У нас будет ребёнок! (сборник) - Улья Нова

Материальный скакун требовал от Любочки постоянного движения. Он заполонил все Любино существо, смирившееся с судьбой, подменившей дочь сыном: в разочарованиях скрыта огромная сила. Сначала – бытовая техника, ремонт и мебель в их тогда еще однокомнатной квартире, приобретение первой, недорогой и подержанной, машины. Потом – новая техника и новая мебель, новая машина, и, наконец, трехкомнатная крупногабаритная, пусть и в спальном районе, квартира. Все эти вершины Любочка покорила не за год или два, – больше десяти лет ушло на создание достойной материальной базы. Юра работал на трех работах, Любочка тоже старалась, папа Любочки, известный адвокат, считал своим долгом помогать любимой дочери, и помогал щедро. И пускай Любочка не сделала карьеры – она о ней и не мечтала, пусть Трофимов был просто золотые руки – мастер на заводе, разве в этом счастье? Уютный дом, добротно устроенный семейный очаг – вот главные слагаемые душевного покоя и ориентиры в неровном, туманном пути человека. Так что к тридцати годам Любочка уже с немалым удовлетворением готовила в тефлоновой посуде, пекла свои знаменитые торты в отличной духовке, выкладывала выпечку на дорогую столешницу. Когда приходили гости, она с гордостью показывала квартиру, где не было ни одной случайной вещи. Какое, – она по полгода ждала каждую панель, постельное белье заказывала в каталогах, за покрывалами-паласами ездила в Бог знает, какие дали!

Потом началась эра путешествий. Любочка не имела интереса к соцсетям, ей хватало демонстрации фотографий друзьям и коллегам. Нельзя сказать, что она особо гордилась своими поездками… пожалуй, другое: возможность раз в год вывезти свою семью в Турцию или Египет (Трофимовы предпочитали ленивый отдых на пляжах), или на российские курорты, которые стали едва ли не более дорогими, чем заграничные, была для нее еще одним доказательством того, что ее скакун полон сил и гарцует не хуже всех и получше многих. В общем, если б не отсутствие дочки, можно было бы сказать, что жизнь удалась…

Он купил лекарства и повернул назад. В квартире скинул обувь и прошел в комнату, где сидела Катя. Услышав его шаги, она сказала:

– Это было почти четырнадцать лет назад.

– Что? – не понял Трофимов.

– Владька родился…

– Да она вообще не собиралась второго рожать, – заговорил Юра. – Уж я ее как уговаривал, а она – нет, нет и нет! Работа, дом… Надумали!

А когда имена обсуждали, еще в самом начале, я предложил: «Но если вдруг да будет мальчик, давай Федором назовем. С греческого переводится как «дарованный Богом». Так просто предложил, понимаешь? А она теперь считает, что это я виноват…

– Она не задохнется там? – озабоченно спросила Катя.

– Там вытяжка, – откликнулся Трофимов. Он подумал огорченно, что за время его отсутствия Катя не нашла нужных слов. Катя молчит, Люба за дверью тоже молчит. Остается ждать, что Люба выйдет сама. Трофимов вздохнул и опустился на пол у ванной, перегородил коридор длинными ногами.

Катя вернулась к воспоминаниям.

Да, Любе сложно было решиться на второго… Ломать ставший привычным быт, брать на себя пожизненную нагрузку. На работе можно закрыть кабинет и уйти, да и вообще работа – вещь относительная. Муж, если смотреть глобально, тоже величина переменная. Совсем другое – дети. Ребенок – это твое сердце, бьющееся вне твоего тела… Дети – это всегда близко и горячо, самый большой страх, самый большой риск. Так Люба объясняла Трофимову, который хотел второго ребенка, и любимой подруге Кате лет десять подряд.

Между тем Любе исполнилось тридцать, а потом и больше. Очередной – тридцать третий – день рождения отмечали узким кругом, с родными и близкими.

– Пусть жизнь тебя почаще радует и удивляет, – поздравляя именинницу, пожелала Катя.

– Радует – да, – ответила тогда уже немного захмелевшая Любочка, – а вот удивлять… Я свою жизнь знаю на годы вперед – тьфу-тьфу! – лишь бы все вы были живы-здоровы! Жизнь моя, слава Богу, сложилась…

Над чем посмеешься – тому и послужишь, а зарок по сути своей есть призыв лукавого, говаривала бабушка в Катином детстве. Катя эту поговорку позабыла, а вспомнила тогда, когда Люба стала рассказывать ей странные вещи. Идет, например, Любе навстречу девушка с коляской, а из коляски, как птенец из гнезда, выглядывает маленькая голова в чепце; или мама ведет тихонько неуверенно шлепающую малышку, и ножки так малы!.. а Люба голову сворачивает им вслед – и той, и другой. И пытается уловить носом в городском воздухе запах, свойственный только лишь маленьким детям, – смесь молока, присыпок, памперсов и чего-то еще: запах недавнего рождения. Любины глаза сами собой успевают обшарить ребенка сверху донизу: «перевязочки» на руках, круглые по-воробьиному, беспамятно распахнутые глаза, невесомые волоски, лилейные щечки. «Лапочка, – умиляется Любочка. – У меня дочки не случилось… А у других вот случилось».

