Ключ - Наталья Болдырева

Сет заглянул за угол — тихо, будто приколоченная гвоздями, висела над входом огромная жестяная шкура освежеванного вепря. Мелко семеня, обогнул здание, и с другой стороны обнаружил черный ход, загроможденный пустыми телегами и ящиками. Конечно же, запертый.

Пока руки возились с замком, уши ловили каждый шорох. Сет спиной видел улицу и чуял, что улица тоже видит его — как на зло, это был светлый переулок. И потому, когда вдалеке раздался цокот копыт по мощеной камнем мостовой ремесленных кварталов, Сет прыгнул через борт ближайшей телеги, закрылся промасленной, тошнотворно воняющей ветошью.

Всадники промчались мимо. Двое. Две петли в ажурное кружево. Стоило накинуть петельку на крючок.

Сет не стал делать этого.

Прошибаемый холодным потом, вылез из повозки, унял дрожь в руках и отпер замок — очень быстро и очень тихо. Притворенная за спиной дверь отрезала ощущение преследовавшего по пятам врага. Тьма загроможденного подвала накрыла Сета, спрятала от посторонних глаз. Боясь вздохнуть, он спустился по каменной лестнице — крыса метнулась из-под ног и побежала вперед проводником.

Он почувствовал вдруг острый, режущий голод, но заставил себя не обращать внимания на терзающие спазмы в желудке. В кожевенной мастерской нечем было поживиться. Подвал был переполнен удушающими запахами сыромятных кож. Чуть скошенный пол подсказал верную дорогу, и Сет прибавил шагу, обогнал крысу и скоро первым был у забранного решеткой стока. Так же быстро и аккуратно снял замок, вытянул прут, поднял решетку и нырнул в открывшееся отверстие.

Пришлось зависнуть на руках — дыра открывалась прямо в потолок комнаты еще большей, чем та, что он только что покинул. Едва удерживаясь на скользких краях, дернул решетку к стоку, с трудом водрузил на место прут и, защелкнув замок, разжал пальцы. Крыса осталась далеко наверху, а он, пролетев сколько-то под землей, с шумом упал в сточные воды, мысленно вознося молитвы богу за дождливое лето и полноводную реку.

Вонючая вода захлестнула с головой, потянула мягко в воронку, пробуравленную его телом, и так же мягко толкнула назад. Сет заработал ногами, и скоро светловолосая макушка вынырнула на поверхность. Оглядевшись и ничего не увидев в непроглядной тьме, он поплыл по течению, круто забирая в сторону, пока не почувствовал по правую руку, уходящую куда-то неразличимо вверх, стену. Но пришлось еще долго дрейфовать вдоль высокой стены, по ленивому течению вместе с мелким мусором и отбросами, пока колени не стукнулись о внезапно вынырнувшие из мрака ступени. Оскальзываясь, он на четвереньках миновал несколько, вышел на сухой камень, но и тогда ему пришлось подняться еще немного, чтобы выбраться на широкий окаем подземного русла.

Сток простирался под городом во всех направлениях — ветер гулял в туннелях. Своды терялись во тьме и угадывались лишь по редким рассеянным кругам света, слабо сочащегося из таких же сливных люков, каким воспользовался Сет. Впереди ничего не было видно на расстояние вытянутой руки. Сет замер в нерешительности.

«Дай мне», — прозвучало требовательно, и Сет вздрогнул. Но это была не Топь. Крысёныш, прятавшийся в густой кроне вяза, раскинувшего свои ветви над постоялым двором так спешно покинутым Сетом, нетерпеливо теребил: «дай мне, дай мне, мне»! И Сет повиновался, отступил привычно — в те глубины сознания, которые показала ему Топь.

За пару кварталов к западу и на сотню локтей выше замер, вцепившись в ветви, маленький оборвыш. Человек, стоявший чуть вытянув руки вперед, на мгновенье обмяк. Затем фигура его неловко распрямилась. Он снова вытянул руки, теперь уже рассматривая их, поднес ладони к лицу. Несколько шагов по каменному полу дались ему с трудом. Он норовил пригнуться, помочь себе, касаясь пальцами пола, но мешал высокий рост.

Сет вернулся назад — всего на полшага, достаточно, чтоб подтолкнуть малыша, показать, как правильно. «Малыш», — определенно, это имя нравилось ему больше, чем «Крысёныш», но Сет не оставил мысли выбрать зверьку нормальное, человеческое имя, да и тому не глянулось новое прозвище. И пока высокий белокурый человек бежал по коридору, все больше распрямляясь с каждым шагом, что-то третье — не мужчина и не ребёнок, рылось в общей памяти, перебирая и одно за другим отбрасывая непонравившиеся имена.

Тем временем, мальчик, сидевший в ветвях дерева, вдруг крепче сжал пальцы. Остекленевший на минуту взгляд сфокусировался, заметался меж фигурами крадущихся по двору людей. Входя в приоткрытые ворота, они спешили скрыться в тени лестниц и галерей, ласточкиными гнездами прилепившихся к стенам. В проеме ворот, сжимая плечо перепуганного сторожа, стоял высокий и широкоплечий. Когда последний проник внутрь, тот вытолкнул старика наружу и опустил засов. Как муравьи, рассыпались по лестницам черные тени: бесшумно распахивались двери, неслышно крались непрошенные гости, и постояльцы молча выволакивались во двор, где ходил уже раздраженно перед нестройной шеренгой Воин.

Как ни крепок сон в предрассветные часы, постоялый двор не спал.

Гвардейцы врывались в комнаты, и взгляд натыкался на настороженный взгляд. Всё громче становился шелест ног по лестницам, но никто не кричал, не пытался бежать, и человек посреди двора зло выругался, хлопнул зажатыми в кулаке перчатками по бедру.

— Всем выйти во двор! — прокричал он, и прозвучало это командой, отданной на плацу.

Постоялый двор ждал приказа: молча выходили на галереи, щурились на высокого и широкоплечего, так же молча спускались по лестницам. Королевские гвардейцы, нервно обнажали клинки, конвоируя вниз безоружных ремесленников.

Воин чертыхнулся.

— Отставить! — крикнул он. — В комнатах, он должен быть там, — и добавил чуть тише, — он не смог бы так быстро оправиться.

Сталь вернулась в ножны, но, обежав весь двор, от подвала до чердака, солдаты приволокли лишь до смерти перепуганного хозяина.

— Кто? — Воин сграбастал его за воротник, мучительно, до сведенных судорогой скул, пытаясь сформулировать вопрос. — …кто попросился к тебе на постой сегодня?

Хозяин мелко закивал, побежал по двору, выдергивая из толпы одного, другого, и Марк подходил, вглядывался в лица, заранее зная — его нет здесь.

«Ушёл! Ушёл! Немыслимо». Тоска сжала и без того саднящее сердце. Он отвернулся, окинул взглядом начавшее алеть небо. Прямо на него, с ветки нависшего над двором вяза, во все глаза глядел маленький грязный оборвыш — сидел по-птичьи на одной ветке, держался руками за другую и таращился, распахнув огромные синие глаза.

— Свободны! — Воин махнул перчаткой. Заложив руки за спину, прошел несколько шагов под дерево.