Хотел ли Гитлер войны: к истокам спора о Сионе - Дуглас Рид

Сначала Рид служил в пехоте, затем — в авиации. Два раза был ранен и несколько раз отмечен в официальных донесениях за инициативу и мужество.

После демобилизации Рид столкнулся с тем же, что и тысячи молодых людей всех стран Европы, вернувшиеся домой с войны. Получить работу в эпоху кризиса, тем более не имея образования, было крайне сложно. Надежды на особые привилегии фронтовикам от государства улетучились в считанные дни. В нем, как и во многих его современниках, росло недовольство существующей несправедливостью, вызывавшее, в конечном итоге, вполне закономерную симпатию к социалистическим идеям, крайне популярным в тогдашней Европе{100}.

В 1921 году ему удалось устроиться на работу в редакцию лондонской «Таймс». Рид считал это большой удачей, потому что, как он говорил о себе впоследствии, «в тот момент я был, в общем-то, человеком без образования». Сначала он работал простым телефонистом и был, что называется, на подхвате, но в 1925 году, в год своего тридцатилетия уже занимал пост помощника редактора.

Проходит три года, и Рида направляют корреспондентом в Берлин, где он задержится на долгих восемь лет. Именно там он стал свидетелем «явления» и роста популярности НСДАП вкупе с Адольфом Гитлером. Именно там он увидел, на что способен немецкий национал-социализм в политической борьбе — Рид стал автором корреспонденций по делу нацистской провокации с поджогом рейхстага и процессом над коммунистами, обвиненными в этом.

В 1934 году выходит первая книга — «Поджог рейхстага» (Reichstag Fire), в которой он продемонстрировал незаурядное умение распознавать политическое закулисье и те механизмы, с помощью которых обрабатывалось и формировалось мировое общественное мнение в важнейших вопросах политики, войны и мира.

В 1935 году Рид переезжает в Австрию. Теперь он — корреспондент по Центральной Европе. В Вене Рид проведет три года, станет очевидцем аншлюса, напишет десятки корреспонденций из Варшавы, Москвы, Праги, Афин, Софии, Бухареста, Будапешта и других европейских столиц.

Уже тогда Рид понимал, чем чреват гитлеровский режим для Европы и системы международной безопасности. Даже скупой на похвалы автор некролога в «Таймс» вынужден был признать: «Рид был гораздо мудрее многих своих соотечественников в своем отношении к Гитлеру, в своей обеспокоенности насчет того, к каким результатам приведет тогдашняя политика «умиротворения». На самом деле он с прозорливостью пророка понял ситуацию в Берлине и Центральной Европе, анализируя события, которые происходили там изо дня в день».

В октябре 1938-го Рид увольняется из «Таймс». Уход из любимой газеты фактически совпал с оглушительным мировым успехом его книги «Ярмарка безумия» (Insanity Fair), в которой он не просто предоставил читателю захватывающую и динамичную картину Европы перед новой мировой войной, но и с необычайной для журналистов прозорливостью проанализировал тенденции, причины и скрытые пружины, определявшие причудливое движение механизма международной политики. Позднее он скажет об этой книге так: «Я просто решил не сдерживаться и сказать то, что я думал по поводу надвигающейся войны и людей, которые делают ее возможной». Написанная в синтетическом жанре автобиографии и политического репортажа, «Ярмарка» только в 1938-м выдержала не один десяток изданий, а всего до конца войны она была издана на английском языке около 100 (!) раз.

«Ярмарка безумия» стала итогом его наблюдений за европейской жизнью последних десяти лет. Книга была задумана в 1935 году, и писалась на протяжении последующих двух лет. В отличие от основной массы журналистов и репортеров, Рид имел доступ к первым лицам европейских государств, получал информацию, которая редко выходила за стены властных структур, а потому его анализ и выводы были сенсационны и отличались от репортажей, которыми газеты изо дня в день кормили европейского обывателя. В «Ярмарке безумия» он предрек будущую войну, обрисовав стратегию Гитлера и подвергнув критике действия европейских правительств, в том числе и британского. Его прогнозы — в частности, аншлюс и оккупация Чехии — сбывались с пугающей быстротой.

