Бывших не бывает - Красницкий Евгений Сергеевич

– Если бы! – сплюнул десятник. – Ну я точно не знал, как быть. Сжечь разве. Да и то – они сырыми шкурами и дёрном стены и крышу прикрыли. Не сожжёшь. А нам князя живым имать надо было.

«Да, задача! Я сам не знаю, что делал бы на месте поднадзорного!»

– Ну и как, справились? – с отчётливым интересом спросил Бурей.

– Михайла справился, – рубанул рукой воздух Егор. – Поначалу он думать сел.

– Под кустик? – заржал Бурей. – Оно ему самое то!

– Погодь ржать! – оборвал десятник. – Мне потом рассказали, что вслух Михайла произнёс: «Мои только стрелять умеют, метко, но недалеко». Вот этим и взял. Дозорных убрали сначала, потом тишком, на брюхе на верный выстрел подобрались и с крыши стрелка сняли, потом вне выстрелов основную силу конно и оружно показали – издалека-то не видно, что отроки, а лучшим стрелкам велел по щелям, что княжьи дружинники для стрельбы оставили, огненными болтами садить. Ну а потом уж мне приказал на переговоры их вызвать. Ну и спеклись дружинники. Да и я бы спёкся – видали того бедолагу, в которого огненным болтом угадали. Страшную смерть он принял. Заживо сгорел! Чем так, уж лучше пусть железом порешат – быстрее и не так больно!

– И чо?!

«Э, кир Серафим, хорохоришься ты для порядку только! Проняла тебя история. Меня тоже!»

– Уд через плечо! – Егор опять сплюнул. – Дурня-то из себя не строй! Михайла на ходу уряд измыслил, как в таких случаях поступать надлежит! Я запомнил. И случись когда – так же воевать буду. А самое тут главное, Серафим, что такое с говённым войском провернуть можно! Он же никому из своих непосильной задачи не поставил, большое дело на кучу простых разбил, так что даже его отроки ничего перепутать не смогли бы. Только сейчас я понял – урядами Михайла думает! Для всего сразу уряд измысливает, чтобы раз научить, а потом чтобы само без него шло! И во всём так! С княгиней и князем он потом тоже… Видать для себя уряд придумывал, как с князьями быть. И ведь измыслил, мать его! Ну и что Фома со своими против него?

«Десятник прав! Но кого же мне это напоминает? Мыслит законами… Создаёт законы… Не может быть! Базилевс Юстиниан?![114] Но это невозможно! Вразуми меня, Господи!»

– Занятные ты, Егор, сказки рассказываешь, – Бурей в сердцах пнул правящего санями холопа. – Что ж, теперь Миньку в задницу целовать? Взасос?

– Ну так целовали уже, кир Серафим, – кивнул отец Меркурий. – В Турове. Понятно, что не только ради его самого.

– Сотня им нужна, – подтвердил с седла Егор. – Князю Туровскому, князю Городненскому, купцам, княгиням.

– А ещё Церкви, дети мои, – усмехнулся отец Меркурий. – Епископу, его ближникам, игуменье Варваре, в миру вдове великого князя Киевского Святополка. Так что в Турове сотника Михаила не забудут. И не простят. Клянусь в том спасением души.

– И тебя, надо думать, тоже? – осведомился Бурей.

– И меня, грешного, – кивнул отец Меркурий. – Ты же не думаешь, почтенный, что я попал сюда случайно?

– Не думаю! – обозный старшина принялся остервенело чесаться.

– А тебе чего надо, отче? – Егор снова пристально посмотрел на священника.

– Чтобы вы выполнили предназначенное вам и остались при этом в живых. По крайней мере, большинство, – отставной хилиарх бестрепетно встретил взгляд десятника. – И обеспечить, чтобы сотник Михаил далеко пошёл. Церкви и мне это выгодно. Вы хорошо научились склонять язычников ко Христу. Но надо ещё лучше. И потому мне нужно, чтобы промеж вас царил мир.

– Ишь ты, – хмыкнул Бурей, – и как ты меж нами мир и любовь наводить собрался?

– Помощью и советом, почтенные, – отец Меркурий выставил руки в примиряющем жесте. – И первый совет я дам тебе, кир Серафим. Бойся, если Михаил согласится на везомые тобой условия, если выплатит виру. Потом он затолкает это серебро тебе или вам в задницу и подопрёт колышком, чтобы не выпало. А может быть, и не он, а князь.

