Когда мертвые оживут - Джон Адамс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нижеследующий рассказ также будет об опасности, смерти и диких животных. Предоставим слово самой писательнице: «Этот рассказ о неизбежности естественного отбора. И еще он об аллигаторах. Я всегда питала страсть к рептилиям, а также вирусологии — довольно забавное увлечение для веселой миниатюрной блондинки. Какие только ядовитые рептилии меня не кусали, а одним из наиболее запоминающихся событий в моей жизни стала поездка в Национальный парк Эверглейдс во Флориде, чтобы посмотреть на аллигаторов. После таких экскурсий начинаешь отчетливо осознавать, что в природе есть существа, во много раз более приспособленные к окружающей действительности, чем мы, люди. И для аллигатора мы не более чем пылинка в глазу».
В воздухе над разрушенным кампусом витает запах — отвратительный, густой, зеленый. Это запах рептилий, обитающих в здешних болотистых землях, и еще так пахнут тайны. Он проникает сквозь наглухо закрытые окна и двери, просачивается через любую преграду. Над пустой квадратной площадью развевается на ветру зеленый флаг, вывешенный в одном из окон последнего этажа физического факультета. Значит, там находятся люди, и они ждут помощи… которая может так никогда и не появиться. Интересно, столь же сильно ощущают болотный запах те, кто застрял в аудиториях? В тех аудиториях, где некогда изучали тайны Вселенной, сейчас бьются над одним-единственным вопросом: как выжить?
Через дорожку в направлении Шаттак-авеню метнулась тень. Я быстро переместила подзорную трубу и успела засечь большого черного кота — он исчез под мостом Поцелуев. За два часа вахты это было второе увиденное мною крупное существо. Первой была бродячая собака. Однако это ни в коей мере не означает, что наблюдение можно прекратить. Аллигаторов не разглядишь, пока они не атакуют, — у этих тварей идеальная маскировка. Но зомби в этом мертвом мире разглядеть еще труднее. Энциклопедия хищников: «А» — аллигатор, «3» — зомби.
Я нахожусь в Калифорнии, за несколько тысяч миль от Флориды, но в настоящее время это не имеет никакого значения: Эверглейдс сейчас здесь. Я поудобнее пристраиваюсь на подоконнике и продолжаю наблюдать за кампусом, вдыхая неизменный на протяжении тысячелетий запах болот.
Мне было восемь лет, а Уэсу двенадцать в тот год, когда мы последний раз ездили к бабушке с дедушкой во Флориду. По устоявшейся традиции бабушка с Уэсом с утра пораньше улетучивались из дому и дни напролет проводили на залитых солнцем пляжах, купались, загорали и собирали морские ракушки, я же оказывалась в пожелтевших от табака дедушкиных руках. Дедушка был моим тайным сообщником, он вовсе не считал любовь к змеям и прочим ползающим гадам чем-то необычным для маленькой белобрысой девочки из штата Огайо. Мы вдвоем чудесно проводили время: посещали зоопарки, фермы по разведению аллигаторов и захламленные, несколько зловещие дома частных коллекционеров, которые держали змей и ящериц в аквариумах в темных комнатах, где постоянно поддерживалась неизменная температура и влажность и куда никогда не проникал луч солнца. Родители спокойно относились к моему увлечению — они полагали, что это временное явление и рано или поздно пройдет. Дедушка же сразу понял, что это призвание.
Дед умер пять лет назад, меньше чем через месяц после того, как я закончила школу. Вскоре скончалась и бабушка. И это хорошо. На протяжении последних дней я не получала никаких новостей из Флориды, также до меня не доходила информация о том, чтобы из могил поднимались мертвецы, пролежавшие несколько лет. К жизни возвращались лишь те, кто умер недавно. Мои бабушка и дедушка должны покоиться с миром.
Вспоминая те каникулы во Флориде, когда мне было восемь, а Уэсу двенадцать, должна сказать: восхитительное выдалось лето, из тех, которые запоминаются на всю жизнь. На второй день после приезда дедушка разбудил меня в половине пятого утра. Долго тряс за плечо, а когда я проснулась, с заговорщицкой улыбкой — ну точь-в-точь секретный агент — прошептал на ухо: «Давай, Дебби, одевайся. Хочу тебе кое-что показать». Он вытащил меня из постели, дождался в прихожей, когда я оденусь, и потом едва ли не на руках вынес из загроможденной вещами квартиры на улицу, где усадил на переднее сиденье своего древнего пикапа. В воздухе висел густой аромат цветов, названий которых я не знала, а влажность, несмотря даже на то, что до восхода солнца оставалось еще несколько часов, была такой высокой, что волосы быстро намокли и скрутились колечками. Вдалеке пару раз брехнула и сразу же угомонилась собака. От этого лая я окончательно проснулась и поняла наконец, что не сплю, что впереди нас ожидает приключение.
