Серая Женщина - Элизабет Гаскелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старшина присяжных Томас Фиск и другие…»
Выслушав текст, Хью Луси произнес еще более мрачно, чем прежде:
– Все их раскаяние ничего не значит для моей Лоис и не вернет ей жизнь.
Затем капитан Холдернесс рассказал, что в утвержденный по всей Новой Англии день всеобщего поста, когда все молельные дома наполнились прихожанами, стоявший на своем обычном месте старый-старый человек с седыми волосами передал на кафедру письменное свидетельство, которое уже раз-другой пытался прочитать сам. В послании он признавался в тяжком заблуждении относительно салемских ведьм и молил Господа простить его самого и сограждан. В заключение же призвал земляков обратиться к Всевышнему и всем вместе попросить его простить их прежнее заблуждение и не карать ни соотечественников, ни его семью, ни его самого. Этот старик, оказавшийся не кем иным, как самим судьей Сьюэллом, который был назначен специальной комиссией рассматривать дела салемских ведьм, продолжал стоять все время, пока священник зачитывал его признание, а в заключение произнес:
– Щедрый и милосердный Господь будет рад спасти Новую Англию, меня и мою семью.
Как выяснилось впоследствии, судья Сьюэлл установил для себя специальный день для покаяния и молитвы, чтобы поддерживать в сознании и душе чувство вины за участие в постыдных судах, и до конца жизни не пропустил ни единой годовщины.
Голос Хью Луси дрогнул:
– Все это не вернет мне ни моей Лоис, ни надежд молодости.
Но когда капитан Холдернесс покачал головой (ибо что он мог возразить в ответ на очевидную правду?), Хью добавил:
– Вы не знаете, какой именно день судья выбрал для покаяния?
– Двадцать девятое апреля.
– В таком случае и я здесь, в Барфорде, пожизненно присоединю свои молитвы к молитвам судьи и тоже буду просить Господа о том, чтобы грех стерся с лица земли и померк в забвении. Знаю, что она бы этого хотела.
Кривая ветка
В начале XIX века в Йоркшире, в местечке под названием Норт-Райдинг, на небольшой ферме поселилась почтенная пара по фамилии Хантройд. Поженились они в солидном возрасте, хотя познакомились еще очень молодыми. Найтен Хантройд работал на ферме отца Эстер Роуз и начал ухаживать за ней в то время, когда родители девушки рассчитывали на лучшую партию, поэтому, не обращая внимания на чувства дочери, они бесцеремонно уволили Найтена. Он уехал, а спустя время, когда племяннику было уже под сорок, умер его дядя, оставив достаточно денег, чтобы купить небольшую ферму и положить некоторую сумму в банк на черный день. Одним из следствий нового финансового благополучия стало то, что срочно потребовались жена и экономка, поисками которых он и занялся не особенно, впрочем, активно. И вот однажды услышал он о том, что прежняя любовь, Эстер, так и не вышла замуж, как он считал, а влачила жалкое существование в качестве горничной в городе Рипоне. Отца ее постиг ряд неудач, в старости приведших в работный дом, мать умерла, брат с трудом содержал большую семью, а сама Эстер к тридцати семи годам превратилась в невзрачную служанку.
Узнав об этих поворотах колеса фортуны, Найтен испытал нечто вроде удовлетворения – впрочем, длившегося всего минуту-другую. Собеседнику он ничего не сказал, да и вообще не произнес ни слова, но уже через несколько дней отправился в Рипон и в лучшей воскресной одежде предстал перед кухонной дверью миссис Томпсон. В ответ на обстоятельный стук добротной дубовой палки дверь открыла сама Эстер. Она стояла на свету, Найтен же оставался в тени. Молчание продолжалось мгновение, пока он разглядывал лицо и фигуру любимой, которую не видел двадцать лет. Свежая прелесть юности бесследно исчезла. Теперь перед ним стояла, как я уже сказала, невзрачная женщина с простыми чертами лица, но с все еще чистой кожей и лучистыми молодыми глазами. Фигура уже не выглядела привлекательной, но была аккуратно задрапирована голубой блузой, перехваченной на талии тесемками белого передника. Холщовая красная юбка открывала все еще аккуратные лодыжки. Бывший поклонник не впал в экстаз, а просто сказал себе: «Пойдет» – и безотлагательно приступил к делу.
– Эстер, ты, конечно, меня не помнишь. Я – тот самый Найтен, которого двадцать лет назад, в Михайлов день, твой отец прогнал со двора за то, что возмечтал о тебе как о жене. С тех пор я ни разу не задумывался о женитьбе. Но дядя Бен умер и оставил мне приличную сумму в банке. Я купил ферму, завел небольшое хозяйство, и вот теперь решил, что кто-то должен за всем этим присматривать. Не хочешь поехать со мной? Не бойся, не обману. У меня есть молочная ферма, да и землю можно распахать. Только для этого нужны лошади, которых пока еще нет, а потому до поры до времени можно обойтись коровами. Вот и все. Если согласна, то я приеду за тобой, как только закончу уборку сена.
– Входи и присядь, – спокойно ответила Эстер.
Найтен принял приглашение. Некоторое время она обращала на него не больше внимания, чем на его палку, поскольку занималась обедом для семьи, на которую работала. Он же обратил внимание на ее быстрые, ловкие движения и снова подумал: «Пойдет». Спустя двадцать минут молчания и наблюдения Найтен встал и проговорил:
– Что ж, Эстер, пожалуй, мне пора. Когда за тобой приехать?
– Поступай, как тебе будет угодно: меня все устроит, – отозвалась Эстер равнодушно, но Найтен заметил, что она сначала покраснела, а потом побледнела и задрожала, а потому в следующий миг основательно, от души поцеловал ее.
Эстер же отчитать дерзкого фермера средних лет, увидев, что тот полностью уверен в себе, не решилась.
– Что же, я поступил так, как угодно мне. Надеюсь, что так угодно и тебе. Значит, предупреждение за месяц и месячное жалованье? Сегодня восьмое июня. Восьмого июля состоится наша свадьба. Ухаживать мне некогда, да и свадьба должна пройти быстро. В нашем возрасте двух дней хватит.
Все это казалось сном, однако Эстер решила ни о чем не думать до тех пор, пока не закончит работу, а вечером, все убрав и помыв посуду, отправилась к хозяйке и предупредила об увольнении, попутно в нескольких словах рассказав историю своей жизни.
Прошел ровно месяц, и она вышла замуж, покинув дом Томпсонов. Плодом этого брака стал единственный сын Бенджамин, а всего через несколько лет после его рождения в Лидсе умер брат