Наблюдая за тем, что происходит в Европе, Рид пришел к выводу, что в действительности за принятием решений стоят некие хорошо замаскированные силы. Позднее, во время Второй мировой, когда он будет жить в Лондоне, Рид скажет, что его наблюдения за европейской политикой последних двадцати лет подтверждают наличие мировой закулисы, которая очень дозированно выпускает во внешний мир информацию о движущих пружинах международных, и не только, отношений.

Но вернемся к уходу Рида из «Таймс». Покидая «Таймс», Рид достаточно громко хлопнул дверью. Уволился он в знак несогласия с политикой европейских государств и, в первую очередь, Великобритании в отношении гитлеровской Германии. 29 сентября 1938 года в Мюнхене между Германией, Италией, Францией и Англией были подписаны знаменитые соглашения, которые позволили Гитлеру присоединить к Германии Судетскую область Чехии. Чешская делегация была вынуждена уступить давлению британского премьера Невила Чемберлена, который действительно считал, что, идя на уступки Гитлеру, он сможет обезопасить как минимум Англию от перспективы войны. Не случайно, сойдя с трапа самолета в Лондоне, он заявил буквально следующее: «Я привез мир нашему поколению».

В отличие от Чемберлена Дуглас Рид понимал, чем чревата британская политика умиротворения, свое отношение к которой он и выразил в «увольнительном» письме в редакцию «Таймс». Более того, к столь решительному шагу автора привели многолетние наблюдения за тем, что на самом деле происходило в Европе, и тем, как это подавалось на страницах «Таймс». В 1938 году Рид заметил, что его корреспонденции из Германии редактируются и просто переписываются в соответствующем ключе, находясь в прямом противоречии с реальностью. Он лишний раз уверился в своих предположениях, что свобода слова за то время, что он работал в «Таймс», и особенно в конце 30-х, практически исчезла. Вопросы же, связанные с войной и миром, а также все, что касалось роли еврейства в мировом процессе, подвергалось жесточайшей, хоть и не декларированной цензуре.

Позднее, в 1946 году, он напишет в одной лондонской газете, что сила прессы используется для того, чтобы вводить людей в заблуждение, а не информировать.

Успех «Ярмарки безумия» и материальная свобода предоставили Риду возможность начать свое, не связанное никакими формальными узами исследование тайных механизмов мировой политики и истинных мотивов поведения лидеров стран Европы в первой половине XX века, особенно в связи с надвигавшейся Второй мировой.

Став независимым автором, Рид чуть ли не каждый год выпускает по политическому бестселлеру. За «Ярмаркой безумия» следует «Безмерный позор» (1939), а в 1941 году выходит в свет «Пророк в своем отечестве», завершающая эту политическую трилогию.

Во время войны Рид живет в Англии. Он продолжает работать свободным журналистом, в 1944 году уезжает на фронт в Нормандию корреспондентом.

В ноябре 1947-го Рид уезжает из Лондона в Южную Африку. Перемена места жительства объяснялась просто — журналист устал наблюдать отсутствие реакции на свои предостережения и от нежелания британского общества вникать в «неудобные» проблемы. Ему хотелось новых тем, новых ощущений.

Прожив два года с семьей, в 1950-м он отправляется в большое путешествие по США, которые к тому моменту стали настоящей землей обетованной для мирового еврейства. К этому моменту он определил для себя новый центр интереса — роль евреев в мировой политике, который, и в этом Рид был уверен, позволит дать правильную картину современного состояния человечества.

По итогам поездки он выпустил в августе 1951 года книгу «Здесь и там» (Far and wide). Вторая часть тома под заголовком «За кулисами» стала, по мнению некоторых исследователей творчества Рида, пробной публикацией тех построений, которые впоследствии войдут в его самый известный труд — «Спор о Сионе»{101}. Именно после этой книги он стал персоной нон грата в издательском мире и журналистике. Рид, в частности, посмел аргументированно усомниться в массовых преследованиях евреев в нацистской Германии{102}. Это обстоятельство и аналитический разбор «сложных» вопросов мировой истории, в т. ч. связанных с молодым государством Израиль, навлекали на голову Рида проклятия и голословные обвинения, не дававшие, однако, ответа на поставленные им вопросы. Конечно, куда как проще объявить Рида «непревзойденным клеветником и дилетантом в «еврейском вопросе»» {103}. Или, как было написано в его некрологе в «Таймс», «у Рида было несколько своих любимых тем, которые, собственно говоря, не очень отличались от их нацистского варианта».