Смертельный холод - Луиза Пенни

Из палаты до него донесся голос Беатрис Мейер:

– В жопу папу римского!

Бовуар снова подвел машину к дому. Когда он нажал на тормоза, ее занесло, словно и машина не хотела здесь останавливаться.

Старый дом Хадли был почти полностью погружен в темноту, дорожка к дому не расчищена, но на ней никаких следов. Целый день никто не входил в дом и не выходил из него.

– Вызвать помощь?

– Нет, я думаю, он не удивится, увидев нас. Может, даже почувствует облегчение.

– Я так и не могу понять, почему Си-Си вышла за него, – пробормотал Бовуар, глядя на закрытую дверь.

– Из-за его имени, – ответил Гамаш. – Этот ответ мне подсказала Николь.

– А она-то как поняла?

– Вообще-то, она не поняла. Но она сказала мне, что пошла спасать Сола Петрова из-за его имени. Сол. У нее был дядюшка Сол, и считается, что он виноват в том, что бо`льшая часть семьи погибла в Чехословакии. Включая и самого дядюшку Сола. Это сработало на инстинктивном уровне. Ничего рационального в ее поступке не было.

– Что бы она ни делала, в этом нет ничего рационального.

Гамаш остановился на полпути к дому и повернулся к Бовуару:

– Во всем есть рациональное зерно. Не недооценивай ее, Жан Ги. – Он смотрел в глаза Бовуара немного дольше, чем это было необходимо. – Все это дело связано с верой и силой слова. Си-Си де Пуатье вышла за единственного человека, за которого могла выйти. Она вышла замуж за отпрыска королевской крови. Любимым сыном Алиеноры Аквитанской был Ришар Кёр де Лион. По-английски – Ричард Львиное Сердце. Ришар Лион.

– Ее привлекло имя, а не сам человек?

– Это случается довольно часто. Если тебе нравится имя Рожер, ты вдруг обнаруживаешь, что испытываешь симпатию ко всем Рожерам.

Бовуар фыркнул. Он не мог вспомнить никаких симпатий к Рожерам со своей стороны. И точка.

– И противоположное тоже верно, – продолжил Гамаш. – Ты, например, ненавидишь Жоржей, а потому велика вероятность того, что, встретив Жоржа, ты будешь испытывать к нему антипатию. Я и про себя это знаю. Ничуть этим не горжусь, но так случается. Один из моих лучших друзей – суперинтендант Мишель Бребёф. Каждый раз, знакомясь с человеком по имени Мишель, я думаю о Бребёфе и тут же проникаюсь симпатией к новому знакомцу.

– Вы тут же проникаетесь симпатией к незнакомому человеку. Это не в счет. Дайте мне отрицательный пример.

– Ну хорошо. Сюзанна. В младшей школе девочка по имени Сюзанна каких только подлостей мне не делала.

– Так она делала вам подлости? – Лицо Бовуара сморщилось от смеха.

– Ужасно низкие подлости.

– И что именно? Вонзала вам нож в спину?

– Обзывала меня по-всякому четыре года. Столько лет преследовала меня по коридорам, под арками, по лабиринтам моего собственного разума.

– Эти последние ваши слова были цитатой, если не ошибаюсь.

– Боюсь, что так. «Райская гончая» английского поэта Фрэнсиса Томпсона. А может, она и была гончей. Она научила меня, что слова ранят, а иногда убивают. А случается, что исцеляют.

Они подошли к двери и нажали кнопку звонка. Дверь открылась.

– Месье Лион, – сказал Бовуар, переступая через порог. – Нам нужно поговорить.

Гамаш опустился на колени перед Кри. Ее руки и ноги стягивал алый купальный халат.

– Кто же будет присматривать за ней? – спросил Лион. – Как она будет без меня?

Бовуар чуть ли не вскрикнул: а с чего это вдруг Ришар Лион озаботился судьбой дочери? Вот до чего ее довела жизнь под «присмотром» отца! И теперь она, эта жизнь, может только улучшиться. Но Бовуар придержал язык, увидев лицо Лиона – робкое, испуганное, смирившееся с поражением.

– Можете не беспокоиться, – сказал Гамаш, медленно распрямляясь. – За ней присмотрят.

– Я должен был раньше остановить Си-Си. Не допустить этого. Си-Си вела к этому с самого рождения Кри. Несколько раз я пытался поговорить с ней. – Лион посмотрел на Гамаша, умоляя взглядом о понимании. – Но ничего не получилось.

Все трое посмотрели на Кри, которая сидела на своей кровати среди конфет и оберток, словно здесь разразилась шоколадная буря. Она – конечное звено в цепочке всех страхов и фантазий ее матери и бабки. Вот их творение. Подобие монстра, созданного Франкенштейном. Лоскутное одеяло их собственных страхов.

Старший инспектор Гамаш взял ее за руку и посмотрел ей в глаза:

– Кри, почему ты убила свою мать?

