О русском рабстве, грязи и «тюрьме народов» - Владимир Мединский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Император Диоклетиан (правил в 284–305 гг.) еще раз реформировал систему управления Римского государства. При этом сыне вольноотпущенника, начинавшего службу рядовым легионером, окончательно упразднили остатки демократии, фактически ее внешнюю видимость. Форум перестал собираться даже формально. В эпоху Домината,[226] или поздней античности, император стал в полном смысле единовластным властителем, он опирался на армию и бюрократический аппарат.
Доминат существовал до падения Рима в 476 году н. э. Даже формально никакой демократии уже не было. Но на местном уровне Римская империя всю свою историю сохраняла систему самоуправления, оставшуюся от времен, когда Рим был маленьким полисом, городом-государством площадью 870 квадратных километров. Гремели гражданские войны, Цезарь переходил Рубикон, Антоний женился на Клеопатре, Октавиан Август устанавливал свой принципат… А в бесчисленных избирательных округах Римского государства собирались на форумы граждане и выбирали чиновников местного самоуправления — муниципалов. Муниципалитеты собирали местные налоги, распределяли их, вели строительство, вершили суд.
Местное самоуправление позволяло принцепсам иметь по сегодняшним меркам очень маленький бюрократический аппарат: чиновники были попросту не нужны. Всеми местными делами все равно ведали муниципалитеты.
Римская империя вошла в историю как сочетание центральной олигархии, а потом и монархии с демократией на местах. Современные же демократы продолжают считать, что демократия очень эффективна при управлении всем государством…
Или все-таки монархия? (Современное отступление)
Не так давно священник Михаил Ардов вернул в оборот старую мысль о том, что монархия предпочтительнее республики, потому что на троне просто по теории вероятности может оказаться порядочный человек. Православный публицист пишет: «Монархия не избавляет подданных от напастей, она дает надежду. Есть такой известный афоризм, который я, возможно, не полностью разделяю, но который мне очень симпатичен: «Я за монархию против республики, потому что при монархии на престоле случайно может оказаться добрый и порядочный человек. А при выборах это абсолютно невозможно. Туда он никогда не долезет»».
Кто сказал? Ильин? Солоневич? А, может, кто-то из британцев, демонстрирующих чисто английское остроумие?
Поиски приводят к фигуре поистине удивительной — Александру Введенскому. Да-да, тому самому замечательному ленинградскому поэту-модернисту и другу Хармса. Точного высказывания не сохранилось, но Введенский щеголял в сталинские годы (!) своим монархизмом и любил повторять, что при наследственной власти у ее кормила случайно может оказаться и порядочный человек.
Шутка дорого ему стоила. Когда Сергей Михалков добился реабилитации поэта, в справке, выданной КГБ, значилось: «Будучи монархистом по убеждению и являясь членом руководящего ядра антисоветской группы литераторов, сочинял и протаскивал в детскую литературу политически враждебные идеи и установки, культивировал и распространял поэтическую форму «зауми» как способ зашифровки антисоветской агитации, сочинял и нелегально распространял антисоветские литературные произведения».
Вот такая встреча у монархии получилась с тиранией. И охлократией, конечно.
Непосредственная демократия в городах
В Средние века в Италии, Испании, на Юге Франции существовало городское самоуправление. На селе господствовали феодалы, власть владельцев земли стала и политической властью. А города оставались свободными.
В них не было личной зависимости людей и действовал принцип: «Городской воздух делает человека свободным». Даже беглый раб или крепостной становились свободными. Для того чтобы стать вольными людьми, они должны были прожить в городе год и один день… И все, этого достаточно. Прожил в городе год и один день — иди на главную площадь, где собирается городское народное собрание. Там висит колокол, созывающий граждан. Смело дергай за веревку, зови людей…
И народное собрание сделает тебя гражданином города, свободным человеком.
Позже такой новый горожанин просто подавал документ чиновникам муниципалитета. Неграмотный? За небольшую плату тебе напишут заявление по установленной форме. Его рассмотрят и, если ты прав, сделают тебя гражданином, включат в списки горожан. В определенные дни года, обычно под Рождество, новым горожанам торжественно вручался документ об их правах.
