Краткая история всего - Кен Уилбер

Вот почему ваше Изначальное лицо не находится где-то тут. Оно есть чистейшая Пустота, или прозрачность, этого мерцающего мира явлений. Если возникает Космос, вы и есть он. Если ничто не возникает, вы и есть оно. В любом случае вы есть всё это. В любом случае вы не тот, кто находится по эту сторону. Окно разбито вдребезги. Зазор между субъектом и объектом исчез. Нигде нет никакой двоякости, или двойственности, — мир никогда не даётся вам дважды, но всегда лишь единожды, и вы и есть он. Вы и есть этот Один вкус.

Это состояние не есть нечто, что вы можете вызвать. Это недвойственное состояние, это состояние единовкусия есть сама природа каждого переживания до того, как вы его разрежете на кусочки. Этот Один вкус не есть некий опыт, который вы вызываете посредством каких-либо усилий; напротив, это реальное обязательное условие любого опыта до того, как вы что-либо с ним делаете. Это непринуждённое состояние предсуще любым усилиям, предсуще хватанию, предсуще избеганию. Это настоящий мир, имеющийся до того, как вы что-либо с ним сделаете, включая и попытки «увидеть его недвойственным образом».

Стало быть, вам не нужно что-то специальное делать со своим сознаванием или опытом, чтобы сделать его недвойственным. Он изначально недвойственен, сама его природа недвойственна — до каких-либо цепляний, усилий и ухищрений. Если возникают усилия, хорошо; если усилий не возникает, тоже хорошо; в любом случае есть лишь непосредственность Одного вкуса, предсущего и усилию, и безусильности.

Значит, это, безусловно, не некое состояние, которого трудно достичь, напротив — его невозможно избежать. Оно всегда было таковым. Никогда не было мгновения, когда бы вы не испытывали Один вкус: это единственная константа во всём Космосе, единственная реальность во всей реальности. В течение неисчислимых миллиардов лет не было ни мгновения, когда бы вы не сознавали этот Вкус; не было ни единого мгновения, когда бы он прямо не обдувал ваше Изначальное лицо подобно порыву арктического ветра.

Мы, разумеется, часто лгали себе об этом, часто были неправдивы с самими собой об этом — о вселенной Одного вкуса, изначальном звуке хлопающей ладони, нашем собственном Изначальном лице. И недвойственные традиции направлены не на то, чтобы вызывать это состояние, ибо это невозможно, а просто на то, чтобы указать вам на него так, чтобы вы более не могли его игнорировать, более не могли себе лгать о том, кто вы есть на самом деле.

В.: Итак, это недвойственное состояние — включает ли оно дуализм разума и тела, левостороннего и правостороннего?

К. У.: Да. Данное изначальное состояние предсуще всему миру дуалистической Формы, но не является чем-то иным по отношению к нему. В этом изначальном состоянии нет ни субъекта, ни объекта, ни внутреннего, ни внешнего, ни левостороннего, ни правостороннего. Все эти дуализмы продолжают возникать, но они суть относительные истины, а не абсолютная или изначальная истина как таковая. Изначальная истина — это звон колокола; относительная истина — это «я» и «колокол», разум и тело, субъект и объект. Им присуща определённая относительная реальность, но они не являются, как сказал бы Экхарт, последним словом.

И, как следствие, дилеммы, свойственные этим относительным дуализмам, невозможно решить в рамках самого мира относительности. Ничто из того, что вы могли бы сделать с «я» или «колоколом», не сделает их одним; вы можете лишь расслабиться в предсущем их разделению звоне — в непосредственности самого опыта, в которой этой дилеммы не возникает. Она не ре­шена, а растворена не сведением субъекта к объекту или объекта к субъекту, а узнаванием изначальной ­основы, частичными отражениями которого они и являются.

Вот почему дилеммы, присущие этим дуализмам — между разумом и телом, разумом и мозгом, сознанием и формой, разумом и природой, субъектом и объектом, левосторонним и правосторонним, — не могут быть решены в мире относительных явлений. Вот почему данная проблема никогда так и не была решена обычной философией. Проблема не решается, а скорее растворяется в изначальном состоянии, которое при этом оставляет дуализмы такими, какие они есть, обладающими определённой конвенциональной или относительной реальностью, достаточно реальной в рамках своих сфер, но не в абсолютном смысле. Непосредственность чистого присутствия

В.: Есть ли какие-либо классические или мейнстримовые39 западные философы, которые признают недвойственность?