Другие – они где-то далеко, на параллельной улице Любиного мира. А вот Алла, третья их подруга, – близко. Алла – счастливая: у нее две дочери, пятнадцати и восьми лет. Обзавидуешься, – а Алка не ценит, потому что обе беременности ждала сына. То же, что у Любы, только наоборот, такая несправедливость.

Люба с Аллой и Катей живут в разных концах города. Видятся они не часто, но всегда в курсе важных событий в жизни друг друга.

Катя вспомнила разговор, который пересказали ей сначала Алла, а потом – Люба. Два восприятия одного и того же диалога создали в ее голове объемную картинку.

– Любка, у меня мужик! – Аллиного голоса в трубке было так много, что Любе на секунду показалось, что Алла у нее в прихожей.

– Мужик?.. – не поняла Любочка.

– Мальчик у меня, парень! Сын у меня будет!

Любину грудь – раньше сознания и против воли – ужалила зависть. Острая, как оса, куснула: Алка решилась – и дали…

– Когда?..

– Скоро уже, – с гордостью ответила Алла. – Три месяца осталось ждать.

– Почему ты мне не сказала, что беременная? – обиделась Любочка. – Подруга называется!

– Да я никому не говорила, не только тебе, – зачастила Алла. – Я, конечно, знаю, что уж что зародилось, – того не изменить, но мне, понимаешь, хотелось сначала самой понять, кто там… Сглазить боялась, понимаешь? И сейчас звоню вот прямо после УЗИ – тебе первой! Даже Коле еще не сказала…

Коля – это Аллин муж. Старший сын в семье, где выросло трое мальчишек. Так нанянчился братьев, что к теме сыновей, в отличие от многих мужчин, охладел совершенно.

– Третий, значит, – задумчиво проговорила Люба.

– Третий! – счастливо выдохнула Алла. – Мужичок мой долгожданный! Ты представляешь, вот буду я старая, а он приедет и отвезет меня к врачу. Ремонт сделает, шкаф передвинет… Грядку на даче вскопает!

– Девочка тоже может к врачу, – возразила Люба. – И ремонт… мы вот с мамой, например, вдвоем делали, Трофимов и отец мой работали…

– А шкаф передвинуть девочка может?

– Шкаф – нет, – признала Люба.

– Вот то-то же! – торжествующе заключила Алла. – И вообще. Сын – продолжатель фамилии. Будет у него ребенок, все равно, кто, – фамилия наша дальше с ним пойдет.

– Женщины мудрее, – застенчиво сказала Люба. – Умнее, изобретательнее. И они более гибкие по характеру, и добрее, чем мальчишки. Семья выстраивается вокруг женщины, отношения с родными определяет тоже женщина…

– Ну не скажи, – не согласилась Алла. – И женщины и мужчины – они разные бывают… В любом случае, девчонок у меня уже две, так что мужичок – это победа!

После этого разговора Любин благополучный покой как корова языком слизнула. Она жаловалась Кате, что в голове с утра до вечера крутится: годы идут… еще не поздно, но наступит время, когда поздно будет рожать… Алка-то после двух девчонок решилась, Алке – дали! Может, и ей рискнуть? Квартира, машина, работа, путешествия – сделано. Владьке – тринадцать. Трофимову – тридцать восемь… ей – тридцать три… успеют вырастить. Парня, конечно, и с доплатой не надо, а вдруг дочка… Может, повезет?

В общем, вот именно после этого разговора Люба Трофимова решила, как сказала бы Катина бабушка, «пойти за девочкой».

Катя посмотрела на часы. Ей показалось, что она предавалась воспоминаниям целую вечность, а оказалось, что прошло двадцать минут.

– Любань, может, хватит уже? – попросила Катя. Она подошла к двери и над головой Трофимова постучала костяшками в плинтус. – Выходи, поговорим хоть нормально. Чайку попьем…

– Катька, уходи! – крикнула Люба из ванны. – Иди домой, оставь нас! Это наше личное дело!

– Совсем с ума сошла, – устало констатировала Катя. – И долго ты собираешься так сидеть?

– Сколько просижу, – запальчиво ответила Люба. – И рожу когда – забирать его из роддома не буду! Там оставлю! Откажусь!

– Дура ты, Любка, – в сердцах буркнула Катя. – Вот он в животе у тебя слушает, как ты его ненавидишь, – как, ты думаешь, он себя чувствует? Родная мать! А он маленький, беззащитный, у него, кроме тебя, никого еще нет! Не жалко тебе?