Седьмой круг ада - Игорь Болгарин

Дойдя до третьего этажа, он глянул вверх, вниз, прислушался и после этого осторожно постучал в одну из квартир.

Дверь тотчас открылась – его ждали.

– Входите, штабс-капитан, не напускайте холоду!

Тусклый свет керосиновой лампы плохо освещал комнату с плотно зашторенными окнами. Пришелец, сразу вдруг обессилев, привалился спиной к стене. Стоял, тяжело дыша…

– Что с вами, Гордеев? Вы ранены? – обернулся, прогремев запорами, высокий мужчина с всклокоченными светлыми волосами, одетый по-домашнему – в бархатный залоснившийся халат и мягкие туфли. – Да отвечайте же, черт возьми!

– Там была засада, подполковник.

– Я только что узнал об этом. – Подполковник указал глазами в глубь соседней, ярко освещенной комнаты.

Там за неубранным столом с остатками жалкой петроградской еды сидел человек, одетый в перетянутую ремнями кожанку, в кожаной фуражке со звездой.

Это был чекист! Гордеев резко послал руку под полушубок.

– Успокойтесь! – взял его за локоть подполковник. – Эдак, по своим стреляя, много не навоюем! Сейчас дам вату, бинт… Обмойтесь пока.

Человек в кожанке, спокойно закусывая и не обернувшись к Гордееву, низким, хриплым голосом спросил:

– Хвоста за собой, случаем, не притащили?

Гордеев не ответил. Склонился к умывальнику. Отмыв от крови голову, начал прилаживать повязку.

– Видать, вам на роду написано долго жить, – сказал подполковник. – Возьми пуля на сантиметр в сторону и… Прошу к столу, закусите, чем бог послал.

Гордеев, однако, к столу не спешил – бросил на человека в кожанке колючий, недоверчивый взгляд:

– Кто это?

– Благодетель ваш. Когда б не он, сидеть бы вам сейчас в подвале на Гороховой!

– Этого я не допустил бы, – усмехнулся тот, в кожанке. – Скорее отправил бы в мертвецкую, чем к нам на Гороховую! – Он приподнялся со стула, пробасил: – Гаврюша.

– Прямо так прикажете величать? – зло спросил Гордеев.

– Хватит и клички! Вполне под стать всей жизни собачьей…

– Вас могли взять голыми руками, если бы не наш Гаврюша, – продолжал объяснять русоголовый подполковник. – Он увидел, с какой беспечностью прете вы прямо в засаду, и дважды выстрелил, чтобы предупредить вас.

– Хорошенькое предупреждение! – буркнул Гордеев, осторожно трогая повязку. – Покорнейше благодарю!

– Это не моя работа, – хмыкнул Гаврюша. – Я в сторону палил. Но давайте о деле…

– Прежде всего надо выяснить, куда ваши друзья-чекисты вывезли баронессу, – сказал Гордеев.

– Уже выяснил, – спокойно пробасил Гаврюша. – За городом она, на даче. Охрана – всего трое.

– Ну, господин Гаврюша!.. Нет слов! Это вам зачтется. Если бы вы мне еще и генерала Казакова помогли найти…

– Сие и вовсе не тайна: арестован, на Гороховой пребывает.

Гордеев почувствовал, что близок к панике: главный и чрезвычайно опасный свидетель теперь недосягаем.

«Надо кончать! – сказал он себе. – В конце концов, если даже генерал продастся чекистам, что он может доказать? Поздно будет им перед всем белым светом оправдываться!»

Подполковник тем временем подошел к столу, плеснул в стакан мутноватой жидкости, выпил и захрустел огурцом.

– Прекратите жрать! – закричал Гордеев.

– Да? – Подполковник удивленно посмотрел на него. – Забываетесь, милейший! Мне не нравится ваш тон.

– А мне не нравится ваше отношение к порученному делу!

