Загадка о морском пейзаже - Антон Кротков

Пока из рыбачьей шаланды в чрево лодки переносили доставленные с берега ящики, Анри простился с Лизой.

— Желаю успеха, — сказала она ему. Затем подумав, добавила: — Берегите себя!

Рядом находились моряки, поэтому Анри ответил беззаботным тоном:

— Спасибо, что встретили и доставили. Не волнуйтесь, теперь все будет хорошо.

Один из подводников хлопнул новичка по плечу.

— Погружаемся!

Из-за поворота фьорда появилось какое-то судно.

Анри взялся за поручни лестницы, ведущей на вершину ходового мостика. Перед тем как исчезнуть в колодце башни, Вильмонт успел бросить прощальный взгляд на садящуюся в рыбацкую шаланду Лизу. Мужчине было грустно, как всегда бывает при расставании с близким человеком. Захотелось махнуть рукой Лизе на прощание. Но идущий следом матрос довольно грубо пихнул Вильмонта в плечо, чтобы он не задерживался в люке.

Анри начал спуск в отсек подлодки. Подняв в какой-то момент голову, он увидел над собой круглое отверстие люка и сквозь него голубое небо. В этот момент идущий последним моряк закрыл за собой крышку и начал закручивать запоры. У Анри было такое ощущение, что это закрывают крышку гроба и заколачивают ее гвоздями. «Господи, неужели я это делаю!» — запоздало ужаснулся Вильмонт. Он услышал плеск забортной воды и почувствовал, как железная консервная банка, в которую он залез по собственной воле, накренилась и стала проваливаться в подводную бездну. У никогда прежде не бывавшего на борту «потаенных судов» разведчика было такое чувство, будто они медленно опускаются в подводную могилу.

Глава 25

Согнувшись в три погибели внутри корпуса из клепаных стальных листов, каждый член экипажа был занят своим делом. Было видно, что управление подводной лодкой — дело весьма непростое. Вряд ли такая служба могла кому-то показаться медом. Само нахождение здесь уже можно было считать подвигом. Это был настоящий ад. Только такие фанатики, как эти революционеры, могли по доброй воле залезть в эту чугунную адскую бочку.

Дышалось внутри подлодки с трудом. Времени, которое субмарина находилась на поверхности с открытым люком, оказалось недостаточно, чтобы проветрить ее нутро. Поначалу Анри даже показалось, что нормальный человек просто не способен жить и работать в такой жуткой атмосфере, перенасыщенной сильными запахами смазочных масел, ароматами камбуза и гальюна, несвежего нательного белья и испарениями давно не знавших бани человеческих тел. Вскоре у новичка действительно закружилась голова и стали слезиться глаза. Анри даже пришлось ухватиться за какую-то трубу, чтобы не упасть. В это время он находился в центральном посту подводного корабля, прямо за сутулой спиной командира. Это был совершенно лысый, неряшливого вида мужчина лет 50, совсем невзрачной наружности, с руками старого мастерового. Одет он был в мешковатые штаны, вместо брючного ремня подтяжки, поверх клетчатой рубашки надет свитер-безрукавка. Одежда капитана явно нуждалась в хорошей стирке. Впрочем, все его тут называли «Господином Механиком».

Сгорбившись и нервно подрагивая узкими, костистыми плечами, механик повис на ручках перископа, ведя наблюдение через его окуляры. Оказывается, они нырнули вовсе не так глубоко, как показалось Вильмонту, и шли теперь под самой поверхностью, выставив из воды выдвижную оптическую трубу. Командир постоянно рассказывал (а точнее, орал из-за сильного шума) обо всем, что происходит наверху, двум другим обитателям клепаной железной бочки и по мере необходимости отдавал приказы.

— Нет, эта лохань не похожа на патрульный крейсер. Не-ет, видать, рано нам еще пускать пузыри. Но на всякий случай, пока нас не заметили, перекладываем руль вправо.

Командир постоянно сыпал специфическими морскими терминами и ругательствами. Хотя из всех троих членов экипажа только долговязый, которого здесь звали боцманом, внешностью напоминал профессионального моряка.

Когда примерно через час лодка снова всплыла на поверхность и легла в дрейф, чтобы как следует провентилировать внутренние помещения, командир, наконец, занялся новым членом экипажа.

— Так вы и есть долгожданный «мастер Урбан»[41], — подслеповато щурясь из-за толстых стекол очков, прошамкал кэп беззубым ртом.

