Снова три мушкетера - Николай Харин

— Что вы такое говорите, Тревиль! Господин д'Артаньян — это ведь тот самый храбрец, который надолго уложил в постель Жюссака и Бернажу и так геройски вел себя под Ла-Рошелью. Он трижды ранен какими-то проходимцами?! И только не убит?! Или я что-то путаю?

— У вашего величества прекрасная память. Но на лейтенанта д'Артаньяна напали всемером, государь. Напали не уличные грабители, а профессиональные убийцы, жестокие, хладнокровные и превосходно вооруженные.

— Теперь мне понятно, Тревиль! Тогда я спрошу: и он все-таки жив?!

— К счастью, да, государь.

— И его состояние?

— Удовлетворительное, государь.

— Но кто эти негодяи? Я прикажу четвертовать их!

— Это было бы только справедливо, ваше величество.

— Обещаю тебе, Тревиль. Их схватят, допросят и четвертуют.

— К сожалению, это невозможно, государь.

— Это еще почему?

Господин де Тревиль был опытным придворным: он увидел, что король разгневан и ему ничего не известно о ночном нападении.

— Все они мертвы, ваше величество!

— Как так?

— Я готов ручаться, что это так, ваше величество.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что господин д'Артаньян уложил всех семерых, отделавшись тремя ранениями? Это же невозможно. Если он сделал это, он не человек, а сущий… я просто не знаю кто!

— Ни в коем случае, ваше величество! Господин д'Артаньян уложил всего двух противников, что, согласитесь, вполне позволительно.

— Ну… для мушкетера, да к тому же гасконца — пожалуй, — с улыбкой сказал король.

— Вот, ваше величество, сами теперь изволите видеть…

— Но тогда я ничего не понимаю, Тревиль! Что же случилось с остальными? Что произошло?!

— Господин д'Артаньян, возвращаясь поздно вечером с дежурства, заметил, что его преследуют по пятам четверо незнакомцев, скрывающих свои лица. Полагая, что это обычные уличные грабители, он до поры до времени не обращал на них внимания, пока не оказался на улице Скверных Мальчишек.

— Кажется, это где-то возле Люксембурга, не так ли, Тревиль?

— Совершенно верно, ваше величество. Итак, господин д'Артаньян оказался на этой улице и обнаружил, что попал в западню. Навстречу ему вышли еще трое.

— Но это же целый заговор!

— Вот именно, государь.

— Что же случилось дальше?

— Господин д'Артаньян встал спиной к стене и приготовился дорого отдать свою жизнь. Ему удавалось отбивать клинки в течение некоторого времени. К тому же он успел уложить двух негодяев. Видя, что силы покидают его, лейтенант призвал на помощь своих мушкетеров.

По счастью, мимо проходили трое дворян, принадлежащих к моей роте, они и прибежали на клич. Успел прийти на помощь другу и господин Атос, который живет на улице Феру неподалеку и, по счастью, еще не лег спать. Эти господа и покончили с остальными бандитами, причем один из моих людей, господин Деманжон, также получил смертельный удар шпагой, из чего видно, насколько опасны были эти негодяи.

— Если не ошибаюсь, Атос — это еще один из четверых неразлучных? спросил Людовик. — Тех самых, что насолили господину кардиналу у монастыря Дешо?

— Да, государь. Но теперь их стало меньше.

— Неужели кто-то из них погиб?

— Нет, ваше величество. Но господин Портос женился и оставил службу, а господин Арамис…

— Почему ты остановился, Тревиль?

— Я, право, не решаюсь…

— С каких пор ты сделался так робок, Тревиль? Ты же знаешь, что в этом дворце, где все интригуют и лицемерят двадцать четыре часа в сутки, мне не сыскать более приятного и честного собеседника. Не уподобляйся этим паяцам, Тревиль.

— Ваше величество очень добры ко мне, — отвечал тронутый словами короля капитан мушкетеров с низким поклоном.

— Так что же случилось с господином Арамисом?

— Случилось то, государь, что он оставил службу под тем предлогом, что собирается вступить в братство лазаритов и принять монашество.

— Мушкетер готовится принять монашество?!

— Именно так, ваше величество. Он не скрывал своих намерений сделаться со временем аббатом, но я не слишком верил в их серьезность.

— Напомни-ка мне его настоящее имя, Тревиль?

— Его зовут Рене д'Эрбле, государь.

— А, сын храброго дворянина, погибшего при осаде Арраса! Теперь я вспомнил, Тревиль.

— Так что, ваше величество, сами изволите видеть, что четверо превратились в двоих, да и из них, хотя каждый, без сомнения, стоит дюжины, только господин Атос готов служить своему королю душою и телом. Что касается тела господина д'Артаньяна, то мой врач считает, что он надолго прикован к постели.

— Проклятие! Неужели невозможно установить, кто были эти негодяи?!

— Я думаю, что в этом нет необходимости, государь.

— В своем ли ты уме, Тревиль? Это преступление должно быть расследовано.

— Тут есть одна тонкость, ваше величество.

— Какая же?

— Господин Атос, от которого я и узнал сегодня утром подробности вчерашнего нападения, сообщил мне, что его товарищ узнал предводителя нападавших.

— Вот как!

— Узнал уже после того, как заколол его.

— Поделом каналье! Кто же он?

— Некто дю Пейра, состоящий, как выяснилось, на службе у его высокопреосвященства.

Король побагровел. Потом краска сошла с его лица, и его величество сильно побледнел. Затем Людовик XIII задумался.

Г-н де Тревиль, сделавший то, ради чего он явился во дворец, почтительно склонил голову, ожидая решения короля.

Людовик резким движением отбросил лютню, издавшую жалобный звук, и принялся мерить апартаменты неровными шагами.

В глубине королевских покоев часы пробили двенадцать раз.

— Что это? Уже полдень, так поздно? — встрепенулся Людовик.

— Я сознаю, что отрываю ваше величество от государственных дел, но происшествие носит чрезвычайных характер, и я подумал…

— Конечно, конечно, ты прав, Тревиль, — поспешно сказал Людовик, поглощенный своими мыслями. — Правильно, что ты предупредил меня.

Король сжал пальцы в кулак, так что побелели костяшки.

— Я подумаю! Надо подумать, Тревиль! — были последние слова короля.

Глава тридцать четвертая

Партия в шахматы

Ришелье не любил ошибаться. Избегая ошибок с молодости, он раньше обычного по тем временам срока был посвящен в сан и признан доктором богословия. Приняв в 1608 году управление своей епархией в Люсоне, он проявил большую заботу о своей духовной пастве, затем отличился своей деятельностью и красноречием на собрании государственных чинов в 1614 году так, что маршал д'Анкр счел полезным пригласить его в состав кабинета.