Ехали мы примерно час и под конец выбрались на узкую немощеную дорогу, усеянную щебнем и более крупными обломками камня, так что грузовичок ежесекундно подбрасывало. Дедушка отчаянно костерил подвеску, я же только похихикивала. Прилепившись к открытому окошку, я пыталась угадать, какие волнующие события нас ожидают. Дед припарковался возле небольшого полуразрушенного причала со сваями, зелеными от наросшего за десятки лет мха. На причале нас встретил мужчина в джинсах и оранжевой парке, с лицом, изборожденным морщинами. Хотя многое из того, что происходило в тот день, кажется мне сегодня не более чем сном, я точно помню, что мужчина не проронил ни слова. Он протянул руку раскрытой ладонью вверх и после того, как дедушка положил на нее пачку банкнот, ткнул пальцем в сторону лодки, стоявшей на якоре в конце причала; она скакала вверх и вниз на волнах среди водорослей и разнообразного мусора.
На дне лодки лежали спасательные жилеты. Дедушка сперва надел через голову жилет на меня, а потом свой. Он взял в руки весла, и мы оставили причал за кормой. Я сидела молча. Когда мы оставались вдвоем с дедулей, лучше всего было просто подождать, пока он не решит начать свой очередной урок. Порой ожидание могло затянуться, но всякий раз оно оправдывало мои надежды. По обеим сторонам протоки угрюмо возвышались деревья, их ветви были украшены свисающими плетьми мха. Большинство стволов, казалось, вырастало прямиком из воды, словно они не имели отношения к раскиданным тут и там крошечным клочкам твердой суши. И вот дедушка заговорил.
Даже тогда я бы не смогла в точности записать его рассказ — что уж говорить о дне сегодняшнем, по прошествии пятнадцати лет. Собственно, слова как таковые и не имели большого значения. Он знакомил меня со страной по имени Эверглейдс так, будто представлял дорогому родственнику. Возможно, что так оно и было. Мы продвигались все дальше и дальше в источающую ароматы зелени темноту, вокруг непрерывно кружились и гудели москиты, а дедушка говорил и говорил. Наконец он поднял весла, и лодка медленно остановилась на открытом пространстве — самом большом из тех, что встретились нам за все время путешествия.
— Здесь, Дебби, — тихо сказал дедушка. — Что ты видишь?
— Так красиво!
Он нагнулся и подобрал со дна лодки небольшой камень.
— Смотри, — произнес дедуля и бросил камешек в воду.
Звук всплеска отразился от окружающих нас деревьев, и тотчас же плавающие вокруг бревна начали открывать глаза, а участки суши двинулись по направлению к воде. Буквально через несколько секунд шесть огромных болотных аллигаторов — я прежде видывала таких только в зоопарке — показались на мгновение и снова скрылись в глубине болота, точно их никогда и не существовало.
— Всегда помни, девочка моя, что природа может быть жестокой, — произнес дедушка. — Бывает, то, что выглядит совсем безобидно, причиняет тебе наисильнейшую боль. Вернуться не хочешь?
— Нет, — заявила я, и это была чистая правда.
Последующие три часа мы просидели в лодочке, поедаемые заживо москитами, и наблюдали за тем, как медленно возвращаются аллигаторы. Никогда, ни до того, ни прежде, не ощущала я себя в такой гармонии с окружающим миром, как в тот летний день.
Я так рада, что дедушка с бабушкой умерли именно тогда, когда умерли.
Та часть кампуса, которую можно увидеть через окно, выглядит заброшенной и лишенной всяческого движения. Несколько тел, попадающих в поле зрения, за все время наблюдения ни разу не пошевелились. Но я не доверяю их неподвижности. Не доверяю аллигаторам, никому. Я еще не видела площадь такой чистой — ну, если, конечно, не считать десятка трупов. У ветра было достаточно времени, чтобы смести весь мусор. И еще — тишина. Даже птицы исчезли. Хотя их, похоже, и не поразила та же болезнь, что млекопитающих, однако в отсутствие студиозусов, разбрасывающих тут и там пищу, птицам здесь делать нечего. Мне лично не хватает птиц. Еще больше мне не хватает остальных студентов, хотя их и можно найти, если постараться. Это будет нетрудно. Все, что нужно сделать, — это выйти на улицу и подождать, когда они унюхают запах крови.