Города, кстати, были маленькие… В них хорошо действовали принципы непосредственной демократии, где все знают всех.
Магдебургское городское право
Магдебургское городское право — это свод основных законов, по которым может управляться торгово-промышленный город. Сложился кодекс в Магдебурге в XIII веке из разных источников. Из привилегий, данных городскому патрициату архиепископом Вихманом в 1188 году. Из постановлений суда шеффенов Магдебурга. Шеффены — это судебные заседатели, определявшие наказание вместе с судьей, то есть своеобразные предшественники суда присяжных.
Важным источником Магдебургского права стало «Саксонское зерцало», сборник, составленный в 1221–1225 годах шеффеном Эйке фон Репковым.[227] Это было первое универсальное законодательство, применимое в любом городе и исходящее из его права на самоуправление. Город был сувереном и законодателем, и все пункты исходили именно из этого.
Магдебургское право применялось во многих городах — уж очень оно было удобным. Идеи демократического самоуправления катились по Европе, до Скандинавии и славянских земель. На востоке Европы Магдебургское право часто называли «немецким».
Во всех странах горожане имели особые черты характера, малопонятные (порой — малоприятные) для аграрных классов общества: и для дворян, и для крестьян. Жители городов были индивидуалистами. Горожанин очень хорошо отделял сам себя от общества и свой интерес от интересов общества, короля или города. Горожанин плохо понимал, почему он должен скрывать свое желание нажиться и почему о его добрых делах никто не должен знать. В его поведении проявлялись то откровенное своекорыстие, то показная, широкая благотворительность. Города жили гласно, шумно, открыто… Демократически.
Сословно-представительная демократия
Королям было труднее… Многие из них были бы и не против каких-то элементов демократии, но как ее реально осуществить? Подданных очень уж много.
Во Франции короли проводили расширенные собрания королевского совета, на которые звали представителей от городов. По одному от города. В провинциях проводились «ассамблеи сословий», на них собирались священники, дворяне и горожане.
А в 1302 году произошло нечто новое…
Несколькими годами ранее Филипп IV Красивый, которого называли еще Железным королем,[228] поссорился с Папой Римским. Причина ссоры была проста: король хотел наложить лапу на церковную десятину. Она собирается в его владениях и с его подданных. С какой стати отдавать деньги в Рим?! Эти 10 % королю и самому пригодятся.
Окружение монарха составляли не только дворяне, но и горожане — большие законники, воспитанные на традициях римского права. Министр Гийом Ногарэ утверждал, что все подданные короля, не исключая и священников, должны помогать своей стране. В том числе и деньгами.
Папа Бонифаций VIII пришел в ярость. Осенью 1296 года он издал буллу «Clericis laicos», категорически запрещавшую духовенству платить подати мирянам, а мирянам — требовать таких платежей у духовенства без специального соизволения римской курии.
В ответ Филипп Красивый воспретил вывоз из Франции золота и серебра: фактически запретил вывозить церковную десятину.
Кроме того, придворные законники во главе с Ногарэ советовали королю изъять из ведения церкви целые категории уголовных дел и подчинить себе епископов.
Тут папа рассердился еще сильнее. В 1300 году он отправил в Париж своего посланника — легата, епископа Бернара Сессети. Происходил епископ из Лангедока… А эта страна была совсем недавно завоевана Францией.[229] Само по себе присоединение Лангедока к Франции — очень интересная страница истории. Она хорошо иллюстрирует, какое же государство является империей.[230] Для этой же главы важно, что последние восстания в Лангедоке были подавлены совсем недавно.
Для Бернара Сессети Франция была государством колонизаторов, и он повел себя соответственно. После целого ряда полученных от него прямых оскорблений король Филипп возбудил против Сессети судебный процесс, обвиняя епископа в «оскорблении короны», измене и в других преступлениях. Кому изменял епископ? Королю Франции! Ведь он — подданный короля… Но папа сообщил Филиппу, что духовные лица не подлежат его суду. В свою очередь, король потребовал от папы лишить Сессети духовного сана.