Лежа на берегу, Кри чувствовала лучи горячего солнца на своем лице и длинном, гибком теле. Ее бойфренд протянул руку и коснулся ее, с невыносимой нежностью заглянул в глаза. Его юное тело светилось и сияло, словно насыщенное светом, и он притянул ее к себе, нежно поцеловал, прижался к ней.

– Я люблю тебя, Кри, – прошептал он. – В тебе есть все, что только можно желать. Я думаю, ты сама не понимаешь, как ты прекрасна, талантлива, блестяща. Ты самая замечательная девушка в мире. Ты не споешь мне?

И Кри спела. И, услышав ее голос, молодой человек в ее объятиях вздохнул и улыбнулся от счастья.

– Я тебя никогда не оставлю, Кри. И никому больше не позволю сделать тебе больно.

И она поверила ему.

Глава тридцать восьмая

Дверь открылась еще до того, как Гамаш и Рейн-Мари успели постучать.

– Мы вас ждали, – сказал Питер.

– Это ложь! – закричала Рут, устроившаяся в этом уютном доме. – Мы начали есть и пить без вас.

– По правде говоря, она ни на минуту не прекращала ни того ни другого, – прошептал Питер.

– Я все слышала! – прокричала Рут. – Оттого что это правда, она не становится менее оскорбительной.

– Bonne année[98], – сказала Клара.

Она расцеловала Гамашей в обе щеки и взяла их куртки.

Это была ее первая встреча с Рейн-Мари, и та оказалась именно такой, какой представляла себе Клара. Улыбающаяся и дружелюбная, добрая и изящная, в сшитых на заказ и удобных юбке и блузе, в свитере из верблюжьей шерсти и шелковом шарфике. На Гамаше был твидовый пиджак, галстук, спортивного типа брюки. И Гамаш умел носить эти красивые вещи с легким изяществом.

– С Новым годом.

Рейн-Мари улыбнулась. Ее представили Оливье и Габри, Мирне и Рут.

Питер провел их в гостиную и спросил:

– Как поживают Матушка и Кей?

– Поправляются, – ответил Гамаш. – Все еще очень слабы и тоскуют по Эм.

– Невероятно, – сказал Оливье, присаживаясь на подлокотник кресла Габри.

В камине потрескивал огонь, на рояле стоял поднос с напитками. Всегда гостеприимная комната выглядела еще приветливее с новогодней елкой.

– Устрицы на рояле, подальше от Люси, – объяснила Клара. – Только у Морроу может быть собака, которая любит устрицы.

– Мы видели бочонок при входе, – сказала Рейн-Мари, вспомнив деревянную емкость, полную устриц, в снегу перед дверью в дом Морроу.

Она не ела устриц с детства. В деревне, где она росла, на Новый год тоже привозили бочонки устриц. Квебекская традиция.

Взяв тарелки с устрицами на половинке раковины, с тонкими ломтиками ржаного хлеба под тонким слоем масла и кусочками лимона, двое новоприбывших гостей присоединились к остальным перед камином.

– Как поживает Кри? – спросила Клара, устраиваясь рядом с Питером.

– Она сейчас в психиатрическом отделении. В ее нынешнем состоянии суд ей не грозит. А может, и вообще не грозит, – ответил Гамаш.

– А как вы поняли, что она убила мать? – спросила Мирна.

– Вообще-то я думал, что это сделали три женщины – они просто обвели меня вокруг пальца, – признался Гамаш, отхлебнув вино. – Но потом я вспомнил эти унты из кожи новорожденного тюленя.

– Злодейство, – заметила Рут, делая очередной звучный глоток.

– Эмили в своем письме сообщала о никотиновой кислоте, антифризе, проводах. Но одну важнейшую деталь она упустила.

Все навострили уши.

– Если бы они сделали все то, о чем сказано в письме, то Си-Си осталась бы жива. Эмили в своем письме ни слова не сказала о сапожках. Но если бы на Си-Си не было эскимосских сапожек с металлическими зацепками, то ничего бы не произошло. Эти металлические зацепки – ключ к убийству. Я сказал вчера об этом Эмили, и ей стало худо. Более того, она удивилась. Она слышала, как Си-Си идет, поцокивая этими крючками после предрождественской службы, но не видела ее. Она понятия не имела об источнике этого звука.

– Никто из нас не имел об этом понятия, – сказала Клара. – Впечатление было такое, будто идет какое-то чудовище с когтями.

Пока она слушала Гамаша, ей на память пришла известная рождественская песенка: «Скорбя и мучаясь, в крови и ранах ляжет он в холодный гроб». И тут Клара вспомнила, что песня эта называется «Мы, три волхва».

– Я понял, что эти женщины не могли убить Си-Си. Но они знали, кто это сделал, – сказал Гамаш. Его слушатели, даже Люси, молча взирали на него. – Матушка все нам рассказала. Кей назвала только свое имя и номер социального страхования, который оказался номером ее телефона. Так я и не добился от нее прямого ответа.