Вечный хранитель - Виталий Гладкий

— О чем ты?

— Вы знали, что Донат имеет виды на вашу Марию… или Мариетту. Несложно было догадаться, что он не захочет отдать такое сокровище чужому дяде. И потом, Донат ее любит. А это уже не шуточки.

— Да, я все знал… — Антип посуровел. — Но изменить ничего нельзя. Тебя выбрала не моя дочь Мария, а Хранительница. Ее слово здесь — закон. Даже для меня.

— Но если это так, то причем тут поединок? Муж назначен начальницей, недовольные молчат в тряпочку, остальной народ радуется и веселится; вот и все дела. И никакого членовредительства.

— Ты, наверное, забыл, что из брака происходят дети. У Хранительницы дети особые — это наследники ее высокого звания. Поэтому их отец просто обязан быть на голову выше других мужчин. Вот так-то, паря. И потом, ты ведь сам согласился пройти испытание.

— На меня что-то нашло. Ляпнул, не подумав…

— Неужто тебе Мария не понравилась? — Антип лукаво прищурился.

— Дядя, не лезь в душу! — грубо ответил Глеб, который разозлился неизвестно отчего. — Чем сражаться придется?

— А чем захочешь. Право выбора оружия за тобой. Ведь на поединок не ты вызвал, а тебя вызвали.

— Биться до первой крови, или?..

— Или, — строго ответил Антип. — Пока противник не запросит пардону или не прекратит сопротивление. Чай, не кабацкая ссора, а бой за право называться Первым.

— А если я откажусь от поединка?

— Тогда ты станешь отступником.

— Ну и что? Уеду из вашей Жмани, и все забудется как дурной сон.

— В таком случае ты никуда отсюда не уедешь. Будешь бродить по окрестным лесам и детишек пугать — безумный и дикий. Или станешь свинопасом, если тебя помилует Хранительница.

— Лазурная перспектива… — Глеб криво улыбнулся и пошел умываться.

Удивительно, но он совершенно не ощущал страха за свою жизнь. Предстоящий поединок «на живот» казался ему не более чем компьютерной игрой — если что-то получится не так, то можно вернуться на исходную позицию и все переиграть.

«Обалдеть… — думал Глеб, окатив себя холодной водой из бочки. — Все тут сумасшедшие, и я постепенно становлюсь дуриком. Может, в Жмани воздух такой? Или меня чем-то опоили? Иду на смертный бой, как бык на заклание — тупо и целеустремленно. Мариетта, конечно, девка суперкласс… но не до такой же степени. Господи, пронеси!»

Умываясь, он неожиданно нащупал на груди цепочку с амулетом. И похолодел: значит, его сон был явью?! Глеб снял амулет и присмотрелся. Звенья цепочки были выполнены из светлого металла в виде крохотных смородиновых листиков. К цепочке крепился кожаный футляр, а в нем… Глеб не поверил своим глазам — в футляре был спрятан анк!

Темный металл древнего креста отдавал голубизной и на ощупь казался даже не теплым, а горячим. Глеб с трудом проглотил комок, образовавшийся в горле, спрятал анк в футляр, а сам амулет вернул на место. «Я, конечно, православный христианин, — подумал он, — и разные сектантские штучки мне ни к чему, но утопающий хватается и за соломинку. Если эфирная дева всучила мне этот оберег, значит, это неспроста. Будем надеяться… А что еще остается?»

Одеваясь, Глеб машинально удивился: где Жук? Напарник куда-то исчез. Во дворе даже сигаретным дымом не пахло.

Завтракать Глеб не стал. Только выпил стакан квасу. И не потому, что Антип поторапливал; просто не хотелось есть. А еще Глеб хорошо знал, что сражаться лучше налегке, на пустой желудок. Это он слышал от старых солдат, прошедших войну.

Когда Глеб вместе с Антипом появились на берегу реки, где должен был состояться поединок, там уже собралась целая толпа. Людей было так много, что Глеб даже рот от удивления открыл. Присмотревшись, он понял, что количество зевак прибавилось за счет детишек разных возрастов. Наверное, в Жмань пришли (или приехали) единоверцы из всех лесных заимок и поселений.

«Как же… событие, — с горькой иронией подумал Глеб. — Хоть так внесу свою лепту в их скучную жизнь. Будут смотреть как телевизионный сериал, только вживую. Но, боюсь, дольше одной серии он не продлится…»

В кругу, образованном людьми, уже стоял обнаженный до пояса Донат. Он разминался — массировал рельефные мышцы груди и рук. Глеб окинул взглядом богатырскую фигуру соперника и его душа опустилась в пятки. В одежде Донат выглядел всего лишь крепким парнем, и Глеб, закаленный экспедициями, надеялся, что сможет сражаться с ним на равных. Тем более, что в студенческой юности он весьма успешно занимался в секции дзюдо и выступал в спарринге с приятелями, которые увлекались боксом.

Но теперь Глеб вдруг понял, что Донат может зашибить его одним ударом своего кулачища. Как быка — между рогов. Похоже, разные приемчики с этим здоровилой не пройдут. Донат стоял в центре круга, как скала. Хорошего сынка родил себе Виктор…

«Так, значит, в драке на кулаках мне ничего не светит… — думал Глеб, чувствуя себя очень неуютно под прицелом десятков глаз; многие из них не светились по отношению к нему особым дружелюбием. — И что тогда? Придется выбирать какое-то оружие… Вон оно, лежит. Ждет… мать его! Люди-и, я ведь пацифист!!! Ага, скажи им это… Позору-то сколько будет… В общем так, Глеб Николаевич, или грудь в крестах, или голова в кустах. Третьего не дано. Вперед!»

Он подошел к оружию, которое выложили в ряд, и присмотрелся. Две сабли, два ножа — по виду, охотничьи; с таким острым и длинным клинком можно на медведя идти; два кистеня (упаси Бог! Глебу хорошо было известно, что это оружие в руках опытного бойца страшнее меча), и, наконец, две палки длиной чуть больше метра.

Глеб исподлобья глянул на Антипа, который как вывел его в круг, так и остался стоять в первых рядах. По напряженному и даже где-то просительному взгляду деревенского старейшины, которым тот смотрел то на Глеба, то на палки, Тихомиров-младший понял, что Антип страстно желает, чтобы он выбрал именно дубье.

И то верно — палкой можно всего лишь оглушить (если, конечно, правила поединка не требуют добивать поверженного противника, подумал Глеб), тогда как дуэль на саблях закончится или большой кровью и тяжким увечьем, или смертью поединщиков.

Глеб нагнулся и взял палку. Доната даже перекосило от разочарования. Наверное, он мечтал, чтобы этот наглый чужак, так невовремя перебежавший ему дорогу, взял что-нибудь посущественней. Сын Виктора последовал примеру Глеба, но при этом тихо сказал:

— И все равно башку я тебе снесу даже этим дрыном!

— Не хвались, на рать идучи, — злобно окрысился Глеб, который постепенно начал заводиться.

Возможно, они продолжили бы пикировку, но тут зашумела толпа, все расступились, и к месту дуэли подъехала на своем белом жеребце Мария-Мариетта. Рядом с конем неторопливо трусил седой (именно седой, а не серый) волк. Он был громаден — ростом с дога. А от его огромных клыков, которые он время от времени демонстрировал всем желающим, оторопь брала.