«Механик» стал задавать Вильмонту профессиональные вопросы. Отвечая на них, Анри мысленно благодарил Бога за то, что Всевышний подарил ему несколько дней, проведенных с лучшими преподавателями Военно-инженерной академии. Если бы не полученные от них знания, его ожидало почти неминуемое разоблачение. А так все складывалось очень даже неплохо.

Разговаривая с новичком, механик удовлетворенно кивал и набивал ноздри нюхательным табаком. А потом с удовольствием чихал. В результате на его носу, на торчащих из ноздрей волосах, усах, лице и одежде оставались остатки коричневого порошка. Выглядело это крайне неприятно. К своей внешности странный пират относился наплевательски. От него плохо пахло, как, впрочем, и от других обитателей закопченной подлодки.

В конечном итоге механик остался доволен новым членом экипажа. Шутливо и торжественно объявил:

— Что ж, я принимаю вас в свою команду и жалую званием «лейтенант-инженера» первой подводной лодки революции. Отправляйтесь на нос: хольте и лелейте наших стройных русалок. Вы теперь в ответе за этих «девочек».

На носу лодки перед специальными трубами для их выстреливания на железных стеллажах хранились две самодвижущиеся мины. Они были необычно больших размеров и занимали очень много места. Одну «звали» «Жаклин», то есть «обгоняющая всех»; вторую «Марина», что, по мнению подводников, означало «являющаяся из морской пучины». То, что террористам удалось каким-то образом заполучить это самое современное военно-морское оружие, создавало очень серьезную угрозу для царской яхты. Стальные пластины, которыми был обшит корпус «Полярной звезды», могли защитить от мин старого образца, которые требовалось ввинчивать в деревянный борт атакуемого корабля с помощью специального бура. Но от торпед они спасти, конечно, не могли. Поэтому нельзя было допустить, чтобы мины вышли из подлодки. Анри решил, что если получит приказ выполнить торпедную атаку, то попытается перестрелять экипаж. Правда, если в это время лодка будет находиться в подводном положении, то шансов спастись у него будет немного. Ведь он совсем не был знаком с управлением таким кораблем…

Первую ночь на подлодке Анри провел, лежа на набитых взрывчаткой стальных сигарах, подстелив под себя какую-то хламиду. Это была мучительная ночь: жарко, трудно дышать. Казалось, что невозможно привыкнуть к страшному грохоту, который сопровождал движения корабля.

К тому же оказалось, что он плохо переносит продолжительную качку. Впрочем, все на борту, включая командира, страдали от «морской болезни». Единственный, кому была нипочем данная хворь, был долговязый.

Принимать пищу новому члену экипажа тоже приходилось верхом на минах, ибо места для четырех человек в перегруженном разными машинами, ящиками и мешками, тесном пространстве субмарины едва хватало. Большую часть плавания до Гельсингфорса Вильмонту предстояло провести на крохотном пятачке на носу лодки, став к концу плавания таким же грязным и пахучим, как и все на борту. Пресную воду здесь экономили и использовали в основном только для питья.

Вообще, условия жизни на корабле были ужасными. Питались моряки однообразно — солониной, сухарями. На завтрак обычно полагалась похлебка из вареных бобов и какой-нибудь крупы. Качество продуктов, мягко говоря, оставляло желать лучшего. Похоже, для достаточных запасов хорошей провизии и фруктов на борту не нашлось места. А то, что имелось, хранилось далеко не лучшим образом. Жар от разогретых паровых котлов создавал настоящее пекло.

Если лодка долго шла в подводном положении, а также в шторм, когда ходовой мостик захлестывали волны, через резиновый уплотнитель верхнего люка начинала просачиваться вода. Свободных рук, чтобы постоянно откачивать ее при помощи помп, не хватало. Поэтому под ногами постоянно хлюпала коричневая жижа из воды, смешанной с машинным маслом. Все внутренние поверхности большую часть времени были влажными от конденсата. Из-за этого не только тлела одежда и появлялись гнойники на коже, но и продукты быстро отсыревали и плесневели, в некоторых кишели черви. Пресная вода, которую держали в большой деревянной бочке, тоже быстро становилась затхлой и приобретала цвет грушевого дерева со множеством червей и долгоносиков.

Однако подводники как будто не теряли бодрости духа. У Вильмонта было такое чувство, что нормальную пищу и элементарный комфорт им заменяло совместное исполнение «Марсельезы» и прочих революционных песен, которые они периодически начинали хором орать для поднятия боевого духа. Дело в том, что при движении внутри субмарины все грохотало, поэтому разговаривать здесь можно было только криком или жестами.