, а между тем момент для энергичных действий на юге был упущен реформаторами. Драгоценное время проводилось в праздности. Андернах и Бонн, последние крепости курфюрста и точки его опоры на левом берегу Рейна, были потеряны вследствие измены их гарнизонов.

В местечке Гильмердинген, неподалеку от Липштадта, стоял кавалерийский полк полковника Ганса фон Бока, поручиком которого, т. е. по военной терминологии, советником, адъютантом и начальником штаба, был Леопольд фон Ведель.