К. У.: Меня всегда приятно удивляло, что и Уильям Джеймс, и Бертран Рассел находились в согласии по этому важному вопросу — вопросу недвойственности субъекта и объекта в первичности непосредственного сознавания. Я считаю, что это очень забавно: коли вы смогли найти нечто, с чем согласны оба данных господина, то можно сказать, что это нечто, раз уж такое произошло, есть результат божественного провидения; так что, полагаю, мы можем с определённой уверенностью признать существование недвойственности.

Рассел говорит об этом в последних главах своей великолепной книги «История западной философии», в которой он обсуждает идею «радикального эмпиризма» Уильяма Джеймса. Нам стоит быть очень осторожными с этими терминами, ведь «эмпиризм» не означает лишь чувственный (или сенсорный) опыт, он означает опыт как таковой в любой сфере. Он означает непосредственное прегензивное познавание40, непосредственный опыт, непосредственное сознавание. И Уильям Джеймс задался целью показать, что эта чистая недвойственная непосредственность и есть «базовый материал» реальности, так сказать, и что как субъект, так и объект, как разум, так и тело, как внутреннее, так и внешнее суть нечто вторичное или производное. Они приходят после — после первичности непосредственности, являющейся, можно так сказать, предельной реальностью.

И Рассел совершенно прав, отдавая Джеймсу пальму первенства в том, что тот являлся первым «мейнстримовым» или «общепризнанным» философом, который развивал эту недвойственную позицию. Конечно же, практически все занимающиеся мистицизмом и созерцанием мудрецы твердили то же самое в течение тысячелетий, но Джеймс, и в этом его вечная заслуга, триумфально внёс данную идею в мейнстрим и в процессе этого убедил Рассела в её истинности.

Джеймс ввёл это недвойственное понимание в своём очерке «Существует ли „сознание“?». И он ответил на этот вопрос так: сознания не существует, и это смутило многих людей. Но его идея попросту состояла в том, что если вы очень пристально всмотритесь в сознание, то обнаружите, что оно не вещь, не объект, не сущность. Если вы пристально всмотритесь, то увидите, что сознание просто в единстве со всем, что непосредственно возникает, — как мы видели в случае с горой, например. Вы как субъект не видите гору как объект; скорее вы и гора суть одно в непосредственности действительного опыта. Так что в этом смысле сознания как субъективной сущности не существует: оно не есть нечто отдельное, переживающее опыт чего-то ещё отдельного. Есть лишь Один вкус в непосредственности переживания.

Посему чистое переживание — это не расщепление на внутреннее и внешнее: в нём нет ничего двоякого или двойственного! Как Джеймс характерно выразился: «У переживания, по моему убеждению, нет подобной внутренней дублированности».

И обратите внимание на то, что дублированность имеет смысл как «двоякости», так и «лжи». Двоякость переживания — это фундаментальная ложь, первоначальная неправдивость, начало неведения и обмана, начало избитого «я», начало сансары, начало лжи, поселившейся в сердце бесконечности. Каждое переживание — такое, какое оно есть, — появляется как Один вкус: оно не появляется раздробленным и расщеплённым на субъекта и объект. Это расщепление, эта дублированность есть ложь, фундаментальная ложь, первоначальная неправдивость и начало «маленького „я“», избитого «я», «я», которое прячет своё Изначальное лицо в формах своего собственного страдания.

Стоит ли удивляться, что великий исследователь дзен-буддизма Д. Т. Судзуки заявил, что радикальный эмпиризм (или недвойственный эмпиризм) Джеймса — это самое близкое к пониманию «не-ума», или Пустоты, к чему подобрался Запад. Это, наверное, излишне сильное утверждение, но смысл вам понятен.

Рассел довольно слабо понимал тот факт, что великие созерцательные философы-мудрецы — от Плотина до св. Августина, Майстера Экхарта, Шеллинга, Шопенгауэра и Эмерсона — уже разрешили или растворили тот субъект-объектный дуализм. Но если отвлечься от этого непонимания, то в остальном Рассел излагает очень чёткое введение в великое достижение Джеймса:

Основная цель этого очерка [«Существует ли „сознание“?»] состояла в том, чтобы опровергнуть утверждение, будто отношение субъекта и объекта имеет фундаментальный характер. До момента его написания философы считали само собой разумеющимся, будто существует некий процесс под названием «познание», в ходе которого одна сущность — познающий, или субъект, — сознаёт другую сущность — познаваемую вещь, или объект [«две ладони» опыта]. Познающий считался разумом или душой; познаваемый объект мог представлять собой материальный объект, некую извечную сущность, другой разум или, в случае самосознания, быть тождественным познающему. Почти всё в общепризнанной философии опиралось на дуализм субъекта и объекта. Разделение на разум и материю... и традиционная концепция «истины» должны быть кардинально пересмотрены, если мы не признаём разделения на субъект и объект в качестве чего-то фундаментального.