– Это точно! – вступил в разговор Егор. – Князья теперь каждый наш чих и пук ловить будут, чтобы знать, кто пёрнул, а кто и насрал. Будь уверен – я знаю! А как князья с теми, кто им на сапоги навалил, поступают, объяснить или сам знаешь?

– Тебе такое счастье надо, Серафим? – вдруг подал голос Пётр. – Твой-то тут прибыток в чём?

– Ну и что ты мне, умник, присоветуешь? – окрысился Бурей.

– Скажи Михайле, что пришёл договариваться, Серафим, – ответил за подчинённого Егор. – Спроси, на каких условиях он готов вражду оставить. Скажи, что не от Фомы пришёл, а от Ратного. За тобой ведь все, кто не в строю, а Михайла и их ценит. Ещё скажи, что Фома тебе, – последнее слово десятник выделил особо, – доверил о мире между Ратным и Михайловском говорить. Увидишь, молодой сотник выход найдёт. Ему вражда тоже не нужна.

– Это да! Михайла измыслит что на голову не налазит! – встрял Пётр.

– Послушай товарищей, кир Серафим, – поддержал ратников отец Меркурий. – Я не знаю ваших раскладов, но чувствую, что ты сила. И сотник Михаил тоже сила.

Кончился отрок. Теперь договариваются силы, а каждая сила заслуживает уважения. Послушай меня, брат мой!

– А ты, отче, тоже сила?

– И я тоже. Но не сам по себе, а теми, кто стоит за мной. Но ведь и ты так же, кир Серафим. Подумай над этим. Я уже говорил, что рознь лишь порадует дьявола, а царство, разделившееся в себе, падёт. Этого никому не надо.

– И думаешь, Минька простит? – вдруг спросил Бурей.

– Простит, не простит – это детские игрушки! – священник хлопнул себя по бедру. – Мальчишка вырос, и его больше нет! Договариваться будут сила Младших, сила Ратников и сила Обоза о том, как им жить дальше, и тут обидам не место. Я видел Михаила на пиру у князя, видел, как его задирали сверстники и старшие мужи. Над ним обида не властна!

– Теперь понял, Серафим, почему я сопляку подчинился? – снова вступил Егор. – Ни ты, ни я так не можем – урядами думать, от лица сил говорить. Да и Корней, похоже, тоже не всегда, хоть и тёртый калач.

– И не всякий князь, – кивнул отец Меркурий. – Это наука базилевсов, акриты. Я знаю. Видел.

Отец Меркурий стоял в трапезной возле наскоро приготовленного походного алтаря и готовил себя к служению. Отправление службы так и не стало для него рутиной – каждый раз готовил себя, как к бою, мысленно исповедуясь во всех грехах и превращая себя в один сгусток чистого пламени, в котором должно сгореть всё суетное – иначе нельзя ходить по кромке миров, не получится, не важно, бой это или общение с богом.

Вдруг в сознание священника пробились звуки музыки. Не простой – ритмичной, горячащей кровь, растворяющей в себе страх. Такой бывает только музыка военная. Нет, тут не свистели пронзительно флейты, задавая скорость шага, и не ревели буксины, как это принято было в войске базилевса, а пели суровыми, но при этом чистыми голосами рога и гулко и дробно грохотал какой-то неведомый инструмент, но ошибиться было невозможно – шёл воинский строй!

Ноги сами вынесли старого солдата из часовни. И вовремя: отроки, в колонну по три, как раз заканчивали захождение. Вот последние вытянулись в затылок товарищам, продолжая шагать на месте, пока из головы строя не раздалась команда «Стой!».

Оркестр смолк.

– Стража, нале-во! – гаркнул с правого крыла старшина Дмитрий.

Отроки одновременно, заученным движением, совершили полуоборот на месте и лихо, со щелчком, приставили ноги.

«Бог мой, прекрасно! Непривычный порядок, но прекрасно! Дисциплина и блеск стратиотов империи! Как там у древнего ритора? Фурии варваров противостанет Паллады холодное жало! Прости меня, Господи, как же я снова хочу туда! Ощутить плечо товарища, стать единым со всем строем… Однако мой поднадзорный удивил меня ещё раз! Интересно, он сам до этого додумался или подсказал кто? Русы знают строй и военную музыку, но на Дунае я не видел ничего близко подобного…»

– Стража, смирно! – прервал мысли отца Меркурия Дмитрий.