– Его поручили вам. Я же согласился по силе и возможности вам помочь. – И, подумав, добавил: – Советами. Я, при всех моих грехах, не палач.

– Чистоплюй, да? – спросил Гордеев.

– Это уж понимайте как хотите, – спокойно, даже флегматично сказал подполковник.

Его спокойствие бесило Гордеева. Но он видел: подполковника с места не сдвинешь. Ни угрозами, ни посулами. «Ну-ну, чистоплюй! – подумал Гордеев. – Тем самым и ты подписал себе смертный приговор». Он повернулся к Гаврюше:

– А вы? Тоже из кустов наблюдать собрались?

– Естественно. И без того хожу по динамиту. Так вот! Черную работу за нас сделают. Тот же Мишка Корявый. Он, сукин сын, многим мне обязан.

– Что еще за Мишка?

– Бандит. Обыкновенный бандит. По воровской лексике – мокрушник. Грабитель и убийца. Он со своими дружками сделает это за… бриллианты. У баронессы, наверное, есть бриллианты?

– Я-то откуда знаю? – сказал Гордеев.

– Я тоже не знаю. И больше того: думаю, у нее их нет. А вот Мишке этого знать не надо – пусть ищет. Не найдет, с тем большей свирепостью учинит расправу.

– Что ж, – подумав, согласился Гордеев. – Мишку, как говорят господа уголовнички, берем в долю. Пусть старается под нашим с вами присмотром.

– Под вашим! Я на дачу не пойду. Тем более там – чекисты. Меня знают.

– Пойдешь! – с тихим бешенством сказал Гордеев. – Обязательно пойдешь! Иначе тебе в самой крепкой тюрьме спасения не видать! – И, не спуская цепкого взгляда с Гаврюши, понял: этот из другого теста, чем подполковник, уломаю! – Потому и пойдешь, что тебя знают. Чтоб тихонько. Без шума!

Дачный поселок в сосновом бору казался покинутым – окна закрыты ставнями, двери заколочены; прошлогодние прелые листья на дорожках, разваленные клумбы в палисадниках…

Дача Оболенских затерялась в заросшем саду. Вокруг деревянного двухэтажного дома с двумя башенками-мезонинами зелеными конусами поднимались ели. Внутри дачи стены больших комнат отделаны под дуб. В комнатах палисандровая мебель. В большой гостиной, отделанной красным житомирским мрамором, с камином и роялем, поселилась Альвина, как бы охраняя дверь в бывшую спальню Оболенских, на которой остановила свой выбор баронесса.

В нижнем этаже, в небольшой комнате около входной двери, помещался Васильев – недавно пришедший в ЧК матрос. Высокий и широкоплечий, с открытым, мужественным лицом, он был из тех, на кого невольно оглядываются женщины.

В комнатке Васильева на подоконнике сидела Альвина. Она, прищурившись, смотрела, как матрос неумело пытается вогнать гвоздь в оторванную подошву, и, наконец не выдержав, соскочила с подоконника. Взяла утюг, всунула в ботинок и лихо, точными ударами молотка вбила в подошву один за другим несколько гвоздей. Васильев даже присвистнул от удивления:

– Скажи на милость! Прямо тебе настоящий сапожник!

– У меня дед был сапожником.

– А я думал, ты из этих… из бывших. Как же тебя в услужение к баронессе занесло?

– Моя мама много лет служила у нее экономкой. Ладно, карауль нас дальше. А я пойду баронессу проведаю…

Она поднялась в гостиную, постучала в спальню.

– Войди! – Увидев Альвину, баронесса недовольно проворчала: – Милочка, ты меня заморозила!

– Простите, мадам, заболталась. – Альвина подошла к нише в стене, где высокой горкой были сложены дрова. Взяла несколько коротких березовых поленцев и положила их в печь. Кора на поленцах тотчас же вспыхнула, озарив живым, веселым светом спальню и сидящую в удобном кресле баронессу.