Любимицы королевы - Виктория Холт

— Она играет на клавесине ее величеству, ставит компрессы, делает массаж. Я часто видела ее сидящей на скамеечке у ног королевы. Если Хилл рядом нет, королева тут же посылает за ней. Я слышала их смех и… передразнивания.

Глаза Сары сузились. Высмеивают ее. Высмеивают герцога. Да, это поистине враг. Ну, она ей задаст. Скоро никто при дворе не посмеет произнести фамилию Мэшем!

— А потом еще, ваша светлость, ее кузен. Она с ним очень дружна, и он носится с ней.

— Кузен?

— Мистер Харли, ваша светлость.

Сердце у Сары заколотилось. Несколькими словами Дэнверс придала совершенно другую окраску всей истории.

— Они довольно тесно общаются. Он называет ее «дорогая кузина», а она изо дня в день впускает его в зеленый кабинет, и они сидят там вместе: королева, мистер Харли, Эбигейл Хилл… и принц, но он спит почти все время.

— Почему не рассказали об этом раньше?

— Я хотела… но, казалось, ваша светлость не желает слушать.

— Харли в зеленом кабинете с королевой, а я не желаю слушать! Вы спятили, Дэнверс. Выжили из ума. Что еще?

— Иногда с мистером Харли приходит мистер Сент-Джон, ваша светлость. Они в прекрасных отношениях с Хилл.

— Долго это продолжается?

— Не знаю, ваша светлость… по-моему, долго.

Герцогиня поднялась и вышла. Подобные потрясения в ее жизни случались редко. То, что ей казалось наглостью невоспитанной горничной, оказалось серьезной придворной интригой.

Сара была в растерянности. Впервые в жизни она не знала, как действовать. Джон за границей. От Годолфина проку мало. С Сандерлендом она не ладила. И непонятно, сильно ли потеснила ее Эбигейл в сердце королевы.

Герцогиня знала, что Анна не может обходиться без подруг. Так повелось с детства; и Мария, ее сестра, была такой же, пока не вышла за Вильгельма. Анна избрала в наперсницы Сару, но Сара терпеть не могла ее чрезмерного обожания; она раздраженно отворачивалась от его проявлений, и подчас, как понимала сама, выдавала свои чувства. Не будь Анна королевой, Сара давно порвала бы с ней отношения. Они претили ее натуре; и с возрастом Анна становилась для нее все противнее. Но ей требовалось расположение Анны. Саре нужно было управлять королевой, раз она собиралась принести своей семье славу и богатство.

Герцогиня находила себе дела вдали от двора, она избегала королеву, это так, а в ее отсутствие эта тварь, это ничтожество, почти что прислуга коварно подлизывалась к королеве со своими лосьонами и компрессами, музыкой и передразниванием, лестью и заботливостью.

— Какая гнусность! — восклицала Сара.

Но она понимала, что любой ценой должна изменить это положение. Жаль, что рядом нет Джона. С его холодным, рассудительным умом он бы знал, как надо действовать. Иногда она укоряла Маля за осторожность. Однако сейчас ей не хватало именно его осторожности.

— Что делать? Бессмысленно видеться с этой старой дурой, Анна опять будет твердить: «Я советовала Мэшем сказать вам, а она не захотела». И ничего больше от нее не добьешься.

Значит, надо снова увидеться с Эбигейл и, если будет нужно, придется вытрясти правду из этой твари.

Сара поехала в Вудсток. Там, по крайней мере, находилось свидетельство почтения к Мальборо. Бленхейм должен был стать одним из самых роскошных дворцов в Англии, и строился он для Мальборо в память о замечательной победе герцога.

Это был бальзам на душу; но она не ладила с Ванбру и жалела, что приняла его проект. Держался архитектор надменно. Как будто дом строился для него. Она отчитала Ванбру, и это слегка развеяло ее мрачное настроение, но в сложившихся обстоятельствах ничего не могло изменить.

Сару потянуло к перу и бумаге. Она успокаивалась, изливая гнев в словах. Написанные, они приносили почти такое же удовольствие, как высказанные.

В письме герцогиня осыпала королеву упреками в двуличии. Почему, почему, почему она скрывала от нее замужество Мэшем? Какой в этом был смысл? Миссис Фримен, всегда заботившаяся о миссис Морли, поражена, что та могла так обойтись с нею.

Анна ответила:

«В последнем письме Вы изволили совершенно несправедливо обвинять меня, особенно относительно Мэшем. Говорите, я уклонилась от прямого ответа на то, что было для вас предметом наибольшего беспокойства, придав происшедшему ложную окраску, и это возбудило у вас подозрения. То, что я сказала вам — совершенная истина, безо всякой, по-вашему выражению, окраски…»

Это письмо, совсем не похожее по тону на другие письма от «несчастной верной Морли», могло бы предостеречь Сару, но герцогиня была не в состоянии внимать каким-либо предостережениям.

Она, по собственному выражению, хотела получить прямые ответы на прямые вопросы, хотела знать, что за отношения установились между Эбигейл и Анной, удалось ли этому ничтожеству вытеснить Сару из сердца королевы и что происходит в зеленом кабинете между королевой, Харли, Сент-Джоном и Эбигейл Хилл.

Сара написала Эбигейл, что хотела бы, как только вернется из Вудстока в Лондон, встретиться с ней. Но когда вернулась, поняла, что Эбигейл избегает ее, и Сару охватило бешенство.

Она решила, что горничная, являясь к ней, зная, что герцогиня в отъезде, умышленно ведет себя нагло.

— Если эта горничная еще раз придет, — распорядилась Сара, — я в отъезде.

Но она понимала, что, поговорив с Мэшем, выяснит все о положении дел, и когда та прислала записку с кроткой просьбой о встрече, согласилась удовлетворить ее просьбу.

Записка была написана хорошим языком. Сара не сомневалась, что под диктовку Харли. Вся картина становилась ужасающе ясной. Харли и Сент-Джон — враги Черчиллов. И всегда были врагами, несмотря на велеречивые восхваления герцога. Они сговорились сокрушить сообщество Мальборо. Саре они оба никогда не нравились. Она говорила об этом Джону много раз. Но Джон доверял Харли, Годолфин тоже. Она одна разбиралась в людях и знала, что доверять этим двоим нельзя. Теперь выясняется, что они постоянно совещались с королевой в зеленом кабинете — им открыла туда доступ Эбигейл Хилл, настоящая змея, которой она сама предоставила возможность вредить своему делу.

Встретились они в апартаментах Эбигейл.

«Да, — подумала Сара, — она изменилась. Уже не прежняя скромница — хитрая тварь. Харли привил ей уверенность в себе».

Держалась девушка безмятежно, с достоинством, внешне любезно, почтительно — теперь уже не Хилл, а Мэшем. Любимица королевы, однако перед герцогиней Мальборо по-прежнему горничная.

— Наконец-то я встретилась с тобой! — сказала Сара. — Меня поражает твое поведение.