Ева и головы - Дмитрий Ахметшин

— Что это? Рука?

Это и правда была рука, крохотная, как будто детская, ручка. Покрытая красноватой слизью, она начиналась где-то у позвоночника и, изгибаясь в локте, упиралась костяшками пальцев в живот мужчины, создавая то напряжение тканей, которое они видели, когда осматривали живот. Было ещё много чего — кишки, размером и длинной, насколько могла судить Ева, почти как у свиньи, какие-то мешочки, колышущиеся, будто дышащие, свертки и трубки… Но всё не так — всё это смещено, раскидано, повергнуто в хаос неведомо откуда взявшейся конечностью. Девочка увидела желудок в сетке синих вен, и подумала, что он выглядит точь-в-точь как мешок, полный птичьих перьев. Если его сжать, может, они фонтаном взметнутся изо рта мужчины.

— Неисповедимы мысли господни, — бормотал Эдгар без остановки. — Мысли господни… нельзя, чтобы это видел кто-то, кроме нас. Что мне делать?

Ева взглядом спросила разрешения, но Эдгару не было никакого дела — он был занят очередным разговором с самим собой, скорее всего, как и прочие, бесплодным. Тогда девочка дотронулась до конечности. Холодная, скользкая, неживая… или нет? Какое-то внутреннее сопротивление, такое, что сразу не почувствуешь.

— У него родится ребёночек?

— Такого не бывает, — Эдгар бросил на Еву короткий взгляд. — Никогда мужчина не сможет родить ребёнка. Это знак, символ, но вот только — какой?

В толпе возникло движение — то в толпу влились уличные музыканты, артисты, нищие, женщины, расхваливающие себя на все лады; словом, все, кто сопровождает сборища народу везде, где бы этот народ не изволил собраться. Они вылезли откуда-то все разом, словно многоножки после захода солнца, тут же принялись баламутить людскую массу, требуя у всех подряд денег, запевая хриплыми голосами песни, наигрывая продрогшими руками что-то на музыкальных инструментах… первые шарики, пущенные руками жонглёров, взмыли в воздух — в сером мире они тоже казались до странности серыми. Ева дежурно поразилась, откуда бы в столь мрачном месте взялся столь яркий и разношёрстный люд, но потом подумала, что все эти бродяги, наверное, вроде мошек, что сопровождают стада коров — повсюду следует за мастером каравана и его свитой.

Но люди мало реагировали на развлечения. Они все, как один, смотрели в сторону их невзрачной телеги, где Эдгар пытался прекратить бешеную пляску своих рук.

Пар от доброй сотни ртов поднимался к небу, обесцвечивая его на манер города.

Девочка дёрнула великана за рукав.

— Что ты будешь делать?

Эдгар как будто забыл о необходимости что-то делать. Он шевелил губами, не то проговаривая про себя молитву, не то пытаясь успокоиться, и только когда Ева спросила повторно, глаза великана сфокусировались на ней.

— А что мне делать? Скажи, что ты думаешь, приведение несвершившихся моих поступков?

— Ты хочешь оставить его умирать? Ведь если она будет расти, то этот мужчина умрёт, верно? Нужно её отрезать.

Эдгар схватился за голову, измазав себе виски тёмной кровью. Скальпель, отскочив от сундука, упал на пол, и девочка наклонилась, чтобы нашарить возле сундука холодную его ручку.

— Зачем ты задаёшь мне все эти загадки?

Ева выпрямилась, собравшись было уже ответить, и только потом поняла, что Эдгар ждёт ответа вовсе не от неё. Вряд ли он вообще ждёт ответа. Он привык задавать свои вопросы в пустоту.

— Становятся ли объятья тремя руками крепче, или же третья рука тянется к горлу, пока две других тебя обнимают? Я глуп, Господи, как я глуп! Я не знаю, что мне делать.

— Но у нас нет времени, — сказала Ева одними губами. — Они ждут.

Мужчина дёрнулся, колени вздрогнули, будто от щекотки. Под веками стало заметно движение, видимые полоски белков будто порозовели. Эдгар отдёрнул руки, а потом придвинулся к пациенту и вслушался в дыхание.

— Прости меня, Господи! — из груди великана, напугав Еву и стоящую у лестницы женщину, вырвался хриплый рёв. Рука со скальпелем нырнула в живот, будто хищная птица, что сорвалась с небес, растопыривая лапы, за добычей, и Ева увидела, как костоправ, схватив крохотную руку за запястье, отсёк её у самого основания. Брызнула кровь, Ева, поневоле зажмурившись, была уверена, что слышала, как хрустнула косточка.

Эдгар, закусив до крови губу, перетягивал обрубок нитками, превращая в культю. Если мужчина и выживет, в будущем, возможно, она доставит немало неудобств.

— Боже мой, что это?

Великанша с недюжинным проворством взлетела по лестнице, но Ева уже упаковала отрезанную конечность в мешок.

— Опухоль, которая убивала вашего мужа, — ответил Эдгар. Он закончил с культёй и торопливо сшивал теперь брюшную полость. Иголка белела, погружаясь в плоть, и выныривала уже ярко-алой. Одна, та, которую Ева не раз видела в руках у цирюльника, сломалась, и девочке пришлось торопливо рыться в коричневой медицинской сумке в поисках другой, пока Эдгар специальным пинцетом извлекал из плоти обломок.

— Вы отрезали это у него из… изнутри? — женщина со страхом смотрела на окровавленный свёрток. — Он теперь умрёт?

Палец Эдгара взлетел вверх.

— Если будет на то Его воля. Просите, и воздастся вам. Со своей же стороны скажу, что он должен лежать так долго, пока не почувствует, что способен подняться на ноги. Не жалейте браги, ещё можно давать маковое и полынное молоко — не более нескольких капель каждый новый божий день. Прикладывайте к животу речные камни, завёрнутые в марлю, листья папоротника, лучше те, что красные — они отлично вытягивают боль.

— Я ни разу не видела, что у человека что-то вырезали изнутри и он выживал, — сказала женщина. Её трясло, Ева опасалась, что лапищи с обкусанными ногтями сейчас метнуться к горлу костоправа и помешают ему закончить работу.

— Я тоже, — сказал Эдгар. — Просто поверьте, что я сделал для вашего мужа всё, что было в моих силах. Он бы умер, если бы мы не предприняли никаких мер. Где-то здесь — может, у вашего левого плеча, — стоит сейчас ангел, что относит человеческие души в чистилище.

Словно ставя точку в монологе лекаря, затянулся последний стежок. Уродливый рубец был похож на гусеницу, мохнатую от обилия ниток.

Ева видела, как тяжело Эдгару — вряд ли он сам верил в то, что только что сказал. Он не поднимал глаза на собеседницу. Руки, вздрагивая от напряжения, пытались расстегнуть пуговицу на сумке. Девочка бросилась помогать, думая, что в какой-то мере это она повинна в том, что великан стал проще относиться ко лжи. Когда их совместное путешествие только начиналось, фантазии Евы, бывало, заставляли великана затыкать себе уши.

Внизу прослышали, что операция завершилась, и кружки взлетели вверх. Словно нимбы, качались они над головами в руках пьяных и не очень людей, которые поздравляли друг друга и пили за здравие излечённого. Жонглёры принялись жонглировать с новой силой, нищие ещё громче стенали о милостыне. Женщина повернулась, словно получила неожиданный удар в спину, лицо её, до этого бывшее смертельно-бледным, теперь багровело, наливаясь кровью как-то странно